Альтернатива для дураков - Чингиз Абдуллаев

— Ну это мне ясно. А зачем этому человечку так рисковать? Счастливчик ведь ментов сразу чует. И стукачей тоже чует. Он ведь может стукача просто удавить.

— А кто сказал, что нужно на него стучать? Нужно просто ему немного помешать. И потом заодно и помочь в розыске его ценностей. Там ведь не обязательно все сдавать государству, — продолжал Гвоздев, уже чувствуя, что сумел заинтересовать своего агента, — можно оформить как найденный клад и выделить четверть суммы нашедшему. А можно и без оформления договориться.

Он знал, что такие вещи часто практикуются в работе сотрудников уголовного розыска. Агенту обещают часть похищенного, возвращенного государству. Это самая настоящая сделка, на которую многие следователи шли сознательно, чтобы вернуть ценности. Практика эта была особенно популярна в восьмидесятых, когда за возмещенный экономический ущерб карали не так строго и многие предпочитали входить в сделку с законом и гарантировать себе минимальное наказание. Точно так же договаривались и с агентами, которые помогали в розысках похищенного.

При благоприятных стечениях обстоятельств агенты получали часть найденного, что усиливало их рвение и делало их работу максимально эффективной. При этом некоторые из недобросовестных сотрудников милиции иногда также получали соответствующее вознаграждение.

— Я понял, — засмеялся Пирожков, — у вас, видимо, сильное желание появилось снова упрятать Счастливчика туда, откуда он только что вышел. А я вам должен помочь. И еще вам нужны его цацки? Правильно.

Больше всего Гвоздеву хотелось сейчас плюнуть в рожу сидевшему перед ним типу. И конечно, его интересовали не ценности Счастливчика, а новое крупное дело, на которое тот должен был пойти. Он был уверен, что не ошибся в своих расчетах. И не только в отношении Счастливчика. Кажется, Пирожков серьезно заинтересовался его предложением, решив, что нужно заняться этим делом. Зависть и жадность были самыми сильными стимулами для Пирожкова. Однако говорить все это своему агенту он не торопился.

— Почти правильно, — сказал он угрюмо, — но в первую очередь меня интересует сам Счастливчик.

— Это я все сразу понял, — сказал довольный течением беседы Пирожков. — Постараюсь выйти на нашего общего знакомого. Тем более, что он, кажется, ищет себе помощников.

— Хорошо, — кивнул подполковник.

Пирожков поднялся, решив, что разговор закончен.

— Когда снова встретимся? — спросил он сквозь зубы на прощание.

— Через три дня, — жестко сказал Гвоздев. — Мы теперь с тобой будем часто видеться. В это время.

— Я за три дня ничего не успею сделать, — пожал плечами Пирожков.

— Это твои проблемы, — сурово отрезал подполковник и, когда агент уже сделал шаг к двери, окликнул его:

— И еще. Пирожков, я хотел тебя предупредить. Все время наши ребята в твоем районе на твоих людей выходят. Вчера мне сообщили, что твои «шестерки» избили директора кинотеатра, который не хотел сдавать вам в аренду свои помещения.

— Какого директора? — попытался сделать удивленное лицо Пирожков.

— Ты сам знаешь, какого, — очень злым голосом произнес подполковник. — И предупреждаю тебя, если такое повторится, я в следующий раз, кроме твоих ребят, приеду и за тобой.

— А где мои ребята? — спросил ошеломленный Пирожков.

— Уже в камере, — не стал улыбаться Гвоздев. Он этого просто не умел. — И я думаю, что к тебе они вернутся годика через три-четыре. Не раньше.

— Почему?

— Почему? — подполковник схватил бандита за шиворот и с треском ударил его об стенку. И еще прижал ногой. — Твои «орлята» ему голову проломили. И он сейчас в реанимации лежит, — свистящим шепотом сказал Гвоздев. — Я тебя, суку, в последний раз предупреждаю.

Он толкнул еще раз бандита и отошел от него.

— Ладно, — сказал Пирожков, поправляя пиджак, — не угрожайте. Хотите лишить своих друзей такого агента, как я?

— Нет, не лишу, — сурово произнес Гвоздев. — Я просто посажу тебя в тюрьму и сообщу всем, что ты наш агент. Знаешь, что с тобой будет?

Ошеломленный Пирожков открыл рот, чтобы хоть как-то возразить, но так ничего и не сумел сказать.

— А теперь пошел вон, — добавил на прощание подполковник. — И помни о моих словах. Еще один такой случай с кем-нибудь из твоих ребят, и я тебе спокойной жизни не обещаю.

