Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах - Эд Лейси

Он уплетал сыр и крекеры за обе щеки, и я уже приготовился вскрыть очередную бутылку, как он предложил перейти на его ром. На сей раз ром не показался мне таким уж обжигающим. Я бросил в стакан немного льда, и старик последовал моему примеру — получилось неплохо. Потом мы вернулись к канадскому виски, и он стал рассказывать о своих рыбачьих подвигах времен юности.

Прикончив виски и ром, мы оба изрядно захмелели. Старик заверил меня, что, несмотря на волны, сумеет догрести до берега без проблем. Но за бухточкой штормило основательно. Я спустил на воду свой ялик и привязал к его тяжелой лодке. Пока он любовался тиковыми переборками ялика, я перекинул через борт подвесной мотор, умудрившись не разодрать себе при этом лицо, и приладил его к корме стариковой лодки.

Старик был в восторге, я посадил его за руль, и мы сделали круг почета по бухточке, подняв веер брызг, а потом направились к берегу. Пока я стоял по колено в воде и прилаживал мотор к своему ялику, старик шлепал вокруг меня и расспрашивал, сколько стоит мотор, да какой лучше покупать, да сколько бензина вмещает бак. Я отвечал ему с пьяной рассудительностью, точно он и впрямь собирался обзавестись мотором. Я помог ему вытащить лодку на берег, мы торжественно обменялись рукопожатием, и он пообещал мне привезти завтра утром манго и фруктов. Потом спросил, не найдется ли у меня для него старых штанов.

Увы, у меня не оказалось старых штанов. Я помахал ему и отправился к «Морской принцессе». В ялике было полно воды, и я, хоть и вымок до нитки, так и не протрезвел. Давненько я так не наклюкивался.

Я крепко привязал ялик к яхте, убрал мотор в ящик и проверил якоря. Потом спустился вниз. Обычно алкоголь действует на меня как снотворное — впрочем, бессонницей я не страдаю. Но теперь сна не было ни в одном глазу. Я вытерся насухо, растянулся на койке и взял газету. На сей раз я остановил свой выбор на разделе рекламы и объявлений. Концерты, бродвейские спектакли, кино. В Нью-Йорке я еще не бывал, и мне ужасно захотелось туда съездить. Теперь — особенно. Это меня даже удивило: я никогда не интересовался ночной жизнью. Однако когда я заполучил красотку с деньгами, во мне проснулся вкус к шику.

В последние несколько месяцев я уже неоднократно испытывал это искушение.

Разумеется, об этом не могло быть и речи, по крайней мере до тех пор, пока я ничего не знал о бедах Роуз. Да меня это не слишком заботило. И желания особого не было: Роуз, «Морская принцесса», куча денег — что еще надо… Правда, я частенько раздумывал о том, что мы все никак не можем найти нужное применение этим громадным бабкам. А если бы я знал, что она такое натворила, то мы могли бы сгонять и в Нью-Йорк, и в Канаду, а может, даже махнуть в Париж!

Я рассмотрел несколько газетных снимков Бродвея и стал читать колонку светских сплетен. Потом нашел спортивную страничку, потом опять дошел до новостей. Там была заметка о каком-то хмыре, который пырнул подружку ножом за то, что та отказывалась давать ему деньги. По словам газеты, убийца не отрицал того, что он «иждивенец». Я аккуратно сложил газету и убрал — Роуз обожала читать газеты, но ее бесило, если хоть одна страничка оказывалась помятой или рваной. Выключив свет, я перевернулся на другой бок и стал думать, а не «иждивенец» ли я сам. Но мне на это было наплевать. Однако я все же стал уверять себя, что все зарабатываю своим горбом. К тому же я, можно сказать, стал пособником ее преступления. Да уж, я заслуживал такое иждивение… и работенка эта мне страшно нравилась!

Когда я проснулся, яхту мотало во все стороны. Было темно, а голова у меня разламывалась. Наручные часы показывали начало шестого. Шел ливень. Я послушал шум дождя, потом сел в койке. Чувствовал я себя омерзительно. Вдруг я заметил, что дверь задраена. Я вышел на палубу: даже бухточка и та вся покрылась белыми барашками волн. Ветер и дождь приятно освежили мне лицо и грудь. Я перегнулся через борт облегчиться — и увидел лодку моего приятеля-старика, привязанную к шлюпке. Я огляделся и заметил его лежащего калачиком на корме. Прикрывшись куском старого паруса, он смотрел на якорные цепи.

Я шагнул к нему, старик обернулся и помахал мне темнокожей рукой. Он что-то сказал, но его слова унеслись ветром. Я почти вплотную приблизил свое ухо к его губам, и он прокричал, что в жизни еще не встречал такого соню и что он весь день пытался разбудить меня.

