Смутные времена Лепрозория (СИ) - Вайя Ариса

Почерневшие кости казались настоящими угольками.

И хуже того — запах, от которого сжимался желудок и рот наполнялся слюной. Нэм прогоняла эти ощущения, но голод брал свое.

Она опустила руку в прохладную воду и только тогда сжала его ладонь в своей. Пальцы рассыпались и укатились под его спину.

— Он же не навсегда умер, вы же вернете его? — дрожащими губами пробормотала Нэм и подняла глаза на Тору.

Они встретились взглядами. И Нэм испуганно шарахнулась от нее.

— Уходи, — сквозь зубы прошипела Тора.

— Наверху есть Ирма, ей точно нужна помощь — лечить нужно очень многих, поверь мне. Она знает Винсента, ему тоже нужна помощь — столько тел сами себя не похоронят, — добавил Тайгон куда более спокойным тоном.

И Нэм поспешно выбежала наружу.

***

Тора положила ладони на бортик ванной — ровно на символы черепа и сердца.

— У меня осталось три жизни, — как бы невзначай обронила она.

— Гениальный план. Надежный, как и все твои предыдущие! — фыркнул Тайгон. — Готов поспорить, Райга потом нарушит свое слово, найдет способ воскресить тебя — чтобы убить собственными руками. Возможно даже не единожды.

— Но ты же видишь сам…

— Я вижу, что у него осталось пять жизней, — Тайгон стряхнул воду с рук. — И вижу, что с его ранами он будет восстанавливаться минимум полгода. А с учетом того, что его жгло священное пламя, а черные стражи пытались выпить его до самого дна — это займет полтора года в лучшем случае.

— Это долго, — Тора поморщилась.

— Долго для чего?

— Для империи, для нас.

— Выбора нет, — Тайгон спокойно пожал плечами.

— Но…

— Милая сестрица, — Тайгон поднял на нее взгляд, и Тора отпрянула. — Ты могла уговорить Райгу провести ритуал с тобой ради моей жизни. Но уговорить меня даже не пытайся — ты проиграешь.

И голос его звенел и жег.

— Мы не будем отдавать жизни за его жизнь. И я не позволю тебе противиться его воле.

Тора ощерилась.

— Ты не будешь пытаться воскресить его раньше. Это приказ.

— Да кто ты такой, чтобы приказывать мне?!

Тайгон вынул с пояса танто, одной рукой подхватил хвост волос, а другой — обрезал ровно под лентой.

— Я — твой Верховный шисаи, — произнес он голосом брата.

***

Черенок лопаты расщепился в руках, распоров ладонь и пальцы. Нэм, зашипев, выронила его. Бросила взгляд на почти ровный холмик могилы и шмыгнула мокрым носом.

Копать каменистую почву — тяжело и выматывающе. Две лопыты пришлось отнести кошачьим кузнецам, копать ими было невозможно. Третья вот оказалась слаба в черенке. Но ее хотя бы хватило, чтобы выкопать две большие могилы для отца и дочери.

Нэм вытащила пару заноз зубами, села у самого подножья большой могилы и закрыла глаза.

Руки горели от заноз и мозолей, пульсировали натертые волдыри и сочились лимфой. Но эта боль воспринималась честной, заслуженной, и даже — слишком малой. Ее было недостаточно, чтобы искупить вину. Ничего было не достаточно. И нечем было искупить ее.

— Простите меня, — пробормотала Нэм и криво усмехнулась. — Впрочем, не надо. Я не заслужила.

Поднявшись с земли, Нэм воткнула у изголовья могил оружие.

Над головой Берингарда — его любимую секиру. А над головой Берси — ее старый топор.

— Если ты не против, я заберу меч палача себе, — Нэм подвязала извитый меч к поясу. — Ведь ты не палач, мишка. Ты — честная и верная слуга своего императора. Ты слишком добрая для этого меча.

Подняв с земли окровавленный мешок, Нэм отжала его в землю.

— Я отдам твое сердце кошкам. Чтобы они похоронили его рядом с сердцем Кайно, — тепло улыбнулась она. — Твоя плоть — от плоти Берингарда, ты его дочь, самый дорогой ему человек. Но твое сердце принадлежит лучшему из херувимов. По крайней мере, ты считала его именно таким.

