Эпиграммы - Марк Марциал

Нет, за тобою всегда ходила, тебе услужая,

Пола толпа твоего, не допуская мужчин.

5 Вот и казалась ты мне настоящей Лукрецией, Басса;

А оказалось, что ты лезешь в мужчины сама?

Женским местом о женское место ты трешься и трешься,

И превращает тебя в мужа преступная страсть.

Точно фиванский Сфинкс, загадала ты миру загадку:

10 Как угораздиться впасть и без мужчины во блуд?

Не издавая своих, ты бранишь стихи мои, Лелий.

Или моих не ругай, или свои издавай.

Часто мне Цест на тебя со слезами в глазенках пеняет,

Что досаждаешь ему пальцем блудливым своим.

Пальцем играть перестань: целиком забирай себе Цеста,

Ежели, Мамуриан, так уж ты вольно живешь.

5 Если же нет ни дров, ни подстилки на голой кровати,

Ни Антиопиных чаш, ни от Хионы горшков,

Если на брюхе твой плащ давно пожелтел и измаран,

И вполовину лишь зад галльской рубахой прикрыт,

Если питаешься ты лишь чадом из черной поварни,

10 Если с собаками пьешь грязную воду из луж, —

В зад я тебе не поддам (что мне зад с пустыми кишками?),

Лучше последний твой глаз вышибу я у тебя.

И не скажи, будто я такой уж злодей и ревнивец,

Просто запомни: блуди, Мамуриан, коли сыт.

С верным Фабрицием здесь Аквин покоится вместе;

Радостно первым достиг он Елисейских жилищ.

Общий алтарь говорит о начальниках первого пила,

Но еще лучше о них краткая надпись гласит:

5 «Связаны оба святым союзом жизни похвальной,

Оба (что редко найдешь) верные были друзья».

Глух твой голос — с тобою спали, Эгла.

Звонок он — целовать тебя не стоит.

Если кричишь на суде и трещишь ты без умолку, Элий,

Это недаром: берешь ведь за молчание ты.

Коль не досадно и не против ты, Скадзон,

Будь добр, Матерну моему шепни вот что, —

Но потихоньку, чтобы он один слышал:

«Вон тот поклонник ревностный плащей грубых,

5 В бетийской ткани сам и в серой, как пепел,

Всех тех за баб считает, кто одет в пурпур,

И всех, кто ходит в фиолетовом платье.

Пускай простое хвалит, пусть всегда носит

Он грязноватый цвет, да сам-то он желтый!

10 А почему ж считаю я его девкой?

Встречаюсь в бане: хоть бы раз он взгляд поднял!

Так нет: глазами ест он там парней ражих,

И слюнки у него текут на их ноги».

Ты спросишь, кто же он? Да я забыл имя.

Стоит лишь всем закричать, говорить начинаешь ты, Невол,

И как ходатай себя держишь иль ловкий делец.

Способом этим любой прослыть сумеет речистым!

Вот замолчали все… Ну, Невол, скажи что-нибудь!

Судится все Диодор и подагрою, Флакк, он хворает.

Но он не платит дельцу: болен хирагрою он.

Ты и двух не имел еще мильонов,

Но был так тороват и щедр в то время,

Так роскошен ты был, Кален, что десять

Миллионов тебе друзья желали.

5 Бог услышал мольбы и наши просьбы,

И еще до восьмых календ, пожалуй,

Дали деньги тебе четыре смерти.

Ты же, словно не получил в наследство,

А лишился всех этих денег сразу,

10 Голодовку завел такую, бедный,

Что на свой богатейший пир, который

Ты даешь лишь однажды в год, не чаще,

Тратишь только гроши, как жалкий скряга,

Так что мы тебе — семь друзей старинных —

15 И в полфунта свинца не обойдемся!

Что ж тебе пожелать за эту милость?

Сто мильонов тебе, Кален, мы просим:

Ведь от голода ты тогда подохнешь!

64

Мамочки, папочки все у Афры, но папочкам этим

Всем и мамашам она может бабусею быть.

Некогда бывший моих стихов переписчиком верным, —

Счастьем хозяина был, Цезарям был он знаком, —

В самых цветущих годах своей юности умер Деметрий

После трех лустров и жатв с ними еще четырех.

Чтобы, однако, сошел не рабом он к теням стигийским,

В муках, какими его жег нестерпимый недуг,

Дал ему вольную я, отказавшись от прав господина:

О, если б только его мог этот дар излечить!

