Дочь палача и театр смерти - Пётч Оливер

Рансмайер хмуро кивнул, взял один из шнуров, которыми были стянуты мешки, и связал Барбаре руки за спиной. Поначалу девушка хотела вырваться, но клинок находился всего в дюйме от шеи Пауля. Тиролец говорил, что мальчишка еще пригодится ему. Но это вряд ли его остановит, если она попытается сбежать.

Рансмайер так крепко стянул узлы, что Барбара вскрикнула от боли. Потом снова коснулся пореза на щеке.

– Никогда не заживет, – пожаловался он. – Жуткий шрам останется.

– Вы же доктор как-никак. Заштопайте сами себя! – Тиролец осклабился: – Или вы в самом деле скверный врач, как все утверждают?

– Да как вы смеете… – Рансмайер готов был взорваться. Но потом он глубоко вдохнул и продолжил спокойнее: – Вы, конечно, правы. Нужно выяснить, о чем известно девчонке. Но не здесь. Наделаем много шума, а это рискованно. Идемте ко мне, там нас никто не услышит.

Тут по лицу его скользнула злобная усмешка, глаза сверкнули от удовольствия.

– Тем более что в нашу с ней последнюю встречу нас грубо прервали. – Он хихикнул. – Зато теперь у нас в запасе целая ночь.

Немногочисленные освещенные дома Обераммергау указывали Магдалене, Симону и Лехнеру дорогу. Дочь палача мерзла даже в теплом плаще, который секретарь накинул ей на плечи.

Симон предоставил им двух лошадей, поэтому они добрались до деревни раньше остальных. По дороге Магдалена наконец рассказала Симону о том, что привело ее в Обераммергау и какие трудности ей пришлось пережить в пути. Ее всю трясло, от кашля страшно болело в груди, хотя жар, по счастью, не усиливался. Как и прежде, больше всего ее беспокоил еще не рожденный ребенок. Но убедиться, что он не пострадал, она сможет лишь спустя пару месяцев.

– Этот тиролец, который едва не утопил меня в Аммере, должно быть, тот же самый человек, которого Барбара видела с Рансмайером в Шонгау, – рассказывала Магдалена Симону.

Иоганн Лехнер ехал впереди. Рядом неспешно перебирал ногами Франциск. Он получил порцию овса, и вид у него был совершенно безмятежный. Однако Магдалена отказалась ехать на нем.

– Мастер Шреефогль давно подозревал, что Рансмайер с бургомистром Бюхнером замешаны в чем-то скверном, – продолжала она задумчиво. – Теперь ясно: в Шонгау, вероятно, обосновалась часть контрабандистов! В Сойене они использовали винные бочки, но думаю, есть еще куча других способов переправлять грузы. В мешках, ящиках, тайниках… в чем угодно. Наверное, они постоянно меняли емкости, чтобы не привлекать внимания. – Она пожала плечами: – Уверена, к этому причастны извозчики как в Обераммергау, так и в Шонгау. Бригадиры извозчиков, портовый управляющий в Шонгау и мелкие рыбешки вроде несчастного Лукаса, которого тиролец столкнул с моста… – Магдалена вздохнула. Они повернули на дорогу к Обераммергау. – Бедняга скорее всего захлебнулся. А ведь он хотел только подзаработать немного для семьи… Он и не знал, наверное, во что ввязывался.

– И по-твоему, Барбара обо всем узнала и потому Бюхнер с Рансмайером хотят, чтобы она замолчала? – переспросил Симон.

Магдалена кивнула.

– Потому ей и подсунули этот альраун. И дело тут вовсе не в мести. Рансмайер с Бюхнером все хладнокровно спланировали. И когда стражник обнаружил у Барбары колдовские книги, конечно же, Бюхнеру и его людям это сыграло на руку. Нужно как можно скорее возвращаться в Шонгау и…

Магдалена съежилась и судорожно вцепилась в поводья. Живот скрутило в тугой комок.

О Господи, только бы не потерять ребенка! Не в этот раз!

– Никуда ты не поедешь, – возразил Симон и заботливо положил руку ей на плечо. – Ты больна. Что тебе нужно сейчас, так это очаг, горячий отвар из ромашки и постель.

Магдалена слабо улыбнулась:

– Ты совершенно прав, если не считать ромашки.

