Красная фурия, или Как Надежда Крупская отомстила обидчикам - Ольга Грейгъ

По М. Горькому, детские писатели Б. Житков и М. Ильин (наст. Илья Яковлевич Маршак) положили начало советской «научно-художественной литературе», потому что русской научно-художественной литературе пришел печальный конец после 1917 года.

Ряды авторов споро ширятся; однако некоторая заминка возникает с темами: круг дозволенных интересов слишком узок. По понятной причине, одной из излюбленных в 20-30-е годы XX в. была тема пионеров.

«…Мы совершенно не знаем, как живут пионеры… это уже совершенно взрослые люди, которые работают, например, плотину выстроили в каком-то колхозе и государству сэкономили несколько тысяч рублей», — благодушно рассуждает, млея под итальянским солнцем, великий лжец Максим Горький. — «…для октябрят, например, нет достойной их литературы… Счастливых исключений в массе детской литературы можно насчитать немного, например, книжки ленинградцев — Маршака и др. и прекрасную книгу Ильина о пятилетке» (М. Горький. О детской литературе. М., 1952, с. 87). Эх, очень бы хотелось воочию увидеть маленького Алешу Пешкова (A.M. Горького), читающего взахлеб книгу о пятилетке после нескольких часов, проведенных на пионерской стройке плотины в мифическом колхозе, где его родители работают за пустопорожние трудодни… Горький любил разглагольствовать о пионерии из своего шикарного дворца в Сорренто (куда раньше частенько заезжал погостить В.И. Ленин); в 1927 г. у него в гостях побывал некий литературовед из советских П.С. Коган, который после восхищался, сколько писем от «детей, растущих коллективистами», получает «скучающий в Италии автор».

В условиях нехватки разнообразия тем взрослые дяди и тети стали писать для детей Страны Советов по готовым трафаретам. Вот кто-то первым разработал шаблон избранной и одобренной партией темы, и по готовому образцу тут же все остальные кинулись создавать свои «шедевры», пополняя пустые полки библиотек, освобожденных от «дореволюционного хлама».

Некий Ю. Гралиц измышляет стих «Детский интернационал»; ему вторят Н. Павлович «Большевик Том» и М. Шкапская «Алешины калоши». И уже совсем не важно, кто из них рифмует: «Пионеры ехали в Азию, / А из Азии в Африку собирались, / Там у них африканцы объединялись…» Итак, обозначена важнейшая тема: пионеры — вожди мировой революции. Но тут возникла проблема: литература подобного рода вызывала стремление, бросив все повседневные дела, в том числе школу и общественно-полезный труд «на благо советской страны», немедленно заняться… организацией мировой революции! (См. «Пионеры в стране чудес», журнал «Вожатый», 1925, № 19–20) Чуть изменить шаблон в показе пионеров самостоятельными «юными революционными деятелями» удалось поэту Николаю Асееву; у него пионеры — исполнители директив пионерской организации, человечки, ждущие приказов от высшего руководства, но сражающиеся за новый быт.

«…необходимо, чтобы каждому пионеру была ясна цель. Надо, чтобы он горел ненавистью ко всякой эксплуатации, угнетению, ко всякой несправедливости, чтобы он видел безобразие окружающей жизни, ее неустройства, горел желанием ее изменить», — давала установки Надежда Константиновна, и находились десятки авторов исполнять их (Н. Крупская «О журнале «Барабан»» // «На путях к новой школе», 1924, № 1).

Очень часто советские критики и педагоги любили приводить, как эталон, слова М. Горького, что «классовая ненависть должна воспитываться именно на органическом отвращении к врагу, как существу низшего типа, а не на возбуждении страха перед силою его цинизма, его жестокости, как это бессознательно делала до революции сентиментальная «литература для детей». (М. Горький о детской литературе. М., 1952, с. 81) «Именно такой ненависти к безобразию окружающей жизни, такой повседневной мужественной борьбе учили детей лучшие стихи о пионерах, и в этом их большая воспитательная ценность» (Л. Кон, с. 154). Однако цитату Горького следовало бы не прерывать, а продолжить: «Я совершенно убежден, что враг действительно существо низшего типа, что это — дегенерат, вырожденец физически и «морально». В этом вопросе на моей стороне данные статистики роста преступлений, данные психопатологии, сексуальных извращений — бесчисленное количество фактов гнилостного разложения буржуазии «послевоенного» времени»; только вот эти правдивые слова относятся в первую очередь не к вымышленному капитализму, а к большевикам, среди которых одно из почетных мест занимал сам вырожденец Горький.

