Сколько волка ни корми - Карина Сергеевна Володина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К закату день уж близится, золотится болото скромно, и воздух мягкий такой же, как и свет солнечный, – опасное это спокойствие, конечно, если под ноги не смотреть. Топь – она всегда топью остаётся, в какие бы цвета она себя ни раскрашивала. Перепрыгивает Вран с кочки на кочку, чутко следя, чтобы на нужные места его сапоги наступали: так и не появилось у него, к сожалению, чуйки волчьей, благодаря которой не глядя по любой местности ходить можно. Может, и нет волшебства никакого в чуйке этой – так, во всяком случае, Вран себя успокаивает. Может, просто с детства этому люты учатся, вот и вся загадка.
– А Зорана с Гораном покликать? – спрашивает у него за спиной Верен.
– Ну и где ты их кликать собираешься? – фыркает Нерев. – Если нет их у стариков – то и не будет, хоть за шкирки их туда тащи. Или ты силами с ними помериться решил?
– А хоть бы и помериться, – с вызовом Верен отвечает. – А хоть бы и помериться, Нерев! Хватит с меня – запихнула их Лесьяра к нам, сказала, что помогать они нам будут – и где помощь их, где они вообще? Почему ни старики их не видят, ни мы – в лесу разве только, вепрей обожравшихся, которых они никогда в дом не приносят?
– Потому что не для помощи их к нам Лесьяра запихнула, а в наказание, – устало Нерев отвечает. – И не хотят они наказание это исполнять. Неужели не ясно это?
– Ясно, но…
Оборачивается Вран. Останавливается.
Задевают его слова Нерева почему-то. О «наказании».
– В наказание? – перебивает он Верена. – Занятно. Значит, всё-таки не просто так горшечниками становятся? Что-то не слышал я никогда о детали этой любопытной.
– Понятно, что не слышал, – хмыкает Нерев. – Никто тебе прямо не скажет: а тебя я в дерьме стариковском на всю жизнь оставшуюся копаться засуну, потому что…
– Нерев, – сердито Верен говорит. – Всё, хватит. Не туда тебя опять уносит.
Пожимает плечами Нерев – мол, не туда, так не туда.
Но видит, видит Вран в глазах его зелёных, ничуть солнцем предзакатным не согретых: есть Нереву что сказать.
– А вы-то как в горшечники угодили? – словно невзначай Вран любопытствует. – Со мной-то всё ясно, с Гораном и Зораном – тоже, чуть ли не в ладоши их родители хлопали, мне сам Горан рассказывал, когда их к старикам «смиряться» отправили. И вас Лесьяра… недолюбливает?..
– Не нас, – качает Нерев головой. – Родителей наш…
– Нерев!
Раздражённо Верен Нерева в плечо толкает, вновь с покорным безразличием Нерев рот закрывает. Нет, так не пойдёт.
– Верен, – мягко Вран говорит. – Ты лучше вещи стариковские из болота подбери, которые обронил я. А то потонут они ещё, что мы Бушую с Ладой скажем?
– Какие ещё…
– Вот эти, – спокойно отвечает Вран. Размахивается – и всю кучу тряпья подальше от себя отбрасывает.
– Больной?! – вскидывается Верен. – Ты что делаешь? Ну я тебе сейчас…
– Да задрал ты уже со своими «я тебе сейчас», – морщится Нерев, ловко его за живот перехватывая. – Что-нибудь ещё умеешь, кроме как кулаками махать? Ага… – и кулак гневный веренский Нерев перехватывает, усмехаясь, – …вижу, не умеешь. Верен, лесом тебя прошу – сдрысни ненадолго. Я хочу об этом рассказать. Я хочу, слышишь? Долго ты мне будешь рот затыкать?
– Рот я тебе… затыкаю… потому что ничего хорошего из него не выйдет, коли не прервать тебя вовремя! – пыхтит Верен, тщась из хватки Нерева вырваться – но крупнее Нерев его, и бесполезное это занятие. – Зло твоей души каждый раз касается, когда вспоминаешь ты об этом! Неужели не чувствуешь ты?
– Ну уж ты явно получше меня мою же душу чувствуешь, – закатывает глаза Нерев, Верена от Врана разворачивая и в спину толкая. – Иди, добродушный ты наш, продышись.
Отлетает Верен от толчка этого, шатает его вбок – думает Вран, что на землю топкую он шлёпнется, но, видимо, не в первый раз уже это Нерев делает – хорошо он силу свою рассчитал. Удерживается Верен на ногах, через плечо на Врана с Неревом зло оглядывается:
– Ну и… ну и ладно, давайте, говорите, о чём хотите! Только ничем хорошим это…
– Ты про плащ Ладин не забудь, к дому самому он отлетел, – зевает Нерев. – Как дитя малое порой. Хорошо ему Лесьяра на уши присела – всё он делает, что она скажет.
– А тебе, значит, не присела? – задумчиво Вран спрашивает, стараясь Верена не замечать.
Смотрит Верен на них с отчаянием, потом на землю сплёвывает – и правда за вещами назад идёт. Не очень, конечно, красиво получилось: неплохой Верен малый, весёлый, искренний, только чересчур вспыльчивый временами. Как ребёнка и впрямь Вран обидел – но слишком уж новости занятные тут раскрываются.
– Присела, да, видать, не досидела, – отвечает Нерев. – А может, права она, и есть во мне что-то родительское – уж не знаю, не мне судить. Верен-то, душа чистая, всем всегда доволен, всё ему всегда так: к старикам приставили – ну и что с того, забавные у нас старики, столько всего знают – заслушаешься, и старший наш всегда говорит: на пользу это вам, а не во вред. Но что я-то поделать могу, если ничего хорошего в этом не вижу?
Дрогает голос Нерева раздражённо, морщится он досадливо – а Вран лишь кивает понимающе:
– А кто видит-то, Нерев? Уж не знаю я, чем там брат твой заслушивается – храпом али пердежом старческим? Не лучшие это звуки для души расцвета, да ещё и единственной. Поэтому, что ли, Лесьяра всех в горшечники записывает – потому что по одной душе у каждого из нас, не милы ей однодушники?
Моргает Нерев озадаченно.
– Не… не знаю, – говорит он неуверенно. – Не задумывался я об этом как-то… Да, забавно. Но, думаю, в нашем с братцем случае всё проще. Ушли наши родители после рождения нашего к людям в деревню, с Лесьярой что-то не поделив, – вот и вся история. И решила Лесьяра, видно, что и мы такие же порченые, как и они. Кровь не водица. Ждёт чего-то от нас Лесьяра, от меня, от Верена – смотрит на нас косо, улыбается через силу, когда Верен
