Заговор генералов - Фридрих Незнанский

Игорь Парфенов был подавлен свалившейся на него ответственностью, он чувствовал себя не в своей тарелке. Но спокойная доброжелательность товарищей, дружеское напутствие Турецкого, выскочившего на минутку из кабинета Меркулова специально для этой цели, а потом сама форма передачи «власти»: «Держи ключи от сейфа – там все, кабинет к твоим услугам» – несколько приободрили его. Турецкий пообещал сегодня же обсудить основные вопросы и вместе составить подробный поэпизодный план расследования обобщенного дела. А пока Грязнов предложил срочно провести несколько мероприятий из этого плана. И первым пунктом в нем было создание фоторобота понятого лже-Гаргулиса. От этой печки и танцевать…

Ивана Акимовича Воротникова Коля Саватеев доставил на Петровку, выманив, что называется, из рисовального класса. Старший преподаватель никак не хотел понять, что от него требуется. А потом, он просто не привык срывать занятия. Подействовал лишь единственный аргумент: по просьбе Генерального прокурора России начальник знаменитого МУРа убедительно приглашает Ивана Акимовича для экстренной консультации. Поиграв седыми бровями и продемонстрировав юноше выразительный профиль отставного полковника, Воротников наконец милостиво согласился. И вскоре был доставлен на Петровку, 38, где в экспертно-криминалистическом управлении имелись все необходимые технические средства для создания фоторобота.

Но когда художнику объяснили, что от него требуется, он заявил именно то, что и должен был заявить каждый уважающий себя творец:

– Я художник, господа, а не составитель детских картинок.

И уже больше ничто не могло убедить его в неправоте. Грязнов, старавшийся выглядеть предельно вежливым, чуть не взбесился и велел отвести этого «живописца» в пустую комнату и выдать ему любые карандаши, краски, бумагу, холсты, черта в ступе, пусть только не выпендривается, а работает.

Каково же было изумление, когда буквально через полчаса художник выдал не один, а два портрета: в фас и в профиль. Он правильно понял поставленную задачу – главное внимание обратить не на прическу, а на структуру самого лица, поскольку у того человека, возможно, был парик. А с тем типом, которого представил Иван Акимович, можно было работать. Тем более что МУР, к счастью, мог похвастаться наличием такого специалиста, как Семен Семенович Моисеев. В прошлом – прокурор-криминалист, он, давно выйдя на пенсию, оставался, пожалуй, лучшим консультантом во всей системе Главного управления уголовного розыска МВД России. Да и потом, асу криминалистики, подумал Грязнов, всегда легче договориться с другим асом. Даже если тот зануда и упрямец. Решив так, Вячеслав Иванович приказал немедленно разыскать Семена Семеновича и попросить старика в максимально сжатые сроки помочь специалистам сделать из рисунков фоторобот. Почему-то ему казалось, что даже чисто психологически при опознании человек больше доверяет подобию фотографии, нежели нарисованной картинке. А теперь, имея такой добротный исходный материал, Семен с его «подходами» наверняка сумеет поладить с Воротниковым, на профессиональном языке объяснить свою задачу.

Грязнов оказался прав. Семен так раскрутил художника, что тот только диву давался, как это раньше не знал о таком способе восстановления конкретного облика человека. Словом, он загорелся, и фоторобот получился что надо, был немедленно размножен, после чего следователи и муровские розыскники, подобно своре легавых, ринулись по всем необходимым адресам. Каждый имел при себе фоторобот лже-Гаргулиса и увеличенные фотографии, взятые из дел Воробьева и Криворучко. Задачи были просты: предъявить их максимально большему количеству людей, которые даже и не подозревают, что могли стать свидетелями преступлений.

А сам Семен Семенович вместе с Иваном Акимовичем, теперь уже, естественно, заинтересованным результатами своей работы, отправился в святая святых – картотеку уголовного мира, в 1-й спецотдел МВД, где преступник, продемонстрировавший немалое умение, наверняка имел место быть. Как говаривали в старину.

Исходя из возраста этого лже-Гаргулиса – 53-55 лет – искать решили с начала шестидесятых годов, когда преступник начинает свою карьеру, то есть с шестнадцати – восемнадцати лет. И тут Иван Акимович сделал весьма важное предположение. Как он помнил, этот понятой вел себя вежливо и предупредительно, а, по представлениям Воротникова, уголовники должны вести себя нагло и грубо. Затем, если тот действительно пользовался париком, что нельзя исключить, значит, что-то в нем было от интеллигента, скажем так, в прошлом. И если его преступная карьера началась в шестидесятые годы, то можно даже предположить, с чего он начинал. А начинали мальчики, подхватил мысль Моисеев, с обыкновенной фарцы. Вот эту публику и решили они прошерстить для начала.