Глава четвертая

Я ведь был убежден и раньше, что в инспекциях по личному составу сидят не ангелы. А в управлении собственной безопасности, которое создали в нашей системе, вообще сидели волкодавы. Самые настоящие. И поэтому, когда нас вызвали на допрос, я не ожидал ничего хорошего. Тем более, что первым пригласили Аракелова. Разговор, как его называли волкодавы, и допрос, каким он на самом деле был, начался с вызова Аракелова, который вошел в комнату, перед дверями которой мы сидели на стульях.

Он вышел ровно через полтора часа, ошеломленно качая головой, словно столкнулся с чем-то необычным, удивительным. Он не успел ничего сказать нам, когда вышедший из кабинета капитан показал ему на дверь и строго сказал:

— Вы можете быть свободны.

Аракелов только кивнул нам на прощание и вышел. Сразу после этого пригласили Маслакова. На этот раз беседа затянулась на целых два часа, и, когда он вышел, стрелки показывали уже начало второго. Он тоже вышел в несколько растерянном состоянии, но в отличие от Аракелова кивнул нам и сказал:

— Они, по-моему, все сошли с ума. Решили, что мы во всем виноваты.

— Разговоры, крикнул ему вышедший следом капитан.

— А, иди ты… — огрызнулся Маслаков. — Думаешь, если ты стукач и занимаешься стукачеством, то и все такие.

Он махнул рукой и, посмотрев на нас, сказал на прощание:

— Держитесь, ребята, а то они нас действительно за дураков считают. И подставить хотят.

Он вышел, и только затем позвали наконец меня. Видимо, Хонинова как командира хотели допросить в последнюю очередь. А меня вызвали третьим. В кабинете, куда я вошел, за столом сидел невысокий мужчина мрачного вида с коротко постриженным ежиком волос. Он посмотрел на меня своими бесцветными глазами и коротко сказал:

— Проходи, садись.

Этот тип был в штатском, но я уже знал, что это подполковник Мотин.

Маленький, красномордый. Я его сразу невзлюбил, как только увидел. И чего только он копает, если у нас уже и так работали несколько комиссий по проверке, включая комиссию ГУВД, прокуратуру и ФСБ. Мне сразу не понравилось, как он предложил мне садиться. Мы уже привыкли, что подполковники могут нам «тыкать».

Но он сделал это в неприятной манере, в такой уничижительной форме, что я сразу понял — он меня не просто подозревает. Он меня заранее считает виноватым и не очень любит. Есть такие следователи, которые считают любого сидящего перед ними человека виноватым еще до того, как тот раскроет рот.

Я сразу решил, что выпущу все свои колючки. Пусть этот наглый сукин сын не думает, что он может так обращаться с офицерами нашей группы. Ничего у него не получится. Я прошел к стулу и уселся на него с очень независимым видом. Передо мной стоял магнитофон. Справа от меня сел тот самый капитан в форме, который приглашал и провожал наших ребят.

— Ты — Никита Шувалов, — начал Мотин своим неприятным скрипучим голосом. — Очевидно, ты уже знаешь, зачем мы вас всех сюда пригласили?

— Догадываюсь, — буркнул я, глядя на этого типа.

— Не нужно так отвечать, — строго прервал меня Мотин, уловив мое отношение к этому разговору, — только «да» или «нет». Ты офицер милиции, а не проститутка, чтобы вести себя таким вызывающим образом. Ты меня понял?

— Да, — сказал я достаточно громко.

Он нахмурился, но больше не стал ничего говорить на эту тему. Только подвинул к себе бумаги, глядя то в них, то на меня.

— Согласно рассказам многих свидетелей, два месяца назад у вас произошел взрыв. Взорвался конверт, присланный якобы из министерства. Тогда погибло двое ваших офицеров — командир группы подполковник Звягинцев и сотрудник вашей группы лейтенант Бессонов. Все видели, как перед взрывом у вас с Бессоновым произошла серьезная размолвка.

— Да, — снова громко сказал я.

— Не нужно так кричать, — поморщился он, — и не строй из себя идиота.

Достаточно, если ты будешь говорить четко и ясно. Так у вас была размолвка?

— Да.

— Говорят, что вы даже подрались?

— Кто говорит?

— Вопросы задаю только я. Молод ты еще, чтобы мне вопросы задавать. Так вы подрались или нет?

— Да.

— Почему?

— Поспорили, — пожал я плечами.

— О чем поспорили? — не отстает он от меня.

— О жизни.

— Конкретнее, — этот пес не отступит.

— Мы с ним часто спорили по разным поводам, — я посмотрел ему в глаза, чтобы он видел, как я нагло вру, — из-за кинофильмов разных, из-за книг.

— Значит, у вас был интеллектуальный спор, — усмехнулся Мотин, — из-за этого ты набил ему морду?

— Мы просто поспорили, — упрямо повторил я.