О всех созданиях – больших и малых - Джеймс Хэрриот

Было ясно, что помощи от дюжего мясника ждать нечего, и я решил попробовать сам. А вдруг повезет? Отпустив мордочку, я попытался схватить задние ноги, но корова меня опередила: мои пальцы еще не успели сомкнуться на скользкой шерстке, как она понатужилась, — и второй теленок вернулся на прежнее место. Опять начинай все сначала!

Вновь я уперся ладонью во влажную мордочку, и мучительный процесс отжимания возобновился. Преодолевая мощные потуги, я невольно вспомнил, что в четыре часа утра человек редко бывает в наилучшей форме. К тому времени, когда я отодвинул голову из тазового отверстия, меня уже начала одолевать необоримая слабость — ощущение было такое, словно кто-то вынул из моей руки значительную часть костей.

На этот раз, перед тем как отпустить голову и вцепиться в ноги, я несколько секунд передохнул, но все равно опоздал. Корова с помощью точно рассчитанной потуги вышла победительницей из состязания. И голова перекрыла тесный проход в третий раз.

Ну, хватит! Тут меня осенила мысль, что и теленок, наверное, устал от этого скольжения взад-вперед. Дрожа от озноба, я прошел через холодную пустую лавку на спящую улицу и достал из машины все необходимое для местной анестезии. Восемь кубиков в эпидуральное пространство головного мозга — и корова, матка которой совершенно онемела, утратила всякий интерес к происходящему. Она даже выхватила из кормушки клок сена и принялась рассеянно жевать.

Дальше все пошло как по маслу: то, что я отодвигал, отодвигалось и не выталкивалось назад. Когда я все наладил, единственной трудностью оказалось отсутствие схваток, которые теперь только помогали бы мне. Значит, придется тянуть самому. Я ухватил одну ногу, принудил пыхтящего от мук мистера Дамблби ухватить вторую, и теленок, шедший спиной вперед, скоро был благополучно извлечен. Он успел вдохнуть изрядное количество плацентарной жидкости, но я подержал его вниз головой, и он ее выкашлял. Затем я положил его на пол коровника, он энергично потряс головой и попытался сесть.

Тут настало время вернуться за моим старым приятелем, вторым теленком. Он лежал теперь в глубине и словно бы дулся. Когда я в конце концов вытащил его наружу, он пофыркивал, дергал ногами и, казалось, собирался сказать: «Так, значит, вы все-таки решили, в какую сторону меня двигать?» И надо признать, у него были для этого все основания!

Водя полотенцем по груди, я, как всегда, с особой пронзительной радостью смотрел на двух маленьких мокрых телят, которые барахтались на полу. Мистер Дамблби растирал их пучком соломы.

— Большие для близнецов-то, — пробормотал мясник.

Даже столь умеренное одобрение меня изумило, и я подумал, что не стоит упускать случая.

— Да, отличные телята. Когда они при родах перепутываются, как сегодня, то чаще рождаются мертвыми. Хорошо, что нам удалось сохранить их живыми! — После паузы я добавил: — А знаете, эта парочка немало стоит.

Мистер Дамблби промолчал, и я не понял, попала ли стрела в цель.

Я оделся, собрал свои принадлежности и следом за ним прошел из коровника через лавку мимо огузков на крючьях, потрохов на подносах и груды свежайших сосисок. У входной двери мясник вдруг нерешительно остановился. Он словно что-то обдумывал. Вдруг он обернулся ко мне.

— Может, желаете немножко сосисок?

Я даже пошатнулся от удивления.

— Благодарю вас. С удовольствием возьму.

Каким невероятным это ни казалось, но мне удалось тронуть его сердце!

Мистер Дамблби прошествовал к сосискам, отрезал фунтовую гирлянду, быстро завернул ее в пергаментную бумагу и протянул мне.

Я смотрел на пакет, ощущал в руке его вес — и все-таки не мог поверить. И тут мной овладела недостойная мысль. Я знаю, это было нечестно — благородные порывы наверняка лишь изредка возвышали душу бедняги мясника, — но какой-то внутренний демон толкал меня подвергнуть испытанию его щедрость. Я сунул руку в карман брюк, побренчал мелочью, поглядел ему прямо в глаза и спросил:

— Так сколько же я вам должен?

Дородная фигура мистера Дамблби вдруг окаменела, и несколько секунд он простоял, не сделав ни единого движения. Повернутое ко мне лицо не выражало ничего, но подергивающаяся щека и нарастающая мука в глазах вы-давали кипевшую в нем битву. Наконец он хрипло прошептал, как будто каждое слово извлекали из него клещами:

— Два шиллинга шесть пенсов.

