Здравствуйте, доктор! Записки пациентов [антология] - Коллектив авторов

У меня иногда, кроме припадков аутизма, случаются приступы цивилизованности. И если аутизм ничем особенным не грозит, разве что слабым голодом из-за невозможности пополнить запасы продовольствия, то во втором случае все много хуже. Потому что во время приступов цивилизованности я принимаюсь заниматься своим здоровьем. Немедленно.

В этот раз меня накрыло в понедельник утром. Опустивши ноги с кровати на пол, я поняла, что в течение тридцати, максимум сорока минут, должна сдать ПАП-тест (цитологическое исследование соскоба шейки матки), иначе жизнь моя не будет стоить ломаного гроша. Объяснений этому внезапному порыву нет, не было и не будет. В дальнейших действиях логика отсутствует тоже.

С нечищеными зубами схватила мобильник и позвонила любимому доктору. Сообщила о срочной необходимости в ПАП-тесте. Долго отвечала на взволнованные вопросы, что «ничего, ничего не случилось, но я же цивилизованная женщина?» Доктор велела приходить к шести вечера. Меня это устроило мало. Сорок минут — не больше! — оставалось времени вообще. Это было очевидно.

Чистила электрощеткой зубы и шустрила в Яндексе гинекологические клиники в центре города. Нашустрила. Выбрала ту, где меня обещали срочно принять в течение часа. Вызвала такси. Накрасила глаза.

Врачица мне сразу очень, очень понравилась. Она похлопала меня по раздвинутой ноге и ласково проворковала:

— Шейка-то какая кошмарная.

А впереди был телевизор. Плазменная обширная панель. На ней можно было и мне тоже рассматривать кошмарную шейку. Она была не ахти, может быть. Например, последовательно изорванная головами двух детей. А потом зашитая через край швом «вперед иголку». Но мне она дорога и такая. Другой не вырастет. Но врачица была несогласная.

— Вот так вот обрежем, — показала она широко рукой, — и отличненько будет! Без этого безобразия. Отвратительно выглядит.

И стала несильно шкрябать внутри. А я ей возьми и скажи, обиженная за шейку:

— Из цервикального канала вы взяли уже?

Она встрепенулась:

— Ну, — говорит, — если вы так уж настаиваете, возьму. Хотя, знаете…

Она не договорила. Но было понятно, как ей надоели капризные пациентки.

Вот. За все это удовольствие я отвалила более четырех тысяч рублей, однако самому интересному еще предстояло случиться на следующий день. Самое интересное началось с утра: бледное солнце, заваривается кофе, звонит врачица и светло замечает, что «диагноз подтвердился». Я даже не уточняю какой. Иду забирать результат, встревоженная.

Дают в руки малый белый листочек. Врачица торжествует. Говорит: «А я предупреждала, надо резать». Читаю на листочке, там немного, одно слово от докторской руки: гиперкератоз. И неразборчивая подпись. Спрашиваю:

— А это что?

— Это ваш результат.

— Результат чего?

— ПАП-теста, — отвечает она легко и листает какие-то бумаги на красивом письменном столе. Я ей мешаю, кажется.

Говорю сдержанно:

— Он странно выглядит.

Она пожимает плечами. Не соглашается. Ей вполне нравится, как выглядит этот результат.

Спрашиваю:

— Где результат исследования материала из эндоцервикса?

Она говорит, глядя строго мимо:

— Перед вами, женщина!

— Где результат исследования материала из эктоцервикса?

Она поджимает губы обиженно. Я знаю, что она сейчас скажет, и она говорит с достоинством:

— Вы не врач!

— А я и не претендую, — отвечаю, — но я много раз сдавала этот тест, и его результаты выглядят по-иному. Они выглядят вот так: «клетки многоклеточного и цилиндрического эпителия без атипии», «пласты чешуек плоского эпителия». Или там: «с участками метаплазированного эпителия». Все это отдельно для каждого образца. В протоколе исследования записывают то, что видят в микроскоп. Виды клеток. А это — вообще не протокол исследования.

Она горячится. Она встает и нервно ходит.

— Наша клиника работает на рынке медицинских услуг десять! Нет, двенадцать лет! Наши специалисты достигли несравненных высот в части диагностики и лечения! Ваш анализ — результат труда десятков людей! Специалистов высшего класса!

И вот она все это говорит, а я в очередной раз понимаю, что глупее меня нет вообще никого. Даже вот этот специалист высшего класса, подписавший малый белый листок, намного умнее. И я тихо встаю и незаметно ухожу. Кручинюсь и ем шоколад. Много. Скрываю ото всех свой очередной позор и потерю четырех тысяч.

