Добывайки (сборник) - Мэри Нортон

И когда Арриэтта, кружась, выбежала из комнаты, она обернулась к Поду.

– Всё будет в порядке, – сказала она, – вот увидишь.

Арриэтта шла за отцом по тёмным переходам, и сердце всё чаще и чаще билось у неё в груди. Сейчас, когда наступил наконец этот долгожданный миг, она еле могла совладать с волнением. Она вся дрожала, ей казалось, что у неё внутри совсем пусто, что она ничего не весит.

У них было три мешка на двоих. «На случай, – объяснил ей Под, – если мы найдём что-нибудь интересное. Всегда нужно иметь запасной мешок, чтобы не упустить счастливый шанс». Когда они подошли к первым воротам, Под положил мешки на землю, чтобы открыть щеколду. Она была сделана из французской булавки, большой и слишком тугой, чтобы открыть её руками. Арриэтта смотрела, как отец повис всем телом на защёлкнутом острие, так что ноги у него болтались в воздухе, затем, перебирая руками, стал двигаться по острию к головке, пока булавка не открылась; в тот же миг он спрыгнул на землю.

– Ты бы этого не смогла, – сказал он, отряхивая руки, – ты слишком лёгкая. И мама не смогла бы. Ну пошли, только тихо.

Они миновали ещё много ворот, и все их Под оставлял открытыми.

– Никогда не запирай ворота, когда идёшь наверх, – шёпотом объяснил он ей, – тебе может понадобиться быстро вернуться.

Наконец Арриэтта увидела впереди тусклый свет. Она потянула отца за рукав.

– Это оно? – шепнула Арриэтта.

Под остановился.

– Спокойней, спокойней, – предупредил он её. – Да, это дыра под курантами.

Арриэтта почувствовала, что у неё перехватило дыхание, но внешне она никак не выдала себя.

– Туда ведут три ступени, – продолжал Под, – они довольно крутые, так что смотри не оступись. Когда окажешься под курантами, оставайся там; будь внимательна и не своди с меня глаз. Если всё спокойно и никого поблизости нет, я подам тебе знак.

Ступеньки были высокие и не совсем ровные, но Арриэтта взобралась на них легче, чем Под. Когда она протиснулась сквозь зазубренные края дыры, глаза её вдруг ослепило расплавленным золотом – это на каменных плитах холла лежало весеннее солнце. Она стала во весь рост, и пол исчез из виду; она оказалась в огромной пещере – футляре часов, где наверху смутно виднелись в темноте очертания висевших на цепях гирь. Мрак и пустота вокруг были наполнены размеренными, тяжёлыми, гулкими звуками, они успокаивающе отдавались у неё в ушах; а высоко над головой Арриэтта увидела маятник, он слегка поблёскивал в полумраке, осторожно, ритмически раскачиваясь взад-вперёд. Арриэтта почувствовала на глазах горячие слёзы, сердце её внезапно переполнилось гордостью: так вот какие они – куранты. Их часы… в честь которых их семья звалась Курантами. Вот уже двести лет, как они стоят на этом месте, терпеливо охраняя вход в их дом, басовито отстукивая время.

На светлом фоне сводчатого выхода чётко вырисовывалась фигура Пода, низко припавшего к земле.

– Не своди с меня глаз, – так он ей сказал, и Арриэтта тоже послушно сжалась в комок.

Она вновь увидела сверкающий золотом каменный пол холла – он уходил далеко-далеко от неё, – увидела края ковров, лежащих как многоцветные острова на расплавленном море солнца, и ещё дальше она увидела во всём великолепии солнечного света открытые парадные двери – словно вход в волшебную страну, о которой она мечтала всю жизнь. За дверями была трава – настоящий лес, и где-то высоко – колеблемые ветерком зелёные ветки деревьев.

Глаза Пода сделали полный круг.

– Подожди! – шепнул он. – И смотри в оба.

И вдруг его не стало.

Арриэтта следила за тем, как он катится по залитому солнцем полу, быстро, как мышь или уносимый ветром листок… и внезапно она увидела его маленьким. «Но ведь он не маленький, – сказала она себе, – он на полголовы выше мамы». Она заметила, как он обогнул коричневый коврик для ног у порога и скрылся в тени у двери. Казалось, он превратился в невидимку. Арриэтта смотрела и ждала. Было совсем тихо. Вдруг в часах, в тёмной пустоте над её головой, раздался какой-то звук – не то скрип, не то скрежет, – а затем послышался бой. Часы пробили три раза, неторопливо, звучно. «Нравится вам это или не нравится, – казалось, говорили они, – но сейчас три часа, ровно три».

Внезапное движение у дверного порога, укрытого в тени, – и Арриэтта снова увидела Пода: с мешком в руках он стоял у коврика для ног, который доходил ему до колен, золотисто-коричневый, как ржаное поле. Арриэтта увидела, как он взглянул на часы, затем поднял руку.

