Фенрир. Рожденный волком - Марк Даниэль Лахлан

Бледная девочка рядом с Жеаном подняла глаза, и слова поли­лись у исповедника изо рта:

— Я могу отвести тебя к девушке. К Элис, сестре графа. Я могу отвести тебя к ней.

— Что ты сказал?

— Я знаю, куда она пошла.

Жеан не понимал, откуда берутся слова и что они означают, од­нако слышал, как они звучат.

— Ты станешь...

Он так и не завершил фразу. Викинги решили воспользоваться преимуществом, которого он добился, отвлекая рыцарей перегово­рами, и ринулись в наступление. Офети спрыгнул со склона, раз­махивая мечом, Астарт и Эгил тут же последовали за ним.

Бургундец с ножом бросился на Жеана.

Ступор монаха растаял, как тает в пламени кусок шелка, мысли съежились, сожженные дотла огнем его гнева. Он выхватил оружие из руки рыцаря, и Волк вырвался на свободу из леса его разума.

Когда все было кончено, когда изломанные тела людей и животных, мертвых и умирающих, лежали на промерзшей земле, когда снег сделался красным от крови и туман пал на долину, словно горам стало невыносимо это зрелище, Жеан почувствовал в руке холод­ную детскую ладошку и вновь обрел спокойствие.

Перед ним, опустив головы и подняв перед собой мечи как кре­сты, стояли на коленях девять человек. Сознание заполнило сиплое сырое дыхание умирающей лошади, которое мешало думать.

— Мы слуги Христа.

Жеан огляделся по сторонам. Бургундцы были разбиты, как буд­то гигантский кулак обрушился на них с небес. Некоторые погиб­ли от оружия — отрубленные пальцы торчали окровавленными пеньками, у одного из глаза натекла кровавая лужа, — но большин­ству не повезло. Их конечности были вывихнуты под немыслимы­ми углами, шеи свернуты так, что лицо смотрело на спину, грудные клетки разорваны, словно куски ткани. Тела уже раздели, и Жеан заметил, что воины, стоявшие перед ним, были в прекрасных коль­чугах. Разбежавшиеся лошади собрались в долине чуть подальше, греясь друг о друга.

— Мы слуги Христа. — Толстый воин стоял на коленях.

Во рту у Жеана остался какой-то привкус. Кровь, насыщенная и соленая.

— Господин, надо идти, пока нас не нагнали другие.

Господин?

И снова Жеан ощутил отупение и головокружение. Девочка дер­жала его за руку. Он сумел проговорить:

— И вы хотите креститься?

— Ради такого воина, как ты, мы пройдем любые испытания, — сказал Фастар.

— Это не испытание, это омовение, чтобы смыть ваши грехи.

— Пусть так и будет, но сначала уйдем отсюда. Нам нельзя здесь задерживаться, господин.

— Почему вы называете меня господином?

— Ты великий человек. Воин, берсеркер, такой, какие существо­вали во времена моего отца.

— Я не воин.

— Если ты не воин, значит, мы никогда не видели воинов, — ска­зал Офети. — Это все твоя работа. Не успел я подумать о том, что­бы стать приверженцем твоего бога, как передо мной оказались не­сметные сокровища, а моих врагов изрубили на куски у меня на глазах. Господин Тюр никогда не бывал таким щедрым. Христос из­гнал его, как, по твоим словам, и должно было случиться. Отныне мы всегда будем служить только твоему Христу. Вот уж он поистине воинственный бог!

Жеан озирался вокруг, глядя на треснувшие копья, на тела с ши­роко раскрытыми глазами. Теперь он вспомнил, как сломал руку человеку с ножом и вцепился ему в горло. Он вспомнил крики во­инов, которые набросились на него с мечами и топорами. Он рас­швырял их в стороны, и они уже больше не поднялись.

Его выходка привлекла к нему все внимание бургундцев, пусть на мгновение, но этого хватило Офети, чтобы наброситься на вра­гов. После чего Жеан приступил к делу, вырывая у рыцарей копья, раздирая тела, кусая и убивая.

Жеан содрогнулся. Он убил христиан, и теперь душа его в вели­кой опасности.

Он поглядел на стоявших перед ним викингов. Теперь они каза­лись ему такими хрупкими, их кости были слишком тонкими для их тел, слишком ломкими, чтобы они могли свободно передвигать­ся. Ему вспомнилась недавняя картина. Человек, привязанный к ко­лонне, с погруженными в воду ногами, лицо которого искажено бо­лью, потому что жестокие пальцы рвут его плоть.

Кровь. Снова этот вкус, переполнявший его. Человек, которым он был, Жеан исповедник, испытывал отвращение к тому, что он сделал. Он напал на христиан, словно лев на мучеников в Колизее. Однако какая-то иная его составляющая, та его часть, которая жи­ла и бодрствовала на краю сознания монаха из аббатства Сен-Жермен, вовсе не считала случившееся чем-то ужасным. Стыд охва­тил его, затопил, а затем схлынул. Что он чувствует? Восторг. На память пришло Писание. Из Левита: «И будете есть плоть сы­нов ваших, и плоть дочерей ваших будете есть». И еще из Иоанна, евангелиста, имя которого носил сам Жеан: «Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Че­ловеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни». Он понимал, что его разум искажает смысл, что он неверно толку­ет слова Господа, однако теперь это уже не казалось важным. При осаде Самарии, оказавшись в невыносимых условиях, жители ели своих детей, и Господь их не наказал.

— Я не могу крестить вас. Не могу вас спасти.

— Обрати нас в свою веру.

Девочка рядом с ним смотрела на него. Жеан покачал головой.

— Найдите для этого кого-нибудь другого.

Он пошел вниз по долине к лошадям. Викинги последовали за ним. Их было девять. Двое погибших лежали в снегу. Их отнесли к свободным лошадям и положили поверх седел. Северяне хотели за­брать с собой своих мертвецов, чтобы почтить их как полагается. Же­ан подумал об останках монаха, своего собрата, которого выброси­ли, чтобы погрузить на лошадей сокровища. Ему хотелось, чтобы происходящее хоть как-то волновало его, но его ничто не волновало. Сил хватало только на то, чтобы сосредоточенно передвигать ноги.

Жеан сел на лошадь. Пот сражения начал высыхать на его коже. Бледная девочка сидела верхом впереди.

— Бросьте монаха здесь. У нас довольно богатств. Оставьте его, — проговорил Эгил, в глазах которого застыл страх.

Офети покачал головой.

— Он великий воин. Этот человек приносит удачу. Давайте луч­ше держаться его.

Жеан лишь кивнул и развернул лошадь, устремляясь к выходу из долины. Привязав тела товарищей к седлам, норманны галопом последовали за ним.

Прошло пять дней, они остановились у ручья, чтобы напоить коней.

— Слушай, монах, великий монах, омой нас во имя твоего бо­га, — начал Офети.

— Я не стану этого делать. — Жеан не ел уже несколько дней.

— Но почему? Когда мы шли сюда, ты только об этом и мечтал.

Жеан знал, что не станет крестить этих людей. Он пытался уй­ти от них, но они все равно шли за ним. Хотя девочка вела его, сам он не знал, куда идет и сколько времени займет путь. На севере ле­жат Франция и Фландрия, христианские земли.