Приступ цивилизованности обоснованно прошел, но приключения с врачицей забавным образом продолжились — с участием третьего лица, юриста Славы. Он совершенно случайно ко мне заехал, отдать-забрать ключи с прошлых работ, записные книжки, журналы столетней давности, всякое такое. А я как раз заполучила свеженькие результаты анализов из независимой лаборатории — они были прекрасны. Без всяких глупостей от руки, сочиненных гинекологиней в тиши уютного кабинета.

Я победно танцевала вокруг монитора и негромко пела — независимая лаборатория по почте присылает анализы, очень удобно для танцев.

И тут случается юрист Слава. И я в порыве радости с какого-то черта рассказываю ему в общих чертах историю: обман в частной клинике, четыре тысячи рублей, новые прекрасные результаты и все хорошо вроде бы. Но он со мной не соглашается. Уверяет, что все может быть еще лучше. Просто начинает разминаться у меня на ковре, потирать руки, как боксер перед поединком. И говорит:

— Наташка, мы сейчас эту жуткую бабу за полминуты сделаем! Ты хочешь обратно четыре тысячи сто рублей? И еще два раза по столько же? За моральный ущерб? Да я таких, как она, да как Бог черепаху!.. Да я за социальную и всякую другую справедливость! Горы сверну! Я борец, настоящий борец!

Я кусаю губы, я неприлично хочу назад четыре тысячи рублей. Моральный ущерб я бы легко простила. Но вот четыре тысячи рублей очень хорошо выручили бы меня этой осенью. Я купила бы те самые духи. И шанелевскую базу под макияж, сияющую. А то все как-то больше за квартиру, да за квартиру, да еда, да пуховики детям. А, и еще за газ. И я — несчастная! — киваю прокушенной губой юристу Славе.

Он мгновенно меня хватает за руки — за ноги, он меня волочет на улицу и сажает в свой автомобиль. Славин автомобиль очень грязный. Не просто там банально грязный — а невероятно, невообразимо, чудовищно грязный. Это невозможно себе представить. Грязь лежит на кузове неизвестного никому цвета толщиной сантиметров тридцать, не меньше. Когда-нибудь ее придется уже отбивать кайлом, а не отмывать.

Или не придется.

— Да, — блестит очками юрист Слава, — я принципиально не мою машину за личные деньги. Я считаю, что город должен мне сам мыть машину, если хочет видеть свои дороги аккуратными!

Тут бы мне одуматься. Выйти с достоинством из принципиально немытого автомобиля. Вернуться домой. Выпить кофе. Послушать радио «Эхо Москвы». Но я, безумная, пристегиваюсь — и мы едем.

По пути юрист Слава интересно рассказывает мне о своем вкладе в составление «Полевого определителя птиц Подмосковья» с описаниями и изображениями трехсот семи видов птиц средней полосы России. Говорит, что лично описал несколько нетипичных птиц. Я спрашиваю, была ли там пеночка. Он почему-то обижается и сильно ударяет руками по рулю. Машина странно виляет в стороны. Я моргаю.

— Не в пеночке дело! — с болью отвечает он. Замолкает надолго.

Приезжаем. Юрист Слава не торопится вылезать из машины, он снимает очки, вынимает из кармана другие, надевает их. Снимает. Надевает прежние. Я немного начинаю жалеть о намеченном мероприятии. Юрист Слава вдруг сильно возбуждается и вытаскивает из бардачка смятую газету. В газету завернут листок бумаги большого формата А3.

— Подожди, — громко говорит он, — я вот тебя хочу попросить. До всего.

— Да? — любезно отзываюсь я.

— Ты поддержи мою добрую инициативу по поводу иппотерапии. Я не для себя стараюсь. Я для детей стараюсь. Я хочу, чтобы каждый ребенок города познакомился с лошадью. Ты подпишешь мое открытое письмо Невзорову?

— Невзорову? А почему именно ему?

Юрист Слава волнуется еще больше. Лицо его краснеет. Губы прыгают. Руки дрожат. И голос тоже:

— Как ты не понимаешь?! Я обращаюсь к нему как к знатоку лошадей. И опытному пропагандисту. Надеюсь, ты хотя бы знаешь, что его лошади прекрасно читают?

Отодвигаюсь по возможности дальше.

— Как это — лошади прекрасно читают?

— Очень просто, читают и пишут по-латыни. Невзоров — гений. Я очень рассчитываю на его поддержку. У Самары огромное будущее в плане иппогорода. Мы еще выйдем на улицы!

Он немного стучит по рулю опять. И еще раз. Автомобиль коротко и тревожно гудит.

— Слава. Я подпишу, — говорю я, — обязательно подпишу. Мне нравятся лошадки.

— Лошадки! — вскрикивает он. — Лошадки! Вот оно, бескультурье! Безнравственность! Лучше вообще молчи! Будешь курить?!