Он оценил пред концом награду свою и патроном

10 Назвал меня, отходя вольным к подземным водам.

65

Кто писал для тебя твою Венеру,

Тот, поверь, Ликорида, льстил Минерве.

66

«Дали бы мне миллион сестерциев вышние боги, —

Сцевола, ты говорил, всадником даже не быв, —

Как бы я зажил тогда, как широко и как беззаботно!»

На смех и дали тебе боги, о чем ты просил.

5 Тога гораздо грязней после этого, пе́нула хуже,

Трижды, четырежды твой кожей заплатан башмак.

А из десятка маслин большинство всегда бережется,

И перемена одна на два обеда идет.

Пьешь красноватую ты отседа вейского гущу,

10 Грош тебе стоит горох пареный, грош и любовь.

Ну-ка, судиться идем! Ты, Сцевола, плут и обманщик:

Или живи, иль отдай долг миллионный богам!

67

Что пантера несет на пестрой шее

Расписное ярмо, а тигр коварный

Терпеливо бича удары сносит,

Что олень удила златые гложет,

5 Что идет в поводу медведь ливийский,

А кабан, калидонского почище,

Повинуется пурпурной уздечке,

Что нескладный бизон повозку тащит

И что слон, вожаку послушный — негру,

10 Исполняет покорно легкий танец, —

Не богов ли то зрелище, скажи-ка?

Но посмотрит на это, как на мелочь,

Кто забавную львов охоту видит,

Как изводит их резвость зайцев робких:

15 Схватят, пустят, опять поймав, ласкают,

И добыча в их пасти невредима,

Через зев свой они проход просторный

Ей дают, опасаясь ранить зубом:

Стыдно было б загрызть зверьков им нежных,

20 Раз они перед тем быков сражали.

К милосердью такому не приучишь

Львов, но знают они, кто их владыка.

Если, Овидий, вину, что родится в номентских угодьях,

Дать постоять и его выдержать несколько лет,

Долгая старость и вкус у него и названье скрывают

И как угодно назвать можно старинный кувшин.

68

Подливаешь ты, Руф, себе все воду,

А пристанет приятель, — ты насилу

Выпьешь капельку жидкого фалерна.

Или, может быть, Невия сулила

5 Ночь блаженства тебе, и ты желаешь

Для любовных утех остаться трезвым?

Стонешь ты и вздыхаешь: отказала!

А поэтому пей себе ты вволю

И жестокую скорбь в вине потопишь.

10 Что беречься? И так всю ночь проспишь ты!

Все пристаешь ты ко мне, драгоценный Луций мой Юлий:

«Праздный лентяй, напиши важное ты что-нибудь!»

Дай мне досуг, но такой, какой в минувшие годы

Флакку мог Меценат или Вергилию дать:

5 Я попытаюсь создать вековечное произведенье

И от костра уберечь как-нибудь имя свое.

Полем бесплодным идут под ярмом волы неохотно:

Тучная почва томит, но веселит самый труд.

Есть у тебя (и молю, пусть из года в год процветает)

Великолепнейший дом, но он за Тибром стоит.

Ну, а вот мой-то чердак на Випсаньевы лавры выходит,

В округе этом уже дожил до старости я.

5 Съехать мне надобно, Галл, чтоб ходить на поклон к тебе утром

Так подобает, хотя б даже и дальше ты жил.

Но для тебя-то пустяк клиент какой-нибудь в тоге,

Мне же все утро терять — это отнюдь не пустяк.

Лучше в обед навещать тебя я буду почаще,

10 Утром же пусть за меня книга с поклоном придет.

69

Исса птички Катулловой резвее,

Исса чище голубки поцелуя,

Исса ласковее любой красотки,

Исса Индии всех камней дороже,

5 Исса — Публия прелесть-собачонка.

Заскулит она — словно слово скажет,

Чует горе твое и радость чует.

Спит и сны, подвернувши шейку, видит,

И дыханья ее совсем не слышно;

10 А когда у нее позыв желудка,

Каплей даже подстилки не замочит,

Но слегка тронет лапкой и с постельки

Просит снять себя: дать ей облегчиться.

Так чиста и невинна эта сучка,

15 Что Венеры не знает, и не сыщем

Мужа ей, чтоб достойным был красотке.

Чтоб ее не бесследно смерть умчала,

На картине ее представил Публий,

Где такой ты ее увидишь истой,