Заговор генералов - Фридрих Незнанский

– Справа – новое дитя Газпрома, слева, за перелеском, красивые особнячки-коттеджики. Удовольствие дорогое, хотя и довольно-таки стандартное. Гаражи, сауны и бассейны – ниже уровня океана. А вот о наличии подземных ходов не информирован. Охрана сволочная. Своих знает по запаху. А что, нам туда?

– Похоже, – заметил сидящий «на сигнале» Анатолий.

– Твоя машинка как, на версту потянет? – спросил Демидыч.

– Да. Дальше только сигнал.

– Вот и давайте пока без надобности не светиться. Выбирай себе, Самоха, подходящую опушку и тормози. Как сигнал?

– Устойчивый. Наверно, приехали.

Трое вышли из машины, закурили.

– Пошла запись, – сообщил Анатолий, и все сунули головы в салон. Федор взял отводной наушник.

«– Ну что у тебя, милок, опять какая незадача? – раздался хриплый и низкий голос. – Смай дубло-то свое. Костик!…» Голоса стали удаляться.

– Вот черт! – ударил кулаком по коленке Анатолий. – Все, парни! Кончилась запись! Микрофон унесли… Остался только сигнал.

Продолжительные попискивания шли еще минуту-другую. Микрофон доносил покашливания и сопения. И вдруг громкий мат – и тишина.

– А вот теперь уже полный!… – выругался Анатолий. – Нашли микрофон. Значит, никакого ему доверия – этому капитану. Сейчас из него, наверно, котлету де-воляй будут делать, а мы даже не знаем, в каком из домов. Зря не продублировали.

– Ну что, мужики, – выждав, спросил Демидыч, – будем светиться или сперва доложимся?

– Толян, выходи на связь, – сказал Федор.

Анатолий связался с агентством и доложил дежурному – Денис Андреевич уже уехал в Генпрокуратуру – обо всех сложностях, с которыми они столкнулись. Вопрос стоял кардинально: светиться или нет. Дежурный велел ждать и сам связался с директором. Пока того вызывали, шло время, и парни нервничали. Практически вышло так, что вся работа – насмарку. Наконец дежурный прорезался:

– Кранты, парни, приказ возвращаться. Без комментариев.

…А в огромном коттедже Чумакова в это время дело едва не дошло до смертоубийства.

Как обычно, Костик забрал дубленку и кепку Ивасютина и ушел, оставив капитана с хозяином. Ивасютин начал рассказывать о вызове в МУР и сообщении о поимке Воробьева. Хозяин, слушая, мрачнел все больше, но тут свершилось вообще нечто страшное. С диким матом в гостиную ворвался Костик, держа на вытянутой ладони булавку с раздавленной, будто клоп, головкой.

– Навел, гад! Убью падлу! – орал он, приближаясь к ошарашенному капитану.

Павел Антонович с трудом утихомирил его и заставил рассказать, что случилось, но тот, брызгая в ярости слюной, все никак не мог объяснить внятно. Наконец успокоился и, перемежая нормальную речь матерной, рассказал, как, привычно обыскивая одежду пришедшего, наткнулся на этот «подарок» ментов.

А похолодевший Ивасютин уже и без подробностей все понял. И, как мог, постарался объяснить Чумакову случившееся. Устроили это, конечно, когда он разделся в приемной у Грязнова. Значит, проверка. Ум розыскника сразу выстроил цепочку. И когда он увидел, что хозяин стал наливаться кровью, и понял, что сейчас из него пустят юшку, сообразил, где его спасение.

– Что ж вы, вашу мать, продали меня?!

От такой наглости оба уголовника опешили.

– Я вам тут отчет, значит, готовлю, в письменном виде, а потом какая-то ваша сволочь все это выкладывает по телефону Турецкому, который объявляет на очередном совещании об утечке! Это что? Да он же теперь будет нас всех проверять и перепроверять!

– Погоди, паря, – остывая, задумался Чумаков. – Давай-ка еще раз и подробно. Кто мог кинуть, а? – Он грозно взглянул на Костика.

– А чего вы на меня смотрите? Вы Ленечку своего пытайте. Он у вас за дружка сердечного!

Чумаков даже побелел от ярости и лишь сдавленно прошептал:

– Вон! На парашу, козел!

Костик дернулся, но смолчал и ушел, грохнув дверью.

– Я знаю кто, – сказал самому себе Павел Антонович, вспомнив, как после первого же совещания в Генпрокуратуре получил сообщение капитана, о чем немедленно проинформировал Марка Кострова. Ну а тот, вероятно, сообщил своему шефу. А уже Коновалов – эта зараза с умом и жадностью профуры – кинул их всех. И после этого хочет иметь десять лимонов на свой счет? Западло, генерал… – Так ты считаешь, что тебя уже вычислили?

– Откуда мне теперь знать, Павел Антонович? Вот за жопу возьмут, тогда и узнаю, – глухо ответил капитан.

– А может, тебе поменять судьбу? Ну, уйти по-тихому?

– По-тихому теперь не получится.

