Афанасий Никитин. Время сильных людей - Кирилл Кириллов

— А то! — Мигель самодовольно усмехнулся и потер руки.

— Ты?

— Я!

— Да что ж ты тут устроил?! Это ж война на полмира!

— Именно что война. Пока они там в резне слабеть будут, мы в силу войдем. А дальше только держись! Ладно, заболтался я что-то с тобой. Заканчивать пора.

— Что заканчивать? — не понял Афанасий. Пораженный величием замыслов Мигеля, он и забыл, в каком положении находится.

— Твой жизненный путь. — В потухших было глазах Мигеля снова зажегся огонек безумия.

— Да побойся Бога. — Афанасий снова забился в путах.

— Не думаю, что Бог в ближайшее время обратит внимания на мою скромную персону, — пробормотал Мигель, извлекая из складок своего камзола длинный тонкий стилет. — Да и на твою тоже.

Купец зажмурился, ожидая смертельного укола под сердце. Но его все не было. Вместо этого от сводов гулко отразились шлепки босых ног по полу и птичье щебетание обезьяноподобного посланца. Купец приоткрыл один глаз.

Мигель стоял согнувшись, подставив ухо ко рту маленького человечка, донельзя похожего на тех людоедов, кои чуть не схарчили их с Мехметом, только волосатого, и слушал. С каждым словом на непонятном языке лицо Мигеля становилось все мрачнее. Дослушав тираду до конца, он выпрямился, зло зыркнул на Афанасия, сунув стилет обратно в складки кафтана, и зашагал к выходу, что-то крикнув на ходу сидевшим у стены стражам.

Те вскочили, бросились к тверичу, в считанные мгновения распутали веревки и сняли его с креста. Скрутили ими же за спиной руки. Темным подземным коридором привели в небольшую комнату — каменный мешок без окон. Втолкнули внутрь. Закрыли тяжелую дверь с зарешеченным окошком. Громыхнул замок. Топоча пятками, стражи ушли. Афанасий остался один.

Глава четырнадцатая

Тусклый свет струился в каменный мешок через зарешеченное окошко в двери. Его едва хватало, чтоб разглядеть смутные очертания предметов. Набитый прелой соломой мешок вместо матраца, деревянная лавка, слишком приземистая для стола, но слишком высокая для сиденья. Выдолбленная тыква.

Афанасий сгреб ее ладонью, встряхнул. Она отозвалась радостным плеском. Вода. Тепловатая, затхлая, как и все тут, но вполне годная для питья. Купец залпом выпил половину, а остатки вылил на шею. Влажной рукой растер по лицу грязь. Огляделся и даже принюхался в поисках отхожего места. Не нашел. Не долго думая приложился к тыкве и наполнил ее обратно чуть ли не до половины. Отставил поганый сосуд подальше в угол и улегся на мешок, заложив за голову руки.

Проснулся он ровно с той же мыслью, что и заснул. Почему Мигель не убил его? Ведь ткнуть стилетом под сердце привязанного к кресту человека — дело секундное. Что же могло так отвлечь или обескуражить хладнокровного и расчетливого лазутчика? Разве что совсем из ряда вон. Эх, на воздух бы выбраться. Хоть одним глазком взглянуть, что происходит на воле. Вдруг и вправду хорасанцы пронюхали про лесное воинство и воевать пришли? Или деревенские собрались с духом и своих детишек вызволять кинулись? В случае заварухи лучше уж на свете белом оказаться, чем дожидаться своей участи в темнице. А вдруг про него вообще забудут? И помрет он тут без воды и пищи, и найдут его здесь с распухшим животом, вылезшими глазами и сползающей с оскаленного черепа кожей. Да тут же и похоронят, очень уж место на могилу смахивает.

Он перекрестился, отгоняя от себя мерзкое видение. Встал. Прошелся по камере от стены до стены, разминая затекшие руки и ноги. Четыре шага в одну сторону, четыре в другую — вот и все пространство. Подсел поближе к двери, приложил ухо к сырой древесине. Прислушался. Глубок каменный мешок. Ни топота стражи, ни шума поселенского не слыхать. Только вода где-то недалеко каплет, выматывая нервы и распространяя окрест гнилостные миазмы. И стражей не слыхать. Спят еще? Или сочли, что отсюда деваться некуда? Наверное, и правы — он оглядел выложенный из древнего кирпича свод и вздрогнул. Несмотря на липкую жару, повеяло на него от стен и потолка могильным холодом.

Афанасий подошел к двери и ощупал ее. Крепкие доски, перехваченные железными скобами. Немного ржавыми, но вполне еще крепкими. Могучие кованые петли. Сработано на совесть. Не то что бамбуково-веревочные домики наверху. Но попробовать стоит.

Купец поднялся, уперся в дверь могучим плечом и надавил. Та не шелохнулась. Тогда он отошел на пару шагов и попробовал с наскока. Только отбил себе плечо. Вдарил ногой — никакого результата. Перевернув лавку, он попытался подсунуть ножку под низ двери и рывком сдернуть ту с петель. Не получилось.

Ему захотелось шарахнуть лавкой об пол, завыть, заорать. С большим трудом он сдержал в себе этот всплеск ярости, густо замешанной на страхе. Обняв себя руками за бока, чтоб не трясло, уселся в угол. Поджал ноги. Незаметно для себя стал раскачиваться вперед-назад, пытаясь придумать что-нибудь спасительное. Но «что-нибудь» никак не шло на ум, как он себя ни мучил. В голову лезли только видения разлагающихся покойников и… Лакшми. Опять в белой шубке, в невысокой шапке-пирожке из куньего меха и с ведром воды. На этот раз пустым. Черные глаза озорно блестели из-под переливчатого меха. На смуглых скулах играли отбрасываемые снегом блики солнца. А вдалеке курился дымок из трубы их дома. Приземистого, из толстенных бревен, с небольшими слюдяными окошками, в которых теплится свет очага. И крепкие черноголовые детишки, трое или четверо, играющие поодаль с большой лохматой собакой.

Он был так поглощен этим видением, что даже не расслышал шагов стражи в коридоре и грохота отодвигаемого засова. Пришел в себя, только когда дверь распахнулась, чуть не припечатав его к стене. С трудом увернувшись, он вскочил на ноги, не зная, что делать — то ли смириться, то ли подороже продать свою жизнь. Решился было на второе, замахнулся…

Стражники легко уловили его за руки, скрутили и выволокли в коридор, нарочно зацепив за косяк головой. От удара из глаз купца брызнули искры, рот наполнился противным железистым вкусом. Его протащили до пыточной комнаты и свернули не на выход, а в другую сторону. Звон в ушах его чуть рассеялся. Афанасий, извернувшись, ударил одного ногой под колено, оттолкнул второго. Освободил одну руку, рванулся вперед, цепляясь пальцами за щербины в камне и подтягивая тело. На него навалились сзади. Прижали к каменному полу. Потоптали его основательно и, снова вздернув на ноги, повлекли дальше узкими коридорами, в которых приходилось пригибать голову, дабы не стукнуться макушкой о каменный свод.

Низкорослый обезьянец распахнул перед ними маленькую дверь. Афанасия с размаху втолкнули в деревянную клетку на колесах, подобную той, в которой привезли в город Ханумана. Один из стражников ловко намотал на дверь целую бухту разлохмаченных лиан. Навязал с десяток узлов, намертво заделав выход. Пол принял горизонтальное положение. Цельнодеревянные колеса без спиц заскрипели на несмазанных осях. Афанасий пребольно ударился головой о заднюю стенку. Вздрогнула и поплыла назад и вбок городская стена.