Дочь палача и театр смерти - Пётч Оливер

– Комната для привилегированных особ, – произнес он и повел рукой вокруг. – До сегодняшнего дня здесь проживал я, но теперь она в вашем распоряжении. Надеюсь, вы скоро поправитесь.

– Но это… – прошептала Магдалена.

– Меньшее, что я могу для вас сделать, – закончил за нее секретарь.

Комната, что открылась их взорам, была полностью отделана орешником и украшена пышной резьбой. В углу потрескивала зеленая изразцовая печь, разливая по комнате приятное тепло. Посередине стояла огромная кровать с голубым пологом в форме небосвода. На кровати были разостланы шкуры и пуховые одеяла. Под потолком висела люстра, и на ней горело по меньшей мере два десятка ароматных белых свечей.

– Знаю, не лучшая из комнат, но в такой глуши приходится довольствоваться тем, что есть, – пожал плечами Лехнер и показал на стол, на котором стоял кувшин с вином, а также тарелки с хлебом, сыром и ветчиной. – То же касается и еды. Надеюсь, вас все устраивает.

– О… хм, да… не сомневайтесь, – ответила Магдалена. – Очень даже устраивает.

Она опустилась на кровать, и ею сразу овладела чудовищная усталость. В комнате было до того тепло, что ей стало жарко, и она сняла промокший плащ. Симон между тем без сил плюхнулся на стул. В своей грязной одежде он не очень-то вписывался в роскошное убранство комнаты. Как ни странно, сейчас это совершенно его не заботило, он целиком был погружен в раздумья.

– Что ж, оставлю вас наедине, – произнес Лехнер. – Если вам что-нибудь понадобится, дайте знать хозяину. Ему велено исполнять любое ваше пожелание. Оставайтесь здесь, сколько вам угодно. И еще… – Он с некоторым отвращением взглянул на Симона. – Если вашему супругу понадобится чистая одежда, в сундуке в углу кое-что есть, хоть может и не совсем подойти по размеру. Увидимся в Шонгау.

С этим словами Лехнер вышел из комнаты. Некоторое время снизу еще доносились голоса солдат, потом послышалось лошадиное ржание и удаляющийся скрип нескольких повозок. Вскоре наступила тишина, прерываемая лишь потрескиванием поленьев в камине.

Магдалена закрыла глаза и мгновенно провалилась в сон.

Когда она проснулась, Симон по-прежнему сидел на стуле у накрытого стола. Еда с вином казались нетронутыми. Муж задумчиво смотрел на мигающее пламя свечей.

Магдалена потерла глаза и зевнула.

– Долго я проспала? – спросила она.

– Нет, час или два. – Симон пожал плечами: – Не могу сказать точно. – Он посмотрел в окно, на улице было совершенно темно. – В деревне все спокойно. Будто и не было ничего такого.

Магдалена по-прежнему ощущала слабость, но тепло пошло ей на пользу. Силы понемногу возвращались к ней, хоть и проспала она довольно мало. Женщина с любовью взглянула на мужа. Быть может, сейчас самое время рассказать ему о своем положении?

– Симон, я хотела…

– Я тут обдумал, – прервал он ее. – Про контрабанду и все прочие странные события. Что-то не сходится. Детские останки…

Магдалена вздохнула. Похоже, с радостным известием придется еще немного подождать.

– Признай же, что в этот раз вы с моим отцом просто ошиблись, – сказала она слабо. – Куда он вообще пропал? Ты только сказал, что он разыскивает какого-то типа. Где? Уж не в горах ли?

Не то чтобы она волновалась за отца. За палача редко когда приходилось волноваться – уж очень он был силен и находчив. Наверное, просто укрылся где-нибудь от непогоды. Тем не менее она чувствовала некоторую тревогу.

– Я не знаю, где он, – ответил Симон. – Когда я видел его в последний раз, он отправился на поиски Рыжего Ксавера.

– Что за Рыжий Ксавер? – спросила Магдалена.

– Этот парень, видимо, давно знал о контрабандистах и, в отличие от остальных жителей, не хотел мириться с этим.

Симон рассказал ей о молодом резчике, чью семью разорил Конрад Файстенмантель. Потом он рассказал о фигурках фарисеев, убийстве Урбана Габлера и самоубийстве Себастьяна Зайлера в часовне Унтераммергау. Магдалена слушала и не могла поверить. В который раз ее отцу и Симону удалось в течение нескольких дней ввязаться в череду убийств. Казалось, они притягивают к себе преступления.

