Русский путь - Виктор Криворотов

Демократические выборы, переход реформаторов из аппарата в Советы создают условия для того, чтобы опорной политической системой общества стали выборные органы. Однако идея создания сильного центра может разбиться об опасные рифы двух противостоящих тенденций: негативного эгалитаризма и негативного реформизма. Первый грозит развалить или по крайней мере сильно дестабилизировать центр, поскольку сегодня часть аппарата блокируется с представителями праворадикальной тенденции соответствующих народных фронтов. В этой ситуации существует реальная опасность поглощения центра праворадикальными силами.

Негативизм же части «левых» (по отношению к существующей в стране системе власти) — это старая и, судя по историческому опыту, трудноизлечимая болезнь русской интеллигенции вообще. Однако, если учитывать исторический опыт, из которого следует, что само существование интеллигенции в России в этом веке было поставлено под вопрос, то тут представляется единственное: русская интеллигенция способна выжить лишь при наличии сильного центра, под определенной опекой такой власти, которая способна создать стабильность в обществе.

Вспомним, какую бурю возмущения у русской прогрессивной интеллигенции вызвала позиция «Вех», высказавших в начале века мысль о том, что интеллигенции следует молиться на самодержавие, ибо оно своими штыками оберегает ее от народного гнева.

Как известно, пророчество это осуществилось в середине XX столетия, когда русская интеллигенция из–за отсутствия в стране сильного центра относительно либеральной и одновременно консолидированной власти, попала под репрессивный молот политического радикализма народных низов, исповедующих идеи уравниловки. На этом фоне царское самодержавие предстает совершенно в ином свете. При всей своей авторитарности Петербургская империя сохраняла ту степень социального размежевания, при которой вообще только и возможно существование и процветание полноценной культуры в стране бедной, а во многом, пользуясь нынешней терминологией, принадлежащей «третьему миру». После отмены крепостного права в начале XX века начался бурный промышленный рост страны. Заложено было основание гражданского общества. Россия после долгих лет изоляционизма обращала свое лицо к миру. И все это оказалось разрушено в одночасье, поскольку нарастало нетерпение масс, а с другой стороны, выявилась полная неспособность правящей элиты управлять надвигающимся событиями. Идея равенства, сработав затем на потребности той же индустриализации, могла лишь уравнять всех в нищете, уничтожив интеллектуальную элиту, а вместе с ней и культуру…

Итак, история замкнула свой круг. Возвращение к «Вехам» начала столетия, к классическим рассуждениям о роли и месте интеллигенции, а также и к классическому противостоянию «славянофилы — западники», «Россия — Восток — Запад» это доказывает убедительно.

И все–таки, как и когда–то, обе точки зрения, несмотря на их сильнейшую эволюцию, не дают целостного представления о путях развития нашего общества.

Западническая точка зрения связана с позицией тех, кто в большей степени делает упор на экономику, а в меньшей — на идеологию. Казалось бы, чего еще, надо им дать возможность вывести страну из кризиса — уж они–то знают, как это делать. Позиция профессионалов, однако, обладает известными плюсами и минусами. В числе последних фигурирует черта, до некоторой степени утрированно названная «профессиональным идиотизмом», то есть малая способность воспринимать что–либо за пределами профессиональных интересов в своей области. Таким невоспринимаемым и тем самым как бы несуществующим для западников является сфера субъекта. Сюда относятся вопросы, связанные с формированием потенциала человеческого действия, производящего изменения в себе и в окружающей действительности.

Как уже отмечалось, такую работу в человеческом обществе осуществляет идеология — комплекс воззрений, позволяющий видеть мир и себя в нем так, а не иначе, понимая его определенным образом, и, исходя из этого, в нем ориентироваться. Западничество же, исповедуя традиции классического позитивизма, зачастую вообще отрицает идеологию как нечто необходимое (а- уж тем более ту идеологию, которая у всех у нас давно навязла в зубах), попадая тем самым в сложное, а в политической перспективе и в весьма опасное положение.

Проблема в том, что реально существующая идеология западничества сколь тривиальна, столь и малопродуктивна в реальных условиях нашей действительности.