Столь большое количество цитат в данной главе приведено для того, чтобы читатель мог лучше осознать, что же происходило и как подменялись человеческие ценности на психопатические идеалы… Ведь тот мир, в котором мы жили, особенно старшее поколение, казался нам незыблемым, правильным, праведным. Потому что мы не знали, ЧТО было до этого, до эпохи большевизма-коммунизма.

КАК насаждалась идеология, — вопрос очень и очень важный. А главным идеологом советской страны была не кто иная, как Надежда Константиновна Крупская, — красный демиург многолетней власти большевистских бесов. Идеология, внедренная в массы малолетних советских граждан, явилась тем фундаментом, на котором устойчиво стояла коммунистическая элита огромной порабощенной страны.

Как отмечали некоторые критики, подлинным родоначальником политической поэзии для детей был Владимир Маяковский. «Борьбу за просвещение и воспитание молодого поколения Маяковский рассматривал как третий фронт» (Л. Кон, с. 154). При этом поэт-трибун был так увлечен воспитанием красных боевиков, что в одночасье ужаснулся сотворенному, когда мальчишки, обступив его — очень модного, в белых штиблетах, с американским галстуком на шее, поэта интеллигентно-буржуазной внешности — и выкрикивая «Смерть буржую!», стали… цитировать его же строки!

Это же надо так перестараться, чтобы детки кричали одну из любимых песен-маршей: «Возьмем винтовки новые, примкнем штыки…». Впрочем, что дивиться, если «поэты и прозаики, работавшие в детской литературе, только в 30-х годах ввели в круг воспитательных задач внутреннюю подготовку подростков к будущим суровым боям» (А. Ивич. Воспитание поколений. М., 1960, с. 56). «Когда /война-метелица /придет опять — /должны уметь мы целиться, /уметь стрелять. /Бесшумною разведкою — /тиха нога — / за камнем /и за веткою /найдем врага». Красноречив рубленый стих Владимира Владимировича Маяковского, покоренного приставленной соглядатайкой Лилией Брик. Да и с чего бы это талантливому поэту вдруг писать «О Симе и Пете» («Сказка о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий», 1925): «Петя /взял /варенье в вазе, /прямо в вазу мордой лазит. /Грязен он, по-моему, /как ведро с помоями, /…ясно даже и ежу— /этот Петя /был буржуй» (эти уникальные строки — о 5-летнем, надо полагать, русском мальчике Пете. А далее — о 7-летнем явно нерусском мальчике Симочке) «Сима чистый, /чище мыла. /Мылся сам, /и мама мыла. /…Птицы с песней пролетали, /пели: /«Сима— пролетарий!»

Комментарии, как говорится, излишни. Установка поэта ясна: кто имеет право считаться чистым в Стране Советов…

Для того чтобы печатать книги вышеперечисленных упомянутых и других авторов, в 1933 г. по воле трудяги-Крупской был создан Детиздат (после станет называться Детгиз). Предварительно этот вопрос был решен Надеждой Константиновной все с тем же Горьким (как и другие, касающиеся литературы). Особое внимание при этом было уделено исторической тематике, — основе основ идеологии любого государства. 16 мая 1934 г. Совет народных комиссаров и ЦК ВКП(б), отметив, что «преподавание в школах СССР поставлено неудовлетворительно», приняли постановление «О преподавании гражданской истории в школе». Это постановление «вооружило писателей в их творческой работе по созданию исторических книг для детей, внесло коренные изменения в практику работы издательств», — сообщали критики. Однако, как выяснилось 17 лет спустя, для дошкольного младшего возраста была издана всего лишь 21 книга исторической тематики; зато авторы в большинстве своем все те же: Гершензон, Ульянова (Бланк), Куйбышева, Фарафонтова, Савельев, Шторм, Успенский, Ровинский, Герман, Глязер, Злобин, Ян и др. Да и тематика для детского восприятия скучновата; выходят в основном книги «на историко-революционные темы». Какие же писались произведения по русской истории, хорошо показывает пример

«Ледового побоища» С. Глязера, где можно найти следующие строки, относящиеся к XIII в.: «В то время почти вся Русь была покрыта дремучими лесами»; тогда как в XIII в. на Руси стояло множество городов, о которых предки гдязеров не могли знать по причине своей причастности к совершенно иной культуре, развивающейся еще далеко за пределами Русского государства… Ляп Глязера был ему «поставлен на вид» на общем собрании литераторов-однопартийцев.

«Нам необходимо знать все, что было в прошлом, но не так, как об этом уже рассказано, а так, как все освещается учением Маркса — Ленина — Сталина», — утверждал Максим Горький. Но именно эту мысль и воплощали в жизнь писатели, посягнувшие на доверчивые детские души, обладающие, как отметил С.Я. Маршак, «повышенной внушаемостью и неспособностью критически подойти к литературному произведению».