Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую - Тамара Лихоталь

Да и как было не ругаться? Только недавно заключили со степнеками мирный договор. Обязались половцы по тому договору беспрепятственно пропускать через свои степи и посланников, и купцов, и духовных лиц, словом, всех, кто будет ехать с охранной грамотой Великого князя. А чтобы не зарился хан на чужое добро, отправили с послами в половецкое становище дорогие подарки: золотую посуду и шёлковые ткани, меха северных лесов и бронзовые зеркала киевской работы, до которых так охочи половчанки, меды, и вина, и оружие, кованное самыми искусными мастерами.

Всё взял хан с большой охотой. Клялся в любви и верности, князя киевского по-родственному называл братом. И вот на тебе, пожалуйста! Разинул рот на чужой каравай!

«Ах ты, сукин сын! Змий подколодный! Шелудивый пес — вот ты кто!» — гремело па весь дворец.

Слыша гневный голос свекра, пряталась наверху в своих покоях невестка князя, затыкала ладошками уши, плакала на груди у няньки-половчанки. А князь все честил друга своего заклятого, нового своего родственника. Тогда вместе с дарами, чтоб верней скрепить договор, послал князь к половцам и сватов. Просил хана отдать дочь в жены своему сыну, молодому княжичу. Привезли сваты сокровище — немытую царевну, Она уже готовится подарить князю внука — раскосого половчонка. И на это согласен стольный киевский князь. Только и ты, дорогой сват, поимей совесть! Так нет же. Не оглянешься — разграбит милый родственник караван. А в том караване половина товаров принадлежит киевскому князю. Есть там свои доли и у бояр. Подумали думные бояре и решили: «Криком делу не поможешь! Надо собирать дружину и спешно идти к Днепровским порогам, чтобы оказаться там раньше, чем прибудет караван…» Киевский князь со своей дружиной ушёл в поход, а в это время молодой черниговский князь и его братья тоже собрали своих приближенных и выступили с заманчивым предложением: пока половецкий хан далеко, напасть на его становище. Там, по слухам, под небольшой охраной остались женщины и дети. В половецких кибитках можно многим разжиться. Хоть и дикий народ степняки — ни земли не пашут, ни домов не ставят, — а насчет всякого добра соображают неплохо. Любят и золото, и серебро, и драгоценные каменья. Кибитки их — в коврах, а жены — в шелках. Что ж, было ваше, станет наше! Самое время сейчас нагрянуть на степняков, пока нет их главных воинских сил. Быстро собрались черниговцы в поход и пошли искать половецкие вежи. Искать, потому что нет у половцев постоянного места жительства. Кочуют их орды по степи, отделясь пространством одна от другой. Правда, в последнее время, заключив договор с кем-нибудь из русских князей, просят иной раз половцы у него город. Князья охотно пускают их в пограничные городки. Мирные степняки жителей не обижают. Напротив, сами же защищают границы союзного княжества от нападения других удельных князей, от своих же братьев-степняков. Но сами за городскими стенами пребывают недолго. Переждут морозы и метели, а как только засветит весеннее солнце, складывают свои кибитки на телеги, грузят скарб и вместе со стадами откочевывают в степное раздолье. Пасут свои несметные стада и сами движутся следом за ними. У каждого рода свое кочевье. Степь широка. Места хватает всем. Тучнеют на сочных кормах коровы и овцы, дичают в табунах кони. Осенью ловят их степняки арканами и гонят в приграничные города на продажу.

Дождливое лето хлебам во вред, траве — на пользу. Стоят в степи травы в человечий рост, не выгоревшие, зелёные. А над ними бескрайнее небо — тоже невыцветшее, как обычно в летний зной, синее, яркое.

Неожиданно встретился дикий табун. Едва своих коней уберегли. Бывает, что и привычный к седлу боевой конь, встретясь в степи с вольными сородичами, словно вдруг вспоминает былое, выходит из повиновения, норовит скинуть со своей спины всадника и, увлекаемый табуном, несётся вслед за ним, не разбирая пути-дороги. И не понимает он, что, когда кончится безумный бег, дикие кони и закусают, забьют и его, и всадника.

Высланная вперёд разведка выследила половецкое кочевье. Теперь шли осторожно, таясь в высокой траве. И вот уже хорошо видны островерхие войлочные кибитки. Возле каждой несколько телег. Съедят стада, траву в округе, мужчины пригонят из степи быков, запрягут их в телеги по шесть, по восемь в каждую. Разберут кибитки. Уложат на возы жерди. Сами сядут на коней. Женщины скатают войлоки и ковры, упакуют в сумы одежду, посуду, резную утварь. Посадят на телеги детей, сами сядут. И орда двинется дальше. А пока жизнь идет споим чередом.

От котлов, подвешенных на жердях над кострами, доносится мясной дух. Как галчата, кричат, играя, черномазые ребятишки, слышится звонкий смех. Это смеются, сидя на разостланных кошмах в тени большой белой кибитки, ханские жены. Вот одна, молодая, узкоглазая, взяла бронзовое, оправленное в серебро зеркало — подарок русского князя — и глядится в него, сверкая белыми зубами. Черные косы змеями вьются по спине, унизанные монетами и бляхами, сверкают на солнце золотой чешуей. Другая, постарше, распустила волосы, будто воронье крыло. Что-то крикнула. Из кибитки вышла девушка с серебряным тазом и узкогорлым кувшином в руках. Светловолосая, в драной одежде. Должно быть, пленница, рабыня. Ханша ещё что-то сказала. Рабыня мигом раскатала поверх кошмы пушистый ковер, уложила атласные подушки. Пододвинула к ним таз, наклонясь, стала выливать из кувшина кислое молоко. Неосторожно пролила мимо таза. Несколько капель упало па ковер. Ханша, сердито крикнув, ударила служанку ногой. Та испуганно прикрыла лицо. Ханша улеглась на ковер. Плечи на подушках, голову откинула. Рабыня опустилась на колени и принялась мыть в молоке черные волосы повелительницы. Лежит ханша, глядит в небо, покрикивает на рабыню и не знает, что вот сейчас, вот сейчас из высокой травы с криком и гиканьем выскочат русские воины с обнаженными мечами. Последнее, что увидит ханша, — это счастливое лицо своей рабыни. А потом кто-то схватит её за волосы, рванет, полоснёт мечом, и померкнет в её глазах небо.

Отчаянным криком кричат половчанки. Хватают детей, пытаются бежать. Но в степи далеко не убежишь. А на крик кто придёт? Хан далеко. Ушёл и лучших воинов взял с собой. А русские ратники, дружинники князя уже обшарили ханский шатер, уже схватили вторую жену хана, скрутили руки, перекинули через седло. Уже согнали женщин и детей. Уже кинулись и степь за табуном и теперь, рассыпавшись в густой траве, ловят лошадей.

Видно, много коней и скота у половецкого хана. Солнце перевалило за полдень, а ратников все нет и нет. Князь, притомившись, прилег на ковре в ханском шатре. Велел отрокам разбудить себя, как только пригонят табун. Надо не задерживаясь двигаться назад.