Пока не пробил час - Ирина Глебова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но, господа, позвольте!.. Анатолий Викторович!..
Макаров быстро повернулся к нему, мягко взял под руку.
– Дорогой Василий Степанович, ради бога, не обижайтесь! Мы тут в вашем присутствии заговорили о служебных задачах, забылись. Но тому причина – обстоятельства для нашего города необыкновенные, трагические…
– Вы меня пугаете, господин исправник! Я так понял по вашей реплике, что обворован дом нашей милой вдовы?
– Если бы, если бы… Все гораздо хуже. Убита Любовь Лаврентьевна, жестоко убита…
* * *К дальнейшему восхищению всего города, начальник полиции оказался чуть ли не провидцем. На следующее утро он сам стоял у окна второго этажа банка и из-за шторы смотрел на бульвар. И первый увидел высокую простоволосую фигуру в студенческой куртке. Убедившись, что неизвестный молодой человек направляется именно в банк, уверенно сказал своим собеседникам:
– Вот он, красавчик! Идет как ни в чем не бывало!
Президент и пристав глянули в приоткрытую щель штор.
– Похож… – прошептал бледный господин Канивцов.
Анатолий Викторович быстро сбежал по лестнице вниз, сказал городовым, расставленным в засаде в кассовом зале:
– Подождите, пока предъявит закладную, и сразу крутите…
И сам быстро стал за широкую плотную штору окна.
Когда растерянный молодой человек испуганно стал оглядываться и даже попытался вырвать руки из цепкой хватки полицейских, он шагнул к нему, смерил гневным взглядом:
– Вот ты каков, мерзавец!
И внезапно отвернувшись, проговорил хрипло, с перехваченным дыханием:
– Бедная Любочка!
5
Городская тюрьма – «острог», как говорили местные жители, – находилась тут же, при полицейской управе. Даже не тюрьма, а три камеры, в которых заключенные ожидали суда. Потом их отвозили в губернскую тюрьму, в Харьков, и, если требовалось – дальше по этапу. Сейчас Юлик был единственным здесь заключенным. Зато таким, на которого было обращено внимание всего города. Убийство для Белополья – событие из ряда вон выходящее. Нет, конечно, в кулачных драках улица на улицу или в пьяных ссорах бывали случаи, что людей забивали до смерти. Но чтобы так – чтобы умышленно и жестоко задушить женщину!.. Молодую, богатую – Любовь Савичева была хорошо известна в маленьком городе. Да и личность убийцы сама по себе вызывала разговоры и обостренный интерес. Еще бы – сын местных магнатов, Кокуль-Яснобранский!
Когда в банке полицейские схватили Юлиана, он сразу же подумал: «Голицыны! Все-таки узнали!» Еще тогда, в Битице, когда он панически удирал под лай собачьей своры, ему показалось, что старый управляющий его узнал. Но когда его уже вели к коляске, ему вдруг стало странно: как же полиция смогла его так быстро найти? И как они думают доказать его вину? Не пойман – не вор! А он, конечно же, все будет отрицать, управляющий мог и обознаться. И потом: ничего же, собственно, не произошло, ничего не похищено…
В коляске Юлик пытался заговорить с исправником.
– Надо же, – покрутил головой, пытаясь превратить все в шутку. – Засаду на меня устроили, словно на зверя! Или теперь новая мода так приветствовать земляка, давно не бывавшего в родных местах?
Он старался говорить весело, хотя и почтительно. Но когда исправник промолчал, сказал, добавляя в голос раздажения и некоторой спеси:
– Прикажите своим воякам отпустить мои руки! Думаете, буду прыгать на ходу? Могли бы просто пригласить в управу, и я бы пришел.
Исправник смерил его взглядом жестко прищуренных глаз, и Юлик растерянно замолчал. Но тут они подъехали к полицейскому управлению, его втолкнули внутрь и наконец отпустили. Потирая кисти рук, молодой человек зло и требовательно поинтересовался:
– Ну, теперь-то вы мне скажите? Что за самоуправство такое?
Начальник полиции кивнул:
– Да, господин Кокуль-Яснобранский… я ведь не ошибаюсь?
– Нет!
– Так вот, вы не приглашены сюда, а арестованы. По обвинению в убийстве Савичевой Любови Лаврентьевны, которое вы совершили прошлой ночью.
В то же мгновение Юлик словно увидел: мертвая женщина в розовом пеньюаре, красивое искаженное лицо, рука с перстнями… Как ни странно, но он о ней совершенно не вспоминал в те минуты, пока его хватали, сажали в коляску, везли… И вдруг!
– Нет! – вскрикнул он, вскакивая. – Я не делал этого!
Предчувствие чего-то страшного и неминучего сковало его сердце, он задохнулся. Но тут же наткнулся на холодный, насмешливый взгляд начальника полиции. Это отрезвило его. И, уже думая над тем, что произносит, он проговорил спокойнее:
– Я вообще не понимаю, о чем идет речь.
