Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мадам вышла и нашла меня без куртки и с метлой в руках. „Кто тебе сказал это делать?“ — „Никто, мадам“. — „Хорошо, но это не твоя работа, пойдем со мной. В этом доме у каждого своя работа. Но ты хорошо потрудился. Когда придет мой муж, он скажет тебе, что ты должен делать. Пойдем на огород, возьми эту корзину, мы соберем немного овощей. Ты умеешь пользоваться лопатой?“ — „Да, мадам“. — „Прекрасно. Иногда я буду отправлять тебя на огород, потому что в нашем доме у каждого есть своя работа, и никто не мешает другому“.
Я вернулся домой и потом посетил мельницы Шамуа. На обратном пути я с удивлением обнаружил двух моих хозяев, которые искали мадам. „А, вот ты где, мой дорогой“, — сказала мадам Потье своему безобразному мужу, поскольку он был именно тем, кому я менее всего хотел бы принадлежать. Он был, однако, очень неординарным человеком, как в бизнесе, так и своими личными качествами. Мсье Узе пожелал мне доброго утра и ушел. Потом позвали меня. „Дорогая, — сказал мой хозяин, — вот мальчик, которого я привез вам из Бургундии: он очень перспективен, и я рекомендую его вам. Я расскажу вам его историю, но немного позже“. Я стоял, слушал, и мне было очень неловко.
„Ну, — сказал он, — ты, кажется, загрустил, мой мальчик? Пойдем, посмотрим на лошадей“. Затем он показал мне все конюшни и мельницы. Все его слуги приветствовали своего хозяина. Казалось, он был не хозяином, а их отцом, ни одно грубое слово не слетело с его уст.
„Завтра, — сказал он мне, — мы сядем на лошадей и я покажу тебе мои фермы и работников. Ты должен познакомиться со всем, что мне принадлежит“. Я сказал себе: „Что он собирается делать со мной?“ Со своими работниками он разговаривал очень любезно. Потом он сказал мне: „Пойдем, посмотрим на мои луга“. И все это время он разговаривал со мной очень ласково. „Примечай все, что я тебе показываю, потому что иногда я буду посылать тебя с обходом моих работников, чтобы сообщить мне о том, что происходит“. — „Будьте уверены, я подробно доложу вам обо всем“. — „Мне надо показать тебе все. Тебе придется пользоваться лошадью, потому что расстояния велики“. Мы проездили более трех часов, когда он сказал: „Поедем домой, завтра мы отправимся в другое место“.
Таким вот образом он познакомил меня со всеми подробностями своего дела. В течение восьми дней мы постоянно переезжали из одного места в другое. На девятый день разразилась буря. Вода подступила к дому со всех сторон, и никто не мог выйти. Все лошади находились в конюшнях. Ни хозяин, ни мельник выйти не могли. Я был вынужден бегать от одной конюшни к другой, потому что вода быстро прибывала. В конце концов, мне пришлось плыть. Лошади стояли по брюхо в воде, но она еще не проникла в дом.
Имелось еще три свинарника, и они подвергались большому риску быть затопленными, поскольку размещались в погребе. Мсье Потье позвал меня и сказал: „Постарайся спасти свиней“. „Хорошо, я сейчас же иду“, — ответил я. Затем я вошел в воду. Сначала я подумал, что эту задачу невозможно решить, но, добравшись до первой двери, я пробил отверстие, и вода помогла мне открыть ее. Через минуту мои шесть больших свиней вышли оттуда и поплыли как утки. Я сделал то же самое с остальными двумя свинарниками, и таким образом спас их всех — восемнадцать свиней. Все, кто был в доме, смотрели на меня из окон. Мсье Потье, который ни на минуту не упускал меня из виду, постоянно направлял меня. „Закрыты ли небольшие дворовые ворота?“ — „Нет, мсье“. — „Тогда свиней может вынести за ворота“.
Я направился через двор, но напор воды был слишком сильным: я опоздал. Одна из свиней, подгоняемая течением, как раз прошла через ворота. Заметив это, мсье Потье выскочил из дома и закричал: „Возьми лошадь и попытайся перехватить ее“.
Я ринулся в конюшню, схватил за уздечку свою лошадь и бросился в воду, чтобы поймать беглянку. Мсье Потье крикнул мне: „Осторожно, держись правее“. Но его слова пришли ко мне слишком поздно, я уже далеко взял влево. Я провалился в яму для гашения извести. Моя лошадь одной ногой вступила в нее, а потом, сделав рывок, выскочила. Я совершенно ничего не видел. Крепко удерживая свою лошадь правой рукой, я обтер левой свое лицо и последовал за свиньей, которая стремительно неслась к лугу. Наконец, хотя и с большим трудом, я преодолел течение и догнал свинью. Ухватив ее за голову, я отправился назад. Добравшись до дома, я, совершенно окоченевший, сполз с лошади. Мои хозяева ждали меня на крыльце, а горничные стояли и пялились на бедного и бледного как смерть маленького сироту, с которого ручьем текла вода. Но свинью хозяина я все-таки спас.
„Пойдем, дружок, — сказали хозяин и хозяйка, — переоденешься“. Они отвели меня в красивую комнату, где горел яркий огонь, и раздели меня так, что я выглядел как только что пришедший в этот мир. „Выпей, — сказали они, — немного теплого вина“. Затем они вытерли меня насухо так заботливо, как если бы я был их собственным ребенком, и укутали меня в одеяло. Мсье Потье сказал своей жене: „Дорогая, если бы вы принесли ему одну из моих новых рубашек, он мог бы примерить ее“. — „Конечно же, ведь у бедного мальчика своих только две“. — „Прекрасно, мы должны дать ему полдюжины. Видите ли, он же должен быть вознагражден за свое прекрасное поведение. Я сделаю ему подарок в виде этой пары брюк и жилета, которые вы подарили мне. Он должен быть полностью одет во все новое“. — „Вы правы, дорогой, я очень рада“. Мсье Потье добавил: Тебе будут платить восемнадцать франков в месяц и дополнительно — три франка за лошадь». — «Мсье, мадам, я очень вам благодарен». — «Ты заслужил это. Подумать только, что ты мог утонуть, пытаясь спасти свинью!»
Я представил себя одетым как мой хозяин. Господи, какая честь! Я больше не был маленьким морванцем. Но когда они уже были готовы одеть меня, я сказал: «Мсье, я не должен надевать эту одежду. Я должен вернуться к своей работе. Я должен позаботиться о лошадях и свиньях, и я могу испачкать ее». — «Ты прав, дитя мое». Тогда они пошли за одеждой, принадлежащей их племяннику, и вскоре я был одет для работы. В конюшне никого не было. Мальчик-конюх уехал в город, а мельники не стали вступать в