Коварный искуситель - Моника Маккарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Должно быть, он застонал: ее губы изогнулись в медленной чувственной улыбке, и, не сводя с него взгляда, она обхватила его член своей маленькой ладошкой. Сердце Лахлана, казалось, перестало биться, из груди вырвался хрип, каждая мышца дрожала от нетерпения, когда ее губы сомкнулись вокруг него. «О господи… остановись!»
Она взяла его в рот, такой теплый, глубоко, мягкие розовые губы плотно сомкнулись вокруг него. Ничего более возбуждающего Лахлан никогда не видел. Ожили его самые безумные фантазии.
Он понимал, что следует отстранить ее, и непременно сделал бы это, будь он хоть немного похож на того, каким она его себе представляла, но его протест тонул в безумном чувственном забытьи.
А Белла, явно решив заставить его пасть на колени, была безжалостна и неумолима. Умелые движения ее теплых губ увлекали его глубже и глубже в жаркую пещеру ее рта, ласковые круговые движения языка, нежные мягкие сдавливания рукой в основании сводили с ума. Это было невероятно, головокружительно. Она точно знала, как насладиться его вкусом, как заставить стонать от наслаждения.
Стоило подумать, где и как она этому научилась…
О нет! Лахлан замер. Можно было попытаться ее остановить, но Белла сжала его руками, работая губами и языком быстрее, настойчивее, не оставляя ему выбора. Ощущения были так сильны, что сдержаться невозможно, уже подкатывало такое мощное наслаждение, что не остановиться. Тогда Лахлан схватил ее за волосы и прижал к себе вплотную, проникая в самое горло и громко рыча от удовольствия. «Господи, боже! Да!» По его телу судорога прокатывала волна за волной. Она не отстранялась до тех пор, пока не выжала его до последней капли.
А потом все закончилось. Страсть была, и вот ее уже нет: улетела, оставив его холодным и пустым. Руки Беллы уже не обнимали его бедра, и ночной воздух окатил холодом, когда его покинули теплые влажные объятия ее губ. Со всей неумолимой ясностью он осознал, что наделал, ему стало дурно и стыдно так, что он не осмеливался посмотреть на Беллу. Честь? Нет у него чести.
О какой чести может идти речь, если он вынудил пасть на колени единственную женщину, которая пыталась его полюбить, заставил ее думать, будто хочет от нее только этого. Может, у них еще был призрачный шанс, ведь он вернулся, – а теперь и он исчез.
Однако правда оказалась куда страшнее: лишь дойдя до самого дна, Лахлан осознал, что любит эту женщину.
Да, это чувство он всегда отрицал, над ним смеялся, когда ему поддавались другие, но оно выкристаллизовалось из сумятицы переживаний, которые мучили его с самого начала. Кто мог подумать, что этот голод, страстная тоска, яростная сила чувств, стремление защищать, всепоглощающее желание сделать счастливой и есть любовь? Это никогда не было только плотским влечением – всегда присутствовало настоящее чувство. Он полюбил ее сразу и с самого начала боролся с собой, потому что страшно боялся, что Белла никогда не ответит.
А уж теперь об этом не стоит даже мечтать.
Лахлан посмотрел ей в глаза, ожидая увидеть в них ужас – отражение его собственного, – но все оказалось еще хуже: в них застыла глубокая обида и бесконечное отчаяние.
Никогда ни к кому не испытывал от такой ненависти, как сейчас к самому себе. В груди жгло, стыд застилал взор, но он твердо посмотрел на нее и мрачно пообещал:
– Я сделаю все, о чем вы просите.
Господи, что она натворила? Стыд бросился ей в лицо.
Белла понимала, что теряет Лахлана, что он никогда не передумает. Охваченная ужасом и отчаянием, она прибегла к оружию, которым поклялась никогда не пользоваться, заставила его склониться перед ее волей: своим телом и мастерством, отточенным под жестоким руководством супруга, – превратила то, что могло быть прекрасным, в нечто постыдное, сыграла на его вожделении, чтобы получить то, что ей было нужно, повела себя как продажная девка.
И хуже всего то, что он ее не остановил. Как он мог позволить ей дойти до такого? Она-то думала, что их связывают чувства, а все оказалось как всегда. Ничего он к ней не испытывал, кроме похоти, и то, что она сейчас сделала, было лучшим тому подтверждением.
Она поступила так ради дочери, поскольку не видела другого выхода, но это загубило то, что могло быть между ними.
– Собирайтесь! Встретимся через час, – с каменным выражением лица сурово объявил Лахлан.
– Но…
Белла заломила руки. Надо было что-то сказать, но что? Не найти слов, которые смягчили бы стыд от только что произошедшего.
Лахлан стоял как изваяние: то ли ничего не чувствовал, то ли игнорировал ее состояние.
– Вам придется поторопиться, если мы хотим успеть до того, как ворота закроют на ночь. Да, и придумайте какой-нибудь предлог своего отсутствия: что угодно, лишь бы их задержать. – Он взглянул на лодки, стоявшие в тесном помещении, и добавил, словно рассуждая вслух: – Нам придется ехать верхом. В одиночку я не смогу грести так быстро, чтобы нас не догнали.
Белла бросила на него встревоженный взгляд:
– Полагаете, король вышлет за нами погоню?
Лахлан пожал плечами.
– С него станется. Если узнает, что нас нет, тут же догадается, куда мы направились, и ему сильно не понравится, что его приказа ослушались.
Белла прикусила губу. Не в первый раз ее совесть воевала с материнским инстинктом. Она стремилась всем сердцем к дочери, но чего это будет стоить Лахлану?
– Простите меня! Жаль, что нет другой возможности…
– Идите же! – перебил он. – Мы опаздываем.
Как ни стыдно было лгать милой леди Анне, юной невесте сэра Артура, которая была ей доброй подругой, но пришлось. Белла сказалась больной и попросила, чтобы никто ее не беспокоил за исключением матери, – так они выиграли некоторое время. Мать же, пусть и нехотя, согласилась с ее планом, понимая, что Джоан действительно грозит опасность.
Лахлан и Белла ехали два дня кряду, останавливаясь лишь для того, чтобы сменить лошадей, когда было возможно, да удовлетворить насущные телесные нужды. С каждой милей боль и пустота все сильнее овладевали ее сердцем и росли, как и отчуждение между ними. Ей хотелось дотянуться до него, но она не знала как. Он держался так холодно, так надменно, а когда смотрел на нее, его лицо не выражало ровным счетом ничего.
Белла никогда не видела его таким. Уж лучше бы накричал на нее в приступе гнева, как раньше: по крайней мере, было бы понятно, как себя вести, с этим она уже умела справляться, –