Конечно, глаз у художника был более острый, и поэтому Воротников первым ткнул пальцем в круглолицего юношу, осужденного в шестьдесят втором по статье, предусматривающей наказание за незаконные валютные операции. Сичкин Валентин Федорович, более известный под кличкой Артист, поскольку три года проучился в ГИТИСе, но был отчислен за неуспеваемость.

– Ну вот и началась трудовая биография, – удовлетворенно заметил Моисеев. – Чтоб я так жил, если я не прав.

Семен Семенович оказался прав. Оперативное «дело» этого типа оказалось много богаче, чем они себе даже представляли. Грабеж, разбойное нападение, хулиганская пьяная драка с нанесением тяжких телесных повреждений… А вот и последний приговор суда, датированный восемьдесят седьмым годом, когда злостное хулиганство с применением телесных повреждений обошлось Сичкину «пятериком».

– Давно на воле! – с иронией заметил Моисеев. – Ну а вам как, нравится?

Воротников рассматривал тюремно-лагерные фотографии и мысленно пририсовывал обрюзгшему Сичкину длинные, нечесаные волосы. Нет, думал, есть еще сила в глазу! А ведь мельком видел-то…

– Ну, Иван Акимович, – Моисеев встал и придал своей позе некую торжественность, – позвольте мне от лица, так сказать, службы поблагодарить вас за неоценимую помощь. Правда, раньше мы в подобных случаях… э-э, произносили гораздо меньше слов, поскольку в кабинете криминалистики Мосгорпрокуратуры я имел свой, позволю заметить, шкафчик, куда все эти «важняки», а тогда желторотые стажеры, так и норовили заглянуть ввиду постоянного наличия в нем неких запасов… понимаете меня?

Воротников, склонив голову к плечу, с улыбкой слушал старика.

– А теперь возраст, знаете ли, иные заботы… Однако, если вы не против, я, конечно, мог бы вам предложить… по старой традиции, так сказать.

– Я не против, любезнейший Семен Семенович! – изысканно заметил Воротников. – За хорошее дело…

– Вот именно. – Обрадованный Моисеев достал из пиджака маленькую серебряную фляжку с приклепанной имитацией ордена Красной Звезды, отвинтил крышку, представляющую собой маленькую рюмочку, и налил в нее коньяк. – Прошу, – протянул Воротникову, – за все хорошее. Это подарок сослуживцев, понимающих, что в моем возрасте без лекарства бывает иногда трудно.

Художник взял рюмку, кивнул и выпил. Оценил качество коньяка и вытер губы сложенным белоснежным платком.

Семен Семенович повторил бравый жест коллеги, но вытер усы ладонью…

Грязнов не мог поверить глазам, настолько фотография преступника и его фоторобот были схожи, буквально один к одному. Поэтому догонять сыщиков и заменять фотороботы фотографиями не счел необходимым. Зато распорядился немедленно отправить оперативную группу по адресу Сичкина на улицу Новаторов, в район Ленинского проспекта и улицы Обручева. Володю Яковлева, которого попросил возглавить группу, предупредил, что дело он будет иметь с рецидивистом, обладающим большими способностями по части мимикрии. Артист, одним словом. Дай Бог, чтоб оказался дома. Но если «на работе», следует обеспечить максимум секретности. Впрочем, Яковлева учить было лишнее…

«Неужели сдвинулось?…» – появлялась мысль у Грязнова, и Слава тут же отгонял ее, чтоб не сглазить. Ждал звонка от Турецкого. Александр обещал позвонить сразу, как состоится встреча Меркулова с Коноваловым. Она казалась важной не только потому, что могла расставить некоторые точки над "и", но еще и по той причине, что с отъездом Турецкого в загранкомандировку на неопределенное время вся тяжесть дальнейшего расследования, так или иначе, ложилась на плечи начальника МУРа. Константин Дмитриевич Меркулов никогда не сомневался, что все правоохранительные службы просто обязаны выполнять его личные поручения. И многолетняя практика работы в системе прокуратуры, включая генеральную, не смогла разубедить его в этих заблуждениях.

Но телефон молчал…

Меркулов заканчивал рутинную, совершенно нехарактерную для него, беседу с Коноваловым. В принципе подобные разговоры никаким боком не входили в круг его обязанностей. Но на последнем совещании у генерального прокурора такое поручение было ему дано, а Меркулов, вообще не умеющий, когда надо, постоять за себя, провякал что-то невразумительно-возмущенное и вынужден был замолчать. Генеральный, как видно, хорошо усвоил новую тактику – все без исключения «неудобные» проблемы перекладывать на плечи заместителей, оставив за собой единственную обязанность: время от времени вещать с трибун различного уровня о том, что любые необходимые меры будут приняты в самое ближайшее время, и следствие направит в суд возбужденные год назад… два… три… четыре… дела. Еще немного! Обещания, естественно, не исполнялись, но генеральному эти «пионерские обещания» почему-то постоянно сходили с рук. Кому-то из самых верхних он был удобен, не иначе.