— День? — переспросил я тупо, вглядываясь в темное небо.

Я не поверил, что проспал целый день, но старик уверял, что пришел с фруктами около полудня, а не сумев меня добудиться, встал на вахту — следить за якорями. И еще он предположил, что штормить будет всю ночь. Мне не улыбалось провести день без Роуз, да и шторм был не Бог весть какой сильный. Если бы у меня так не болела голова, я бы запустил машину. Но упущенное время все равно не воротишь, да и смысла выходить сейчас не было — если уж днем такая темень, то ночью будет вообще хоть глаз выколи.

Якоря стояли на месте, и я пригласил старика спуститься со мной в каюту. Он сел и, пока я одевался и жарил яичницу с беконом, все восхищался каютой, щупал койки, оглаживал металлическую окантовку. Я сделал тосты и сварил кофе. Потом я съел пару бананов из принесенной им грозди, а он заторопился: дела на берегу. Мне захотелось подарить ему штаны, но я не мог этого сделать после того, как сказал вчера, что у меня нет. Старик спросил, не понадобится ли мне его помощь ближе к вечеру, но я покачал головой и предложил ему десятку. Но он денег не взял и, сунув руки в карманы, заявил с достоинством, что сторожил якорь потому, что считает меня своим другом и ему нравится моя яхта.

В конце концов я всучил ему свитерок и коробку мясных консервов, объяснив, что это ответный дар за фрукты.

Я помог ему погрузиться в лодчонку. Мы оба понимали, что я не смогу, как в прошлый раз, перевесить мотор на его лодку и довезти до берега. Я смотрел ему вслед: старик с усилием греб, вкладывая в каждый гребок все свои силы.

За неимением никаких дел я принял дождевой душ на палубе, и когда снова оделся, окончательно протрезвел и чувствовал себя отлично. Остаток ночи я провел за радиоприемником, каждые полчаса проверяя якоря. Меня не оставляли мысли, как бы было здорово жить с Роуз в Нью-Йорке на широкую ногу.

К утру шторм прошел, и на небе высыпали звезды. С рассветом я запустил машину и заметил, что перегревается масло. Мне стоило немалого труда поднять якоря. Выйдя из бухты, я поставил парус, а потом удалился от берега на добрую милю и направился вдоль Ямайки. Я подумал, не стоит ли бросить якорь в Грин-Айленде — городишке на остром мысу — чтобы поспать хоть несколько часов. До Большого Каймана оставалось добрых двадцать часов ходу. Я решил не останавливаться, потому что, уже потеряв день, ужасно скучал по Роуз. Более того, я даже мечтал поскорее увидеть хитренькую рожу своего домохозяина Анселя Смита. Для него я припас коробку гаванских сигар, которые он обожал.

Старина Ансель был способен заговорить вас до умопомрачения, но для нас с Роуз он стал палочкой-выручалочкой.

Мы много недель мотались по всем карибским портам, точно морские цыгане: Роуз уговаривала меня сняться с места, если только ей казалось, что какой-то мужчина бросил на нее недобрый взгляд. Так мы осели на островке у Анселя. Островок, правда, был не шибко какой, однако земля в основном принадлежала ему и здесь не было туристов. Я давно уже слышал о нем — этот мелкий торгаш занимался контрабандой тканями и прочей ерундой, которую он мог продать в своей лавчонке на острове. Ансель жил в уютном деревянном бунгало с видом на нашу хижину, и весь этот остров представлял собой клочок каменистой земли в тысяче ярдов от ближайшего из Больших Каймановых островов, на котором располагалась его лавка. Хотя я сам плохо разбирался в архипелагах южной части Тихого океана, кажется, мы обосновались на типичном острове Южного моря. Тут были белые песчаные пляжи, радужные цветы с сильным пьянящим ароматом, кокосовые пальмы, а жили мы в большой хижине под соломенной крышей, с окном, выходящим на небольшой риф. На этот самый риф напоролась старенькая «Морская принцесса», но вообще-то бухта хорошо защищена от штормов и здесь легко швартоваться, а в прилив уровень воды поднимается настолько, что затопляет этот риф.

Хотя я и раньше слышал об Анселе, мы забрели в его бухту совершенно случайно и, когда обнаружили, что в хижине есть даже водопровод, — он жил здесь до того, как выстроил себе бунгало в честь рождения очередного (и последнего) ребенка, — решили, что это место просто создано для нас. Ему мы объяснили, что у нас несколько затянувшийся медовый месяц — но тайный, так как у Роуз имеется муж, не одобривший идею нашего брака. Ансель проглотил нашу ложь и заверил, что придерживается широких взглядов и все прекрасно понимает. Единственный раз я увидел изумление у него на лице, когда мы за свой счет установили в хижине ванну с душем.