Или преступления сами их находят…

– Думаю, Ксавер хотел отомстить жителям деревни, – сказал Симон. – Он не хотел мириться с преступлением, поэтому вернулся и подкладывал людям этих фарисеев, чтобы указать на их жадность и лицемерие. Быть может, поэтому он убил и Убрана Габлера. Хотя мне так не кажется. Скорее всего Габлер, будучи преданным христианином, почувствовал угрызения совести и решил обо всем рассказать. Тогда кто-то из контрабандистов убил его. Возможно, Себастьян Зайлер…

– А потом не вынес чувства вины и повесился. – Магдалена кивнула: – Вполне возможно, что так все и было. А это значит, что Господь никого не наказывал смертью апостолов и все это лишь стечение обстоятельств. Но как быть с тем распятым, с Домиником? Ты говорил, что они с Ксавером были друзьями. Значит, он не мог убить Доминика. Кто же тогда? Контрабандисты?

– Именно этот вопрос и не дает мне покоя, – вздохнул Симон. – Доминик никак не вписывается в нашу картину. Возможно, что он, как и его отец, знал о преступлениях и хотел рассказать о них. Но к чему тогда вся эта возня с крестом? Куда проще было бы прикончить его и возложить вину на какого-нибудь грабителя. Кроме того, Доминик был сыном главы Совета – человека, который смотрел сквозь пальцы на здешние махинации. Убийца должен был понимать, что навлечет на себя гнев Файстенмантелей. Нет во всем этом никакого смысла.

– Лучше бы расспросить на этот счет самого Файстенмантеля, – устало заметила Магдалена.

– Он лежит без сознания. Я заглядывал к нему. – Симон пожал плечами: – Он получил удар по затылку, который едва не убил его. А потом еще и висел вниз головой… Хорошо, если он вообще когда-нибудь оправится. Но допроса он в ближайшее время точно не перенесет.

– Отец был бы сейчас очень кстати, – сказала Магдалена и зевнула.

После долгого разговора и размышлений ее снова стал одолевать сон. Она вновь улеглась на кровать.

Симон поднялся и подошел к ней. Приложил ладонь ко лбу.

– Жар немного спал, – проговорил он немного спустя. – Но о выздоровлении речь пока не идет. Сейчас сон для тебя – лучшее лекарство. Вот увидишь, твой отец объявится завтра утром. – Он усмехнулся: – Кто-кто, а уж он-то не пропадет, это ты и сама прекрасно знаешь. Завтра вместе проведаем Петера и поедем обратно в Шонгау.

– Я бы прямо сейчас пошла к нему, – пробормотала Магдалена.

– Сейчас уже поздно. Он скорее всего спит. А завтра с утра пораньше навестим его. Договорились?

– И… ты больше не станешь распутывать эти загадки? – спросила Магдалена; у нее слипались глаза.

– Больше никаких загадок, обещаю, – с улыбкой ответил Симон. – По крайней мере до завтрашнего утра.

– Ну… вот и хорошо. И вот еще что, Симон, – она зевнула, – думаю, тебе и вправду стоит сменить одежду. От тебя несет.

С этими словами Магдалена повернулась на бок. Она лишь успела отметить, что муж снова задумчиво смотрит в потолок. Казалось, впервые в жизни ему не было никакого дела до своей одежды.

И она снова уснула.

18

Стояла глубокая ночь. Якоб Куизль поднимался по узкой и скользкой тропе, все выше в горы. Плащ, кожаный жилет и рубашка под ним вымокли насквозь – от дождя и пота. Он сжимал в руке факел, пламя колыхалось на ветру и едва освещало тропу под ногами.

Уже почти час палач следовал за огоньком, который заметил из долины. Он все двигался вверх по узким серпантинам и скользким склонам. Несколько раз Куизль терял его из виду, но свет всякий раз появлялся вновь, словно блуждающий огонек, который все дальше и дальше уводил Якоба в этот суровый край.

Теперь Куизль сильно сомневался, что человек, который шагал впереди с факелом или с фонарем, действительно был Ксавером. Возможно, это браконьер, или контрабандист, или еще какой-нибудь подозрительный тип. Но палача это не остановило, и он продолжал идти следом. Им словно бы двигала неодолимая тяга, словно сами горы звали его. Он просто обязан был узнать, кто это!