Я и Тристан. Попытка развеяться

Для меня стояние перед дверьми больницы в ожидании, когда у медсестер закончится дежурство, было внове, а для Тристана — привычным делом, он проводил там по нескольку вечеров в неделю. Его опыт сказывался во многих отношениях, но главным образом он проявлялся в грамотно занимаемой позиции: Тристан стоял под прикрытием козырька над входом в офис газовой компании, где на него не попадал свет уличных фонарей. Со своего места он мог видеть расположенный на другой стороне вход в больницу и длинный белый коридор, ведущий к кабинетам медсестер. Но было в его позиции и еще одно преимущество: случись Зигфриду пройти по той же улице, Тристан оставался невидимым и неуязвимым.

В половине восьмого он толкнул меня. Из дверей больницы вышли две девушки и остановились, словно поджидая кого-то. Тристан осторожно поглядел в обе стороны и только потом взял меня за руку.

— Вперед, Джим, это — они. Та, что слева, — Конни, симпатичная малышка с медными волосами.

Мы подошли ближе, и Тристан представил меня со свойственным ему обаянием. Должен признаться, что вечер и в самом деле имел лечебный эффект, поскольку я уже начинал чувствовать себя лучше. Было что-то исцеляющее в том, как на меня снизу вверх смотрели две милых девушки с горящими глазами, как будто я был ответом на самые сокровенные их молитвы.

Они были чем-то похожи друг на друга, отличаясь цветом волос. Бренда была темноволосой, а волосы Конни, блестевшие в свете открытой входной больничной двери, были посветлее. Обе они отличались отменным здоровьем — свежими щечками, белыми зубками и чем-то таким, что мне было особенно приятно: они просто хотели доставлять радость.

Тристан открыл заднюю дверь автомобиля с показным шиком.

— Поосторожнее с ним, Конни. Это он выглядит тихоней, но с женщинами превращается в дьявола. Повсеместно известен как великий дон Жуан.

Девчонки захихикали и стали рассматривать меня с еще большим интересом. Тристан сел за руль, и мы понеслись на головокружительной скорости.

Мимо пролетали окрестные поля, а я откинулся на своем сиденье и слушал Тристана, который теперь был в ударе. То ли он хотел предпринять легкую попытку поднять мой дух, то ли всегда был таким в подобной ситуации, но поток его речи не останавливался ни на миг. Девушки представляли собой идеальную аудиторию, поскольку радостно смеялись надо всем, что он говорил. Я почувствовал, как Конни прижимается ко мне. Она сидела очень близко ко мне, хотя с другой стороны от нее было много свободного места. Наш автомобильчик резко повернул, и ее бросило на меня, она вполне естественным движением положила свою голову мне на плечо. Я почувствовал, как ее волосы щекочут мне щеку. Она не была сильно надушена, а пахла чистым мылом и антисептиками. Мои мысли вернулись к Хелен, я немного думал о ней в последние дни. Это был просто вопрос тренировки: надо было подавлять любую мысль о ней, как только она возникала. Я теперь достиг в этом больших успехов. Как бы то ни было, все кончилось, кончилось, так и не начавшись.

Я обнял Конни, и она подняла лицо навстречу мне. Ну, значит, так тому и быть, подумал я и поцеловал ее. Тристан на переднем сиденье запел, Бренда хихикала, а старый автомобиль, скрипя и гремя, несся по проселку.

Наконец мы прибыли в Пултон, деревушку, стоящую на дороге в никуда. Ее единственная кривая улочка заканчивалась тупиком, в котором стоял древний крест и начинался крутой подъем на холм, где разместился зал для танцев.

Именно там и должны были начаться танцы, но у Тристана были иные планы на начало мероприятия.

— Тут рядом очень хороший паб. Нам надо принять что-то на грудь, чтобы поднять настроение.

Мы вышли из машины, и Тристан проводил нас к небольшому каменному строению.

В нем не было ничего от старинных традиций — просто большое квадратное чистое помещение с открытой кухней, черным грилем и обращенными к ней стульями с высокой спинкой. Над грилем под потолком проходила единственная огромная балка, потемневшая от многих лет и копоти.

Мы поспешили усесться на стулья, видя в здешнем комфорте защиту от непогоды на улице. Мы чувствовали, что пришли именно туда, куда надо.

Вошел хозяин. Он был одет неофициально — без пиджака, только полосатая рубашка без воротника, брюки и подтяжки, перехваченные широким ремнем на груди. Его веселое лицо оживилось при виде Тристана.

— А вот и мистер Фарнон. Как поживаете?