Индивидуум - Полина Граф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я рад, что ты вновь в строю. Тот случай на базе падших тебя знатно подкосил.
Рука Стефа дрогнула. В воспоминаниях прозвучали выстрелы, и густая черная вина вновь захлестнула протектора.
— Спасибо, что поддерживал все это время, — произнес Стефан после недолгого молчания. — Было действительно погано.
— Ты же знаешь, я всегда на твоей стороне.
Коул сидел прямо и спокойно. Ни капли осуждения. Преисполненный благородства человек в мрачной, воняющей хибаре, которая не разваливалась по чистой случайности. Он был почти единственным, кто не презирал Стефана за преступление. Убийство десяти приземленных и двух протекторов. Все знали, что Стеф сделал это из паники и страха, оттого случившееся выглядело еще более омерзительным и ужасным, особенно для него самого. Тот момент, когда почти наступило пять минут седьмого… Ужас перед смертью сковал разум. Позволил падшим его обмануть. Им удалось убедить Стефа, что все те несчастные — сплиты. Вина и ненависть к собственной слабости пожирали его до сих пор.
Если бы не Коул, то Стефана уже давно бы казнили за убийство. Лишь Змееносец, который тогда и был Смотрителем, отбил его у протекторов и эквилибрумов. Стефан не хотел вспоминать черное время после суда, заполненное отчаянием и самоуничижением. Тогда он решил, что обязан понести наказание так или иначе. И если протекторы не довели дело до конца, то прекрасно справился бы сам.
— И все-таки… — вдруг сказал Стефан, помедлив. — Белый сплит там был. В первой комнате.
Он не возвращался к этой теме годами, поклялся никогда не вспоминать. Стеф полагал, что спустя столько времени Коул окажется куда более открытым к обсуждению, но тот решительно закачал головой:
— Мы уже много раз обсуждали и проверяли. Белых сплитов не бывает. Особенно тех, которые умирают от мрачного золота. То, что ты помнишь, вызвано помутнением рассудка. Эквилибрумы называют такую память фантасмеморией — ложными воспоминаниями. И обследования в Соларуме подтвердили, что это она и есть. Лишь Тьма способна захватывать души людей, она — зло. Но не Свет. Поэтому существуют лишь люмен-протекторы, а не тенебра-протекторы.
— Но…
— Стефан, отпусти это! Ты не понимаешь, что, копаясь в прошлом, лишь вредишь самому себе? Произошедшее тогда — безусловная, ужасная трагедия. Но ты такая же жертва, как и те люди. Не вини себя, но и не ищи более сложного оправдания, чем обман падших.
Стеф потрясенно смотрел на Змееносца, тот серьезно глядел в ответ.
— Смирись и живи, — надавил протектор, выдыхая дым. — Как и все остальные. А мы поддержим. Только не погружайся обратно во мрак.
Водолею вдруг показалось, что подобный разговор у них уже был, еще до убийства невинных. Когда Стефан, еще новичок, не хотел мириться с ужасом протекторства и пытался сбежать к падшим. Тогда, дрожа от страха, он сидел на кладбище, где среди надгробий его семьи стояла плита с именем Стефа. Как же давно это было… и насколько же другим человеком он тогда являлся…
Коул каким-то образом выследил Стефа в тот день. И увел его назад в Соларум. Возможно, Змееносец догадывался, что тот замыслил бежать, но ни словом не обмолвился. Они тогда мало общались, поэтому Стефу было странно услышать от Коула предложение помощи. Он с самого начала казался ему важным расфуфыренным выскочкой, слишком занятым и холодным, чтобы разбираться с чужими мелкими проблемами. Но Коул всегда считал, что поддержка протекторами друг друга — обязанность ничуть не менее важная, чем спасение человеческих душ.
В итоге все вышло так, что Коул стал Стефу наставником даже большим, чем надоедливый Дан.
— А что помогло тебе? — спросил Водолей. — Когда твой сын умер. Или когда ты понял, что с семьей тебе больше не быть.
Стефан не хотел поддеть друга. Но он считал справедливым затронуть столь болезненную тему в ответ. Коул никак не отреагировал на вопрос. Лишь задумчиво смотрел в окно и дымил.
Стеф уже давно знал о прошлом Змееносца, хотя тот не спешил делиться пережитым с другими. В день рождения Стефана, когда ему стукнуло пятьдесят, Коул раскрыл ему эту часть своей жизни. После небольшого потрясения Коул предположил, что его «юному» другу надо выпить. Они сидели в баре, Стеф пытался надраться, лишь бы забыть все случившееся, и ныл невозмутимому Коулу про свою тупость. В конце концов тема зашла про «человеческие радости, недоступные протекторам». Тогда-то Змееносец и показал короткую запись отражения, сделанную на энерглассе. Выглядело странно. Записи шестнадцатого века. Двойняшки — мальчик и девочка лет четырех. И их мать — жена Коула — улыбалась, глядя на детей. Невысокая девушка с темными волосами. На ее лице еще оставался отпечаток миловидности, все остальное погребла утомленность. Коулу было двадцать пять, когда он стал люмен-протектором. И примечательно не только то, что он уже был женат. Дети у протекторов — дело не просто редкое, а уникальное. Вполне милая семья, как казалось Стефану — до того момента, пока Коул без хоть какого-то выражения на лице не рассказал о судьбе сына. С тех пор его никогда не удивляло молчание Коула о семье — подробности и вправду знали лишь единицы в Соларуме. Стефану не хотелось представлять, каково это: так сильно пережить собственное потомство и быть повинным в смерти одного из него.
Вот и сейчас, столько лет спустя, Коула по-прежнему преследовали призраки прошлого. Стефан твердо знал это, ведь был таким же. Все они были такими. Сожалевшими об ошибках былого.
— Мне помогла вера, — наконец ответил Змееносец. — Я заставил себя поверить в то, что делаю этот мир лучше для них и для миллионов таких же, как они. Всеми силами.
Стеф кивнул.
— Значит, смотрим на будущее позитивнее, — кисло выдал он. — Отлично.
Коул начал сгружать пожитки в сумку. В отдельный мешок закинул и дичь. Куда она девалась потом — Стефан не ведал, но искренне надеялся, что в общей столовой ее не подавали.
— Хороший настрой нам необходим, — обронил Змееносец. — Особенно теперь. Что-то грядет.
— В плане? — Стеф вопросительно уставился на товарища, пока тот выходил обратно на улицу.
— Предчувствие. Слишком тихо и спокойно в последнее время.
Коул вздохнул и двинулся прочь, в сторону ближайшего транзитного круга. Он шел через белые полевые цветы. Лучи, продравшиеся сквозь облака, золотом омывали его и нити тумана.
— Одно точно можно предсказать. От небес ничего хорошего ждать нельзя.
Вот в этом Стефан был с ним полностью согласен.
Глава IV
Смирение с уродством
В ту ночь небо казалось спокойным, даже ярким. Облака только-только начали собираться. Через орфостекло окуляра я видел вверху множество голубых и оранжевых точек светлых и темных