И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

прогулки, сразу же принялись готовиться к номеру. Бен Али же решил отыскать Клода, у которого хотел узнать, что ему предстоит делать во время работы цирка. Поискав во всех рабочих помещениях и шатрах, Омар решил проверить последнее место, еще не приходившее ему в голову. Это было Большое шапито, которое активно готовили к открытию. Охрана стояла со всех сторон, будто опасаясь чего-то. Омар оказался прав, когда решил пойти сюда. Клод действительно находился в Большом шапито, и не один. Там же были Мишель Буайяр, одетый в костюм шпрехшталмейстера, темно-красный, с черным жилетом и красной шляпой-цилиндром. На руках него были белоснежные перчатки, а на безымянном пальце правой руки красовался черный перстень с выгравированными буквами «CP», что по-французски означает «Cirque Paradis». Такой перстень обозначал, что человек, носящий его, является действующим главным ведущим. Вокруг сновали униформисты с кучами инвентаря, технический персонал настраивал свет, на манеж выкатывали несколько очень больших колец, настолько больших, что Омар, даже если бы подпрыгнул с подставки, все равно не достал бы до верхней части. Как предположил бен Али, кольца эти предназначались для слонов. Сами же слоны в это время находились в своих вольерах и готовились вместе с погонщиками к предстоящему выступлению.

Подойдя к Клоду, который о чем-то увлеченно говорил с одним из костюмеров, Омар спросил его о дальнейшей своей работе:

– Клод, я на данный момент полностью свободен, укажи, что дальше мне делать. Работать как-то, либо же у меня появилась возможность немного отдохнуть?

Клод, казалось, стал резко очень взволнованным, попросил Омара подождать несколько секунд, а сам подбежал к Буайяру, став что-то у него выяснять. Бен Али ничего не оставалось, кроме как терпеливо ждать. Он успел обмолвиться с костюмером парой слов касательно предстоящего дня, а также немного осмотрел внутренне убранство Большого шапито. С момента его вчерашнего визита в это здание поменялось очень многое. В частности, теперь, даже по сравнению с утренним убранством, изменилось расположение канатов и тросов над манежем. Теперь их стало меньше, а из двух вороньих гнезд висели по две металлические перекладины, закрепленные на длинных вертикальных тросах. На манеже поставили большой постамент, видимо, предназначенный для ведущего, а оркестровая яма уже была подготовлена для музыкантов.

Вместо обещанных нескольких секунд Омару пришлось ждать почти две минуты. Он это понял, потому что на небольшой тумбе стояли часы, которые показывали десять минут первого. Наконец, Клод вернулся к Омару.

– Итак, – начал, запыхавшись, Клод, – ввиду сложившихся очень непростых обстоятельств, ты, Омар, будешь помогать здесь, в рабочих помещениях, униформистам. То есть будешь помогать им готовить инвентарь артистов перед выступлениями. Особенно осмотри лошадей, ты их выгуливал, поэтому несешь персональную ответственность за их внешний вид!

– Я тебя понял, – сказал Омар, – но, позволь узнать, что за непростые обстоятельства?

– Их много, – произнес Клод, – но самое непростое – это то, что Хозяин лично изъявил желание открыть Большое шапито и поприветствовать зрителей!

– И что же тут такого непростого? – непонимающе спросил бен Али.

– А то, дурья твоя голова, что Хозяин еще ни разу за последние несколько лет не выходил на манеж! Толпа будет неистовствовать! Для них наш Хозяин – живая легенда, которую никто никогда не видел. А тут тебе раз – и вот он! Это будет незабываемо, но в равной степени и тяжело.

– Хорошо, я тебя понял, – произнес Омар, – буду помогать этим вашим, как их там…

– Униформистам, – резко вмешался в разговор Буайяр, прошедший мимо, – и, пожалуйста, не вытворяй каких-нибудь свободолюбивых штучек! Все должно пройти чрезвычайно строго для нас, и чрезвычайно интересно для зрителей!

Не дожидаясь ответа, Буаяйр вышел, позвав за собой Клода. Омар же решил присесть на лавке, стоявшей рядом, чтобы немного отдохнуть. Тут вошел Альберт Рохман, уже с завязанной повязкой на глазах. Он присел подле Омара и достал небольшую фляжку.

– Ну что, Омар, – заговорил Рохман, – сегодня ты впервые узришь выступления наших артистов. Волнительно, не правда ли?

Рохман сделал глоток из фляжки.

– Не то, что бы, – произнес Омар, принимая фляжку из руки Рохмана, – у меня в голове уже сформировалось представление, что можно ожидать от вас.

– Нет, нет, нет, – возразил Рохман, – все, что ты там себе напредставлял – полная лажа! Ты ощутишь на себе, что наши выступления – это сродни пиру богов! Пусть простит меня за это наш Господь, но, черт возьми, даже если я сгорю сегодня – это будет шедевр!

– Ты Бога совсем не боишься, я погляжу.

– А что его бояться? Бог прямо с нами, – сказал Рохман, забрав фляжку, – всего в нескольких метрах отсюда, хе!

Омар задумался. Очевидно, что Рохман считал Богом Сеньера. Но, это может и не быть лишено смысла. «Только это Бог для слабых, униженных и пугливых. Но Рохман не может быть таким. Он кажется совершенно спокойным, никого не боящимся человеком», – думал бен Али и смотрел, как Рохман делает медленные глотки из фляжки, – «неужели он слаб и ничтожен, будто насекомое, захваченное в банке?» Рохман осушил фляжку и убрал туда, откуда достал. Он посмотрел на Омара, после чего достал из кармана колоду карт.

– Несмотря на то, что я в повязке, – произнес Рохман, тасуя колоду, – я все вижу. Поэтому мы решили сделать настоящее шоу с картами! Мне пришла в голову идея поставить по бокам манежа извергателей, дабы они украсили все огнем! Ха-ха-ха! Я собираюсь этими картами жонглировать и тасовать в воздухе. Для этого у меня их несколько сотен! А в конце огонь все завершит, я хочу под прикрытием огня покинуть манеж!

– Да ты на голову свихнутый, – сказал Омар с долей сарказма, – если вдруг что-нибудь случится, и ты загоришься?

– Тогда сгорю, как подобает артисту! – гордо ответил Рохман.

– Ох, молись, чтобы такого не произошло.

Их беседу прервал Клод, который сообщил, что всем артистам пора готовиться к открытию Большого шапито. Те, кто должен был выступать на главном манеже, собрались в техническом помещении, ожидая распоряжений. Каждый из них был одет в красочный костюм, с громадными слоями грима на лице, как и подобало всякому циркачу. Даже Клэр Марис, казалось бы, девушка с чистейшей кожей, тоже наложила грим, который очень элегантно лежал на ее лице. Резко зажегся свет во всем помещении, и среди артистов показалась статная фигура Мишеля Буайяра. Он вышел вперед и, собрав всех вокруг себя, произнес:

– Друзья мои, через несколько минут этот зал начнут заполнять гости, уже впадающие в истерику от ожидания. Они пришли сюда, чтобы увидеть лучших артистов мира! Нам необходимо доказать, что мы этого статуса как никогда достойны! Нам