– Погоди. Посиди тут, а я схожу подумаю.

Приволакивая ногу, Чумаков удалился из гостиной и в соседней глухой комнате без окон взял трубку сотового телефона. Набрал номер Коновалова. Через минуту с небольшим тот отозвался.

– Я это, – не называя себя, прохрипел Чумаков. – Нехорошо получается.

– Ты о чем? – узнал Коновалов голос Чумы.

– Это как же понимать? Я тебе птичку в твою деревню, а тут является гость и говорит, что та птичка уже в клетке. Понимаешь о чем?

– Быть того не может, – заволновался Коновалов. – Жди, Паша, сейчас все узнаю. И перезвоню.

В ожидании звонка Чумаков устало опустился на подвернувшийся стул. Нога болела, как всегда, когда нервы сдавали.

Сигнал телефона вывел его из прострации. Отвлек от тяжких мыслей самому поменять судьбу, уйти за кордон и послать всех к такой далекой матери, чтоб всю жизнь потом искали…

– Кто тебе сказал, Паша? – сухо осведомился Коновалов.

– Мой человек.

– Плюнь этому провокатору в рожу. На месте наша птичка. Мне доложили. Понял? Кстати, с девкой порядок. По ней все будет прекращено, так что молись своему Богу, если он у тебя имеется. И про должок не забывай, к вечеру номерок подброшу, как обещал. Прощай, Паша, и займись собственной жопой, а то пугливая стала…

Чума выматерился, швырнул трубку. Не верить Коновалову сейчас он не мог. Раз тот спокоен, значит, действительно ничего не случилось. Но почему же примчался этот капитан? С туфтой и микрофоном? А не подставка ли он сам? Но в таком случае, что же?… Выходя из комнаты, он уже знал, что надо делать.

Капитан, сгорбившись, сидел на краешке кресла. Чумаков подошел, положил тяжелую руку на плечо, Ивасютин вздрогнул.

– Ладно, – спокойно сказал Павел Антонович, – кажется, все обошлось. Я позвонил, кому надо, это проверка, обычная для всех вас. Учудил твой Турецкий. Ну и хер с ним. Лишнего ты, насколько помню, не болтал. Ну а если чего, вспомни себе какого-нибудь Павла Антоновича, которого ты провожал на поезд. Уехал он и вернется не скоро, – Чумаков как-то неестественно засмеялся, отчего Ивасютина передернуло. И хозяин почувствовал это. – Ты иди, ребятки отвезут тебя, куда скажешь. Пока не звони. Если, конечно… сам понимаешь. А насчет Воробьева – это они тебя на пушку взяли, понял, милок? Ну ничего, обошлось… «Хвоста» за собой не привел, и то спасибо. Костик!

Вошел чумаковский громила.

– Поезжайте в город, куда капитан скажет. И обратно. Потом нужен будешь. – И, повернувшись спиной к капитану, чиркнул по воздуху указательным пальцем, а большим показал в пол. И молча ушел.

Ивасютин оделся, сопровождаемый Костиком, лифтом спустился в подземный гараж. Там привычно натянул на лицо черную шапочку и, откинувшись на спинку сиденья микроавтобуса, закрыл глаза. Давила усталость. Костик, судя по его тяжелому сопению, устроился на сиденье напротив.

Мягкие рессоры укачивали. Нервное напряжение схлынуло, и навалился сон. Ивасютин подумал, что было бы хорошо все забыть и начать сначала… Уже в забытьи он вздрогнул от боли, уколовшей его руку. Но открыть глаза уже не хватило силы. И жизни.

– Готов, – кинул через плечо Костик и щелчком выпульнул через приспущенное стекло шприц-ампулу. Проследил, как она исчезла в придорожном кювете. – Давай теперь в Щербинку, на свалку…

– Я, конечно, понимаю, Денис, что твоя срочная командировка в Штаты не позволяет мне портить тебе настроение, но хочу напомнить, что прежде подобных проколов у нас просто не было.

– Дядь… Вячеслав Иванович, – племянник виновато опустил голову, – вины не снимаю, хотя, конечно, никто не мог предполагать…

– Мы не в детском саду, дорогой племянник. Ты представляешь, что произошло?

– У меня сейчас выясняют, что это за птица – Павел Антонович. Ну и выводы… Район известен. Если это не подставное лицо и не случайный посредник, вычислим.

– Ладно, я поехал к себе. Надеюсь, сегодня дома увидимся. На кого хочешь хозяйство оставить?

– На Голованова, как обычно.

– Они у тебя еще не оборзели?

– Дядь Слав, ну что ты говоришь?!

– Ладно тебе, я к тому, что могут понадобиться. Распорядись, чтоб неясностей не возникло. Ты ж у нас все-таки директор, а не я, – подсластил свою резкость с племянником Грязнов-старший.

Объявляя собравшимся в кабинете Турецкого следователям о решении Меркулова, Вячеслав Иванович умолчал о проверке Ивасютина. Словно и не было его. Да и вообще, сейчас не следовало трогать эту тему.