… Глупо, как глупо он вел себя с самого начала! Теперь, сидя в камере и вспоминая, Юлик иногда даже плакал, беззвучно кусая губы. Зачем он все отрицал? Все: «Нет, ничего не знаю, никогда не видел этого дома, не был даже близко в той стороне города!» Он ведь мог рассказать все как было, почти полную правду. Не упоминая, конечно, о приключении в имении Голицыных. Мог бы сказать: остался без денег, шел от тракта в город пешком. Этому можно легко поверить, ведь уже известно, что он хотел получить деньги по опротестованной матерью закладной. А дальше: не рассчитал время, стемнело, заблудился, устал. Оказался в чьем-то незнакомом саду, решил заночевать в беседке. Утром хотел, извинившись перед хозяевами, попросить разрешения привести себя в порядок, умыться. Дверь оказалась открытой, зашел…
Это было почти правдой. А он, он позволил следствию и этому суровому исправнику уличать себя – мелочь за мелочью.
«Нет, никогда не был ни в саду, ни в беседке».
«А вот книга, и в ней записка, адресованная вам. Их нашли именно в беседке госпожи Савичевой…»
«Нет, я даже не заходил в дом!»
«Платочек с вашей монограммой найден в ванной комнате»…
«Да, да, признаюсь, я умылся в ванной на первом этаже. Но наверх не поднимался!»
«Но вас видел свидетель: вы выпрыгнули из окна второго этажа. А окно это – в комнате покойной Савичевой. На клумбе – следы ваших ботинок…»
Господи, они даже нашли какую-то женщину, крестьянку, которая на опознании сразу указала на него.
– Вот этот красивый молодой господин прыгал из окна. Очень видный собой, и одежда как у студента…
Молочница из слободы Климовка пришла в полицию сама, на третий день после ареста Юлиана Кокуль-Яснобранского. И рассказала, что дважды в неделю, по средам и воскресеньям, приносила в дом госпожи Савичевой творог и сметану.
– Покойная Любовь Лаврентьевна, бедняжечка, очень всегда хвалили мой товар, – рассказывала молодая женщина, вытирая слезы. – Я к ней первой приходила, потому получалось очень рано. Оставлю крынки на крыльце, в колокольчик тихо позвоню, чтоб кухарка потом вышла и забрала, и ухожу. Они ведь со мной всегда наперед, в начале месяца, рассчитывались… А потом еще в два дома заношу и – на рынок. В воскресенье тоже – поставила, позвонила, да слышу стук какой-то, шум за домом. Я глянула – а он из окна прямо на цветы прыгает – и бежать! Я тогда-то что подумала: хозяйка вдова, молодая, мол, был гость ночной. Полюбовник, просто говоря. Что из окна прыгал, так у господ это принято, для интересу. Не мое, думаю, это дело. И ушла. А когда прослышала про убийство, засомневалась. А вдруг, думаю, это убивец убегал!
Юлиану, словно загнанному в угол щуру, раз за разом приходилось признаваться: «Да, я скрыл правду, да, было именно так, да, я это делал…» И его упорное: «Нет, я не убивал эту женщину!» – с каждым новым признанием звучало все более и более жалко.
Расследование вел сам начальник полиции, господин Макаров. Он сразу же объявил Юлиану:
– Я много лет дружил с мужем Савичевой, она была лучшей подругой моей жены. Я тебя, щенок, лучше всякого следователя припечатаю. И твои именитые родители тебя не выгородят!
Юлик тогда прерывисто вздохнул, хотел было что-то ответить, но только горестно улыбнулся уголком губ. Что говорить! Скоро и так все узнают, что родителям нет до него дела.
И продолжал твердить: «Я не убивал!» Но факты уже все были собраны и выстроены в четкую логическую цепочку. Даже то, что он не взял драгоценностей убитой, легко объяснилось: приход молочницы спугнул его. Юлик знал, что это была единственная правда. В конце концов он признался и в том, что нашел мертвую женщину и хотел снять с ее руки украшения. Но не смог! Он настаивал: именно сам не смог, а вовсе не испугался кого-то. Но никто в это, конечно же, не верил.
Следствие окончилось, был назначен день суда. И тут выяснилось, что ни отец, ни мать осужденного не собираются приехать на суд. По своим давним детским воспоминаниям Юлик догадывался, что отец никогда не был счастлив с его матерью. Он был страстно влюблен в юную Христиану, дочь местного магната Витольда Кокуль-Яснобранского. Этой восторженной влюбленностью он и заставил дрогнуть ее сердце. К тому же сам был из родовитой богатой фамилии, молодой красивый офицер. Но очень скоро мать стали раздражать его слова, шутки, поступки – даже те, которыми он старался ей угодить. Очень скоро она стала открыто помыкать им, даже на людях. И особенно оскорбила тем, что единственного сына записала на свою фамилию. И все же, когда через несколько тягостных лет муж сам оставил ее, Христиана Витольдовна была уязвлена в самое сердце. Ей казалось, что совершенно не нужный, но обожающий муж всегда будет под рукой. И вдруг – так ее опозорить! Правда, она быстро оправилась от удара, а вскоре и вовсе уехала за границу. Там началась у нее совсем другая жизнь, в которой сыну места не оказалось.