Охотница подвязала мешочек с сердцем к поясу по другую сторону от меча, забрала то, что осталось от лопаты и козырнула ладонью:

— Прощай, мой командир.

Развернувшись, она начала медленно и осторожно спускаться с камней.

И, остановившись на полпути, обернулась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Знаешь, кошки верят, что после смерти мы рождаемся снова. Может быть, однажды мы встретимся с тобой. И тогда ты — убей меня первой.

***

Нэм сидела возле золотого купола на площади перед ангельским замком и полировала извитый клинок.

Люди собирались на площади. Разные люди. И охотницы, и сами кошки, и те ангелы, что Кайно оставил в замке, и вассалы округов, и их свита. Многие-многие люди.

Они общались между собой, изредка бросая на нее взгляды — сквозь замерзший розарий.

Из дверей двенадцатого кошачьего храма вышел Верховный шисаи. Все взгляды мгновенно обратились к нему. Он обернулся и подал руку идущей за ним кошке.

И на широкие длинные ступени из белого мрамора ступила она.

Белоснежный череп и лысые звериные уши были изрезаны лиловыми татуировками.

Глаза сияли, будто в радужке плескалось священное пламя.

И двенадцать слоев кимоно — по слою на каждый кошачий храм, на каждый округ, плотно обнимали ее тело.

Она спустилась к площади и, отпустив руку Верховного шисаи, пошла сама.

Медленно, слегка покачиваясь от тяжести наряда. С гордо поднятой головой и спокойным, даже равнодушным, взглядом.

Кимоно стелились за ней, разворачиваясь шлейфом от самого храма. И длинный подол все не кончался.

Верховный шисаи медленно подошел к Нэм. Вальяжно, мягко, будто императорский лев в своем праве.

Он был одет в парадное кимоно и лиловый хаори — как знак его власти, его силы. На поясе висел вакидзаши вместе с парным танто.

Он остановился перед ней и улыбнулся знакомой улыбкой — даже усмешкой. Глаза цвета серого льда прищурились. И он заговорил тем самым, до боли знакомым голосом:

— Боюсь, мне снова нужна твоя помощь.

— Да, Райга, — Нэм таращилась на него во все глаза, не веря.

Это был он. Те же всклоченные волосы, то же лицо. Холодный взгляд и немного с презрением изогнутые губы.

Это не мог быть никто иной. Та же походка, те же жесты.

Голос, манера. Даже запах.

Это был Райга.

Но это не мог быть он.

— Все знают, что охотница Нэм предала ангелов ради Верховного шисаи Райги, — продолжал он уже другим голосом, поняв ее замешательство. — Все знают, что между Нэм и Райгой было что-то личное. И как бы ни хотел Райга отрицать это, оно слишком очевидно для других.

Нэм сглотнула и невольно посмотрела за спину Верховного шисаи, говорившего голосом Тайгона.

— Я знаю, что я не тот, — Тайгон грустно улыбнулся, уже своей улыбкой, не его. — Я совсем не тот кот, что дорог тебе. Но я прошу тебя притвориться, что ты — моя пара.

Нэм нервно засмеялась, пристально следя за каждым движением Тайгона. Это одновременно был и не был он. Но и Райгой он не был тоже. Как будто в эти мгновения он был кем-то между ними, таким похожим на них обоих.

Но на Райгу он был похож больше.

— А что входит в это притворство? — тихо спросила она.

— Тебе виднее, — он повел плечом, как Райга делал. — Я никогда за вами не следил. Но это должно быть правдоподобно. Все они, — он взглядом указал на ту толпу, что стояла за его спиной, — должны поверить, что я — это он. Даже шисаи, все до единого, должны в это верить. Тайгон — мертв, Райга — жив. И пусть это будет истиной для всех.

— И самое уязвимое место должно стать самым крепким, — Нэм подвязала меч к поясу и обняла Верховного шисаи, прильнув к груди. — Как долго? — спросила она, едва соприкасаясь с ним носами.

— Почти два года.

#35. Украшен розами терновый венец

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Золотой витражный купол сиял, будто половина солнца, утопленная в мраморе. Лучи света притягивались к нему, прочерчивая дорожки сквозь облака.

Заснеженный замок и горы отражали свет и буквально горели изнутри.

Тора шла по дороге из света.