Проситель - Юрий Козлов

- Помню, - кивнул Мехмед, - он тогда специально приехал в Израиль.

- А где еще можно было найти таких ребят, кроме как на зоне и в Израиле? усмехнулся Мешок. - Естественно, помимо Батуми?

- Я тогда жил в Штатах, - пожал плечами Мешок.

- Джерри отобрал человек двадцать, - продолжил Мешок, - и мы с тобой оказались в их числе.

- Он раскидал нас тогда по разным углам Союза, чтобы мы посмотрели, что там и как, и представили ему свои соображения, - продолжил упоенный полетом (куда?) Мешок. - Потом он собрал нас в Лос-Анджелесе. Ты помнишь, о чем мы там говорили?

- В июле девяносто первого, - сказал Мехмед, - вы все утверждали, что Горбачев - великий человек, что он будет править вечно, что если кого и поддерживать, то только его. Он все сделает как надо. Ты еще, - рассмеялся Мехмед, - сказал, что ему надо поставить памятник из золота.

- Из золота? - не поверил Халилыч. - В полный рост?

- Представь себе. - Мехмеду доставляло неизъяснимое удовольствие топтать мнящего себя крупным политологом и философом Мешка. - Но Джерри им ответил, что Горбачев слишком слаб и мягок для такой страны, как Россия, что в России неизменно будет брать верх самая грубая, примитивная, дикая и в то же время абсолютно непригодная для решения ее коренных проблем сила. Джерри сказал, что это проклятие с России еще не снято. Он уже тогда как будто знал про ГКЧП и велел перевести все стрелки на Ельцина. Помнишь, как вы тогда все зафыркали, Саша?

- А ты не зафыркал? - огрызнулся Мешок.

- И я зафыркал, - был вынужден признаться Мехмед, - но я хоть не призывал ставить Горбачеву памятник из золота.

- Зачем памятник - из золота? - почему-то этот вопрос не давал Халилычу покоя. - Где вы собирались его поставить? В Москве? Неужели памятник... понизил голос, - в виде гриба?

- Я где-то читал про парня, утверждавшего, что Ленин - гриб, - раз и навсегда вознамерился покончить с идиотской темой Мехмед. - Так вот, Халилыч, стоило только ему сказать об этом по телевизору, как он тут же... помер. Причем от болезни, которую вызывают микробы, похожие по своей структуре на грибные споры. Мозг у этого парня сгнил и ссохся, как... гриб. Давай не будем о грибах всуе.

- Но ведь Горбачев пока жив! - возразил Халилыч.

Мехмед понял, что тема грибов интересует Халилыча сильнее темы смерти. "Ну да, - подумал Мехмед, - о смерти он кое-что знает".

- Горбачев жив, - вздохнул он, - но до этого есть дело только ему и его семье.

Честно говоря, Мехмед и сейчас до конца не понимал, зачем этот человек, имевший власть, которая не снилась ни египетским фараонам, ни американским президентам, затеял так называемую перестройку, в результате которой лишился, в сущности, всего, приобрел же (в сравнении с тем, чего лишился и что мог приобрести) смехотворно мало. "Возможно, - размышлял Мехмед, - он сделал это для того, чтобы я, Халилыч, Мешок (Джерри Ли Коган не в счет) смогли стать богатыми?" Но и в этом случае он не мог заставить себя относиться к Горбачеву с уважением. Мехмед мысленно сравнивал его с отцом семейства, который вдруг выгнал семью на улицу, продал за бесценок дом и имущество и встал на перекрестке, раздавая случайным (но в основном не случайным) прохожим сотенные (штабеля сотенных). Такого отца семейства следовало вязать, лишать права распоряжаться имуществом, везти в больницу, но никак не ставить ему в Москве памятник из золота... в полный, как предположил Халилыч, рост.

Даже в виде... гриба.

- Джерри тогда еще сказал, - не отказал себе в удовольствии предаться воспоминаниям Мехмед, - что президент, который принимает от рок-музыкантов чеки на сто тысяч долларов, позорит великую, пусть и переживающую трудные времена, державу. Он сказал, что дни такого президента сочтены, что не стоит иметь его в виду, когда думаешь о будущем.

- И он оказался прав, - с отвращением (он всегда пил спиртное, как если бы в стакане был смертельный яд) пригубил "Хеннесси" Мешок, - стопроцентно прав. А в 1994 году в Бостоне уже был не прав! - поистине мысль Мешка плавала автономно (как подводная лодка от базы) от логики. - Стопроцентно не прав! Я сказал ему об этом прямо в глаза! - Должно быть, Мешок видел себя храбрым маленьким иудейским Давидом, выступившим против огромного иудейского же Голиафа. - И то, что здесь сейчас, как вонючие болотные пузыри, вспухают и лопаются все эти Рыбокони, Муровиди, теперь вот этот... Берендеев, - следствие той ошибки.

- Саша, - неожиданно весело рассмеялся Халилыч, - ты в своем уме? На кого ты хвост поднимаешь?

- Какой хвост? Что я, собака? - разозлился Мешок. - Что это вообще такое "поднимаешь хвост"? - Похоже, Мешок (скорее всего, обманчиво) полагал, что из них троих он (в силу принадлежности к еврейской нации, что ли?) стоит ближе всех к живому богу - Джерри Ли Когану. - Ты позвонил, - ткнул пальцем в Мехмеда, как раз отхлебнувшего "Хеннесси", - попросил приехать, поговорить о деле.

- Мы и говорим о деле, - мягко заметил Халилыч, - другое дело, что дело, так сказать, не созрело... Или, напротив, созрело, как... гриб, и его уже срезали, а мы... - замолчал.

- Ну и давайте, черт побери, без этого вашего азиатского чинопочитания и жополизания, - раздраженно ответил Мешок.

"Нельзя, - подумал, глядя на него, Мехмед, - сидеть в офисе сутками. Теряешь чувство реальности".

Еще он подумал, что среди евреев встречаются неплохие парни, но всех их (и плохих, и хороших) губит неумение вовремя затормозить. Как в благом, так и в дурном они почему-то идут до конца, до упора. Ну а какой может быть упор в бизнесе? Миллионы и миллиарды - это не упор, это бесконечность, та самая перспектива, которая, в сущности, бесперспективна. Особенно, с грустной отвагой допил бокал до дна Мехмед, по мере наступления старости, превращения организма в живой пепел. Вот разорение, пуля - это да, упор. Но, так сказать, внезапный, точнее, антиупор, к которому вдруг приходят, хотя, как кажется, идут совершенно в другую сторону. Мехмед подумал, что беда евреев заключается в том, что они очень древний народ.

Вообще-то Мехмед был склонен считать необъяснимое стремление идти до конца, до упора не мужским, а женским качеством.

На это, помнится, обратил его внимание еще директор стадиона "Динамо" в Батуми - мудрейший человек, пострадавший по вине "сына ястреба", который в те годы сажал тех, у кого сейчас валялся в ногах, выклянчивая деньги для своей враз без России обнищавшей и погрязшей в войнах республики.

Мехмед пожаловался директору на буфетчицу, которая воровала и обвешивала так, как будто жила на земле последний день и при этом была совершенно уверена, что на том свете невозможно шагу ступить без денег. Мехмед один раз чудом спас ее от тюрьмы, разжалобив контролеров ее многодетностью, но буфетчица, молодая широкозадая бабища, похоже, не сделала выводов.