Ах, какие тёплые были каменные плиты пола, по которым она бежала… каким радостным – солнечный свет на её лице и руках… каким страшным – необозримое пространство вокруг! Под подхватил её, прижал к груди и ободряюще похлопал по спине.

– Ну же, ну же, – сказал он, – отдышись… Вот и умница!

Всё ещё задыхаясь, Арриэтта поглядела вокруг. Она увидела огромные ножки стула, вздымающиеся вверх, увидела укрытую тенью нижнюю сторону сиденья, словно балдахин над головой, увидела гвозди, и брезентовые ленты, и болтающиеся кое-где концы шёлковой обивки, и бечёвку; она увидела крутые обрывы ступеней, огромными уступами уходящие в высоту, увидела резные ножки стола и тёмную пещеру под сундуком. И всё это время в тишине звучал голос курантов, отсчитывающих секунды, вселяя в неё уверенность и покой.

А потом Арриэтта обернулась и посмотрела в сад. Она увидела гравийную дорожку, устланную цветными камнями величиной с грецкий орех, и пробивающиеся среди них кое-где зелёные травинки – прозрачные от солнца зелёные копья. Позади дорожки она увидела крутой травянистый склон, за ним – густую живую изгородь, а за изгородью – фруктовые деревья в цвету.

– Вот тебе мешок, – хриплым шёпотом сказал Под, – пора браться за дело.

Арриэтта послушно стала выдёргивать из коврика для ног волокна; они были жёсткие и очень пыльные. Под работал быстро и методично; набрав пук волокон, он тут же клал его в мешок.

– Если придётся внезапно убегать, надо, чтобы не осталось никаких следов, – объяснил он ей.

– Больно рукам, да? – сказала Арриэтта и чихнула.

– Мне нет, они у меня загрубели, – ответил Под, и Арриэтта снова чихнула.

– Пыльно, да? – сказала она.

Под выпрямился.

– Нет смысла дёргать там, где волокно свалялось, – сказал он, глядя на неё. – Нечего удивляться, что тебе больно рукам. Послушай, – добавил он через секунду, – оставь. Ведь ты первый раз в жизни поднялась наверх. Посиди на ступенях и полюбуйся.

– Ах, нет… – начала Арриэтта. «Если я не буду помогать, – подумала она, – папа не возьмёт меня в следующий раз».

Но Под настаивал.

– Мне даже лучше самому всё надёргать, – сказал он. – Могу выбрать то, что надо, понимаешь? Ведь щётку-то делать мне.

Глава восьмая

Ступени были тёплые, но крутые. «Если я спущусь на дорожку, – подумала Арриэтта, – мне потом будет не взобраться обратно». Поэтому несколько минут она сидела спокойно. Но вот она заметила скобу для сапог.

– Арриэтта, – негромко позвал её Под. – Куда ты подевалась?

– Я спустилась по скобе, – ответила она.

Под вышел из холла и посмотрел вниз.

– Ладно, – сказал он, – но помни: никогда не спускайся по тому, что не прикреплено. Представь: кто-нибудь из них подойдёт и переставит скобу на другое место… Как ты попадёшь обратно?

– Она слишком тяжёлая, чтобы её переставлять, – сказала Арриэтта.

– Может быть, – ответил Под, – но сдвинуть её всё же можно. Понимаешь, что я имею в виду? Есть правила, дочка, и тебе нужно выучить их назубок.

– Эта дорожка, – спросила Арриэтта, – идёт вокруг всего дома? И склон тоже?

– Да, – ответил Под. – Ну и что из того?

Арриэтта поковыряла землю носком красной лайковой туфельки.

– Моя решётка, – объяснила она. – Моя решётка, верно, сразу за углом. Моя решётка выходит на этот склон.

– Твоя решётка! – воскликнул Под. – С каких это пор решётка стала твоей?

– Ты не разрешишь мне, – продолжала Арриэтта, – зайти за угол и позвать маму через решётку?..

– Нет, – сказал Под. – И думать не смей об этом. Никаких решёток! Никаких «зайти за угол»!

– Тогда мама увидела бы, – продолжала Арриэтта, – что со мной всё в порядке.

– Ну ладно, – сказал Под и улыбнулся. – Только быстро. Я тебя здесь посторожу. И не кричи.

Арриэтта пустилась бежать. Дорожка была хорошо утрамбована, и её легкие туфельки, казалось, совсем не касались камней. Как замечательно бегать! Под полом не побежишь – там ходишь, ползаешь, пробираешься, но не бежишь. Арриэтта чуть не пробежала мимо решётки, но вовремя увидела её, сразу, как завернула за угол. Да, это была она – почти у самой земли, глубоко врезанная в старую стену дома; перед ней зеленело неровное пятно плесени.

Арриэтта подбежала к решётке.

– Мама! – закричала она, прижав нос к железным прутьям. – Мамочка!