Потерянное наследство и хронология. История вокруг двух хронологий в одном тексте - Андрей Ковалев

Гораздо более близкие к природе, чем современные европейцы, более подчиненные ее стихийным силам, зависящие от годовых циклов, люди эпохи феодализма, на первый взгляд, должны были быть и более требовательны к точности измерения течения дней в этих природных периодах. Но движение времени парадоксальным образом ускользало от восприятия людей средневековья. Голод, эпидемии, стихийные бедствия в сочетании с повседневным насилием создавали у людей постоянное чувство бренности бытия, и, как следствие, приводили к неустойчивости чувств и болезненному интересу к сверхъестественному. С неослабевающим вниманием следили они за знамениями, снами и галлюцинациями. Большая часть жителей Европы пребывали в некоем сновидческом пространстве со своими законами изменения (и измерения) времени и расстояний. Людей, которые просто хорошо ориентировались в пространстве, выходящем за пределы их государства, в каждом городе можно было перечесть по пальцам. Подтверждение тому – карты того времени, похожие на фантастические рисунки современных пятилетних детей. Не лучше человек средневековья ориентировался и во времени, чему способствовало отсутствие часов. Дорогие и громоздкие водяные часы были достаточно редки. Солнечные же имели очевидные недостатки из-за частой облачности. Для измерения времени внутри суток прибегали к разного рода ухищрениям. Так король Альфред (ок. 848 – 899), в желании упорядочить свой кочевой образ жизни, придумал зажигать одну за другой свечи одинаковой длины, чтобы чувствовать, как движется время. Но подобное было редким исключением. В большинстве случаев просто приблизительно делили дневную и ночную часть дня на 12 «часов». Так как со сменой времен года изменялась и длительность светлой части дня, то аналогично изменялась и длительность часа. И это считалось вполне приемлемым вплоть до XIV века, до изобретения часов с маятником.

Равнодушие к измерению течения времени существовало не только в низах, но и в королевских семьях. Не всегда фиксировались даты рождения даже в благородных семействах. Так в 1284 году пришлось провести целое расследование, чтобы с грехом пополам приблизительно определить возраст одной из самых богатейших наследниц королевства, юной графини Шампанской /20, с. 137/. Более того, в бесчисленных грамотах и записях X и XI вв. нет никаких хронологических данных! Нет их и в родовых древах того времени. Сложности фиксирования и счета времени усугублялись общим туманом, окутывающим мир цифр для ума человека той эпохи. Этот туман поддерживался и сложностями вычислений с применением для записи чисел греческих букв. И хотя арабские цифры и основанная на них десятичная позиционная система счета войдут в повседневность Европы в начале XIII века, но будут внедряться долго и с трудом из-за сопротивления купцов превращению их секретов счета в общедоступные. И среди счетов средневековья, дошедших до нас, нет ни одного без впечатляющих ошибок. И дело даже не в громоздкости и неудобстве системы счета – само чувство уважения к точности, к числу, было глубоко чуждо, как простолюдину, так и дворянам, и высокопоставленным людям того времени. Или даже можно сказать, что в сложившемся тогда строе мировосприятия присутствовали структуры, которые активно сопротивлялись упорядочиванию и прояснению отношений со всяким счетом, в том числе и времени.

Но существовали монастыри, где старались вести историографические записи. К тому же в ученой монашеской среде шла работа упорядочивания хронологических представлений. Это делалось из необходимости объединить две традиции, доставшиеся средневековой Европе: греко-римской и библейской. Этим согласованием двух историй занимались и святой Иероним и Евсевий Кесарийский, создавшие свои хронологии от сотворения мира. По первому мир был сотворен в 3941 году до Р.Х., по второму – в 5199 году до Р. Х. Но, скорее всего, речь шла не о дате сотворения мира, а о дате рождения Христа относительно неподвижной даты начала Мира. Рассуждая о хронологических представлениях средневековья, мы невольно проецируем в то время устоявшуюся современную привычку считать дату начала нашей эры фиксированной на шкале времени. При этом ось времени одинаково, почти бесконечно, распространяется в нашем воображении в обе стороны от этого условного нуля. Но этот образ – плод работы многих ученых эпохи Просвещения, когда отвоевание левой части оси времени у темноты незнания происходило, почти буквально, за пядью пядь. У средневекового же человека, если и мог возникнуть образ некой оси, связанной со временем, то это был луч, направленный слева направо, и начинавшийся за 4 – 6 тысяч лет до времени его бренной жизни. По «левую сторону» этого луча не было даже чистого листа бумаги. Поэтому Иероним и Евсевий своими хронологиями одновременно решали задачу и определения века, в котором они живут. Последнее было важно и для расчета, оставшегося человечеству, количества лет до Страшного суда.