– Согласен с вашим супругом, – произнес Лехнер, судя по всему прислушивавшийся к разговору. – Вы свое дело сделали. Теперь отдыхайте, вы это заслужили. Я прослежу, чтобы вам предоставили мою комнату на постоялом дворе. Разумеется, бесплатно. Это меньшее, что я могу для вас сделать. Приведите себя в порядок и повидайтесь с Петером. Он наверняка будет рад увидеть маму утром.

– Но… – начала Магдалена.

– Все, что необходимо предпринять в Шонгау, будет предпринято, – бесстрастно прервал ее Лехнер. – И мною, а не вами. Это мое последнее слово. Я со своими солдатами немедленно выдвинусь в Шонгау и призову Бюхнера к ответу. И обещаю вам, что вашу сестру освободят. – Он покачал головой: – Хотя не помешало бы выставить ее на денек у позорного столба. Эти колдовские книги давно следовало сжечь!

– Ну… хорошо, – ответила Магдалена нерешительно.

В сущности, дочь палача была рада, что Лехнер все решил за нее. Она совершенно выбилась из сил. Все это время ее поддерживало лишь стремление вовремя добраться до Обераммергау. Но пережитое на холме, жуткий вид распятого человека, а в особенности страх за мужа сделали свое дело. Теперь, когда Лехнер получил письмо Шреефогля, ей уже ничего не хотелось – только спать, и ничего больше.

Когда они добрались наконец до Обераммергау, всюду горели огни. По улицам сновали солдаты. Они конфисковали вместительную повозку и усадили в нее связанного Йоханнеса Ригера, а с ним – еще кое-кого из местных жителей, нескольких извозчиков и старого лесовода по имени Алоиз Майер. Симон упоминал, что именно Майер постоянно пугал его историями о карликах-венецианцах и черных всадниках – наверное, чтобы отвадить его от поисков.

«Он и не подозревал, что тем самым лишь подогревал в Симоне любопытство, – устало подумала Магдалена. – Давний семейный недуг».

Судья Ригер метнул на Лехнера полный ненависти взгляд, но ничего не сказал. Очевидно, он примирился с судьбой.

– Все эти люди, как нам кажется, входили в шайку контрабандистов, – пояснил Лехнер. – Мы переправим их в Шонгау и там допросим. Очень надеюсь, что и Вюрмзеер в скором времени окажется среди них. – Он подмигнул Магдалене: – Как видите, вашему отцу будет чем заняться. Кстати, где он?

– Хотела бы я знать, – пробормотала дочь палача.

Симон говорил, что отец еще с полудня разыскивал в долине какого-то типа. Но между тем стояла глубокая ночь. По-прежнему накрапывал дождь, и ветер гулял по улицам. Где же он пропадает так долго?

– Остановитесь, именем Господа!

По главной улице пронеслась карета и остановилась перед трактиром. На козлах сидел аббат Эккарт, пунцовый от злости. Он поднялся, покачиваясь, и погрозил Лехнеру кулаком. Крест у него на шее болтался под порывами ветра.

– То, что вы учинили тут, превышает ваши полномочия! – выругался аббат, голос у него срывался от возбуждения. – Что значат все эти дурацкие аресты? Это моя долина!

– И вы, как видно, утратили над ней контроль, – бесстрастно отозвался Лехнер. – Ваше преподобие, судья Йоханнес Ригер и некоторые из местных жителей подозреваются в крупной контрабанде соли. Преступление столь тяжкое, что рассматривать его будет высший суд, и уж никак не духовные власти. Доказательства неопровержимы, потому Йоханнес Ригер и другие подозреваемые отправятся вместе с нами в Шонгау.

– Но… но… – возмутился аббат; он ни слова не мог выговорить от бешенства.

– Если хотите пожаловаться, можете написать в Мюнхен, – добавил Лехнер. – Впрочем, вы, наверное, и сами скоро получите письмо. – Он улыбнулся: – Говорят, ваши умственные способности вызывают сомнения и в Аммергау хотят переназначить управляющего. В Шонгау готовы оказать любую посильную помощь в этом деле.

Аббат бессильно плюхнулся на сиденье кареты, вцепившись в свой деревянный крест и молясь вполголоса. Он словно состарился на глазах. Лехнер уже не обращал на него внимания, он соскочил с лошади и знаком велел Симону и Магдалене следовать за ним в трактир. Внизу, в жарко натопленном зале, тоже были солдаты, но все они уже готовились к отправлению.

– Прошу за мной, – сказал секретарь Симону с Магдаленой и взбежал по лестнице.

Они поднялись на второй этаж и прошли по коридору к дальней двери. Лехнер отворил ее с легким поклоном.