Тривиальность ее состоит в том, что д е ф а к т о перспективы человеческой жизни она сводит к достижению материального благополучия — к так называемой «идеологии колбасы», сомнительной с точки зрения традиционных ценностей. Некоторую романтичность всему этому придает демократическая направленность идеологии западничества, что, однако, не выходит за пределы представлений о парламентарной демократии. Отметим, что эта идеология существенно обеднена именно в наших условиях, ибо, скажем, современная индивидуалистическая идеология Запада, которая связана с такими ценностями, как владение собственностью, правовое государство, человеческая свобода и, наконец, товарный рынок, разумеется, несопоставимо богаче, чем «идеология колбасы». Вспомним, что именно под флагом этих ценностей строились баррикады Великой французской революции.

Западничество, например, полностью игнорирует фундаментальные идеологические понятия нашей жизни, не задаваясь вопросом о будущей роли России как сверхдержавы, о классическом мессианстве русского народа и т. п. Что касается национальных целей — ближайших или перспективных, — то западничество их просто не учитывает.

С другой стороны, осмысливая историю России, узнавая страшную правду о нашем прошлом и настоящем, вполне реально предположить, что прошлые ценности ложны и они должны быть отвергнуты.

Явное отсутствие новой идеологии, массированное разрушение старой приводит к массовой деидеологизации страны. Под этими знаменами процветают как элементарное шкурничество и пещерный индивидуализм «войны всех против всех», невиданной в цивилизованном обществе, так и мощные национальные идеологии, постепенно монополизирующие идеологический рынок нашей страны.

В такой ситуации славянофилы — «правые» имеют реальную возможность стать монопольными держателями идеологических акций в России, поскольку возникает явная угроза, что демократия (а это, несомненно, одна из главных ценностей западников) по мере возникновения неизбежных в нынешних условиях трудностей станет восприниматься все с большим равнодушием, а затем — с раздражением и озлобленностью: «Раньше был порядок и продукты, а сейчас?..» «Левая» волна может иссякнуть, и тогда маятник общественных направлений резко качнется вправо. «Левые» же в условиях переходного периода экономической реформы, связанного с трудностями, имеют в долгосрочной перспективе шансы многое потерять.

В стане «правых» — другая крайность: за плотным туманом идеологизации не скрыть беспомощности и дилетантизма их экономической и социальной программы. Скорее речь идет даже об отсутствии оной, поскольку варианты ее колеблются в диапазоне от возврата к командно–административной системе до абстрактных «самостоятельности» и «хозрасчета», которые кто–то куда–то должен внедрить. А может, и не должен?

Все явственней слышны требования обособить Россию от остального мира, и при известном стечении обстоятельств дело в «правом» стане вполне может к тому склониться. Упор программы «правых» на «ценности–завоевания» и вторичность (как бы автоматическую достижимость) экономического прогресса, радикализм в требованиях воплотить эти ценности, следствием чего непременно должно стать улучшение экономического положения страны, собирает под их знамена всех недовольных, которым в экономическом смысле терять нечего. Можно предположить, что при ухудшении экономического положения страны «правые» подпадут под давление маргинализующихся групп населения, резко выступающих против социальной дифференциации и склонных к насилию. Думаю, тут все понятно, ведь никаких других средств для воплощения ценностей «сверху», кроме насилия, история пока не изобрела.

Добавим, что экономическая реформа рыночного типа в подобной ситуации практически обречена.

Дальнейшее ухудшение экономического положения в этих условиях увеличит популярность наиболее экстремистских групп правого толка, выход которых на политическую арену со всеми вытекающими отсюда последствиями представляет немалую опасность демократическим преобразованиям.

С другой стороны, «правые» делают упор на русскую историческую традицию, проявляют внимание к достижениям русской религиозной философии. И все это, а также принципиальная готовность их к новому прочтению марксизма, позволяет делать прогноз о появлении новой идеологии–синтеза, способной вывести нас из беспамятства, по–новому осветить современный мир, определить цели, связанные с национальным возрождением. Парадокс в том, что появление такого идеологического синтеза возможно лишь на базе консервативных и охранительных социально–культурных установок «правых».