Эту тенденцию поддерживали и наполовину волевые действия императора Саксонской династии Священной Римской империи Оттона III (980 – 1002), который приложил много сил для перехода счета лет от эры Диоклетиана к anno Domini. Желая усилением чувства пребывания у конца времён породить богобоязненность и склонность к порядку, он добивался распространения и нового летоисчисления, и «знания» о конце тысячелетия, отведенного человечеству перед Страшным судом. Но чувство «конца веков» было характерно позднему средневековью в любое время, в независимости от того знали или нет поборники и глашатаи этого откровения в каком году и веке они живут. И нельзя сказать, что оно особо усилилось к концу первого тысячелетия. Более того, это сгущение чувств, как во сне, порождало и ощущение «сжатости веков» – для простых людей все, что было после Христа и до жизни конкретного прадедушки, происходило примерно в одно и то же время. В книге «Апология истории», в главе, посвященной особенностям коллективной памяти в позднее средневековье, французский историк Марк Блок так писал об этом еще в середине прошлого века: «… и это главное, картина мира страдала от слабого восприятия различий между последовательными планами перспективы… никого не шокировало, что поэмы на народных языках одинаково изображали каролингских паладинов, гуннов Аттилы и античных героев рыцарями XI или XII века» /20, с. 153/.

Переход к счету лет от Рождества Христова происходил очень долго и без какого-либо рвения. Вплоть до 1431 г. все энциклики папы римского датируются «от сотворения мира», а испанская церковь до XII столетия за начало отсчета лет брала 38 г. н.э., когда император Октавиан Август даровал покоренным иберийцам, населявшим Пиренейский полуостров, статус жителей римской провинции. Дольше всех по летоисчислению от сотворения мира жили в России (если не считать безземельных тогда иудеев). 1492 г. н.э., например, был у нас 7000 anno mundi. Он должен был начаться в марте, но царь Иван III не посчитался с традицией и перенес его начало в этом году на 1 сентября32. Почти все тогда на Руси Православной ждали конца света, ибо «истек счет дней». Крестьяне даже не думали начинать осеннюю жатву. Вторым реформатором русского календаря стал Петр I, повелевший перейти на гражданский счет лет и вместо «1 января 7209 г. от сотворения мира» писать «1 января 1700 г. от Рождества Христова». Для России введение юлианского календаря было большим шагом вперед, хотя вся Европа уже заканчивала переход на грегорианский. Впрочем, не желая конфликтов с приверженцами старины и церковью, в указе царь сделал оговорку: «А буде кто захочет писать оба те лета, от сотворения мира и от рождества Христова, сряду свободно».

Вернемся к рассмотрению восприятия течения времени и событий человеком средневековья. Вздыбленное страхом воображение людей того времени было склонно к пренебрежению фактом ради толкования, к обретению чувства спасения в мифотворчестве. Душевные силы тратились не на работу уточнения реальности, а на накачивание сознания воздухом летучих образов и на обрисовку их связей с религиозно-насыщенными сюжетами, которые считались предметом подражания для личной жизни. Вневременная борьба сил Сатаны с небесным воинством порождала ощущение пребывания не в реке времени, а в недвижимом средоточии сил.

Но отношение ко времени у разных народов могло сильно различаться. В средиземноморском древнем мире Греции мы находим отражения достаточно разумного, а порой и очень точного представления о временных периодах. Так в рассуждениях Пифагора о своих прошлых воплощениях и о периоде метемпсихоза отразилось представление о давности Троянской войны.33 Согласно этим рассуждениям, Троянская война произошла примерно за 650 лет до времени жизни знаменитого математика. Это дает для времени знаменитой войны вторую половину XIII века до н.э., что очень близко к современной ее датировке34. Платон, рассказывая о легендарной Атлантиде, о ее гибели примерно за 9 000 лет до посещения Салоном Египта35, оставляет нам свидетельство об отношении к большим промежуткам времени, как в древнем Египте, так и в его время в Греции. Можно предположить, что у морских государств средиземноморья отношения с историческим временем не страдали клаустрофилией. Во всяком случае, человечеству без возражений отводилось не менее десяти тысяч уже прожитых лет. Между тем, представление об историческом времени у кочевых племен было менее развито и, как следствие, сам промежуток этого времени сужен, что и отразилось в Библии. Осевшие в Палестине «потомки Авраама» только через несколько веков начинают писать свою историю, опираясь в хронологических построениях на генеалогию от Адама. Обрывочные легенды о жизни в Междуречье вызывают в памяти образы покинутого у истока времен Эдема. Из-за скудных конкретных знаний о жизни этих племен после выхода из Междуречья, следуя желанию воссоздать непрерывную цепочку своей истории, летописцы еврейского народа наделяют патриархов впечатляющей продолжительностью жизни. И несмотря на это, им удается «воссоздать» историю от Адама до Давида длительностью только в два с половиной тысячелетия.