Золотая голова - Наталья Резанова

Как и предугадали господа заговорщики на совете в Бодваре, улучшение здоровья старого Гарнего оказалось кратковременным. В Эрденон он еще въехал, сидя у окна кареты и благосклонно взирая на свой верный народ, но ни о каком присутствии в соборе не могло быть и речи, и Missa Solemms Хольцгеймера прозвучала без него. После нового приступа слабости во дворец потянулись посетители, хотя известно было, что герцог почти никого не принимает. Считалось, будто эрденонское дворянство ежедневно поспешает справляться, не пошел ли Гарнего на поправку, а что об этом говорили в городе — Альдрик предугадал совершенно верно. Угадал он также, что ВирсВердер не оставит своих поползновений.

Дворцовая площадь, блестя глазами, говорил Ларком, — одна из самых старых в Эрденоне. И пускай она после Великого Пожара была заново вымощена и украшена, все же размерами уступает площади Розы или Соборной. (Эти сведения, без сомнения, предназначались для меня, а не Тальви или полковника. ) К тому же определенное неудобство возникает из-за того, что еще в прошлом веке придворные прибывали сюда верхами или в носилках и все парадные входы, въезды-выезды построены с учетом этого обстоятельства Теперь же редкий человек из хорошего общества, особливо принятый при дворе, не имеет своего экипажа. Поэтому на Дворцовой неизбежна толчея, давка, из-за лучшего места для кареты то и дело возникают стычки между кучерами, а то и хозяевами их…

— Вижу, вы меня уже поняли. Наш друг Альдрик вообще-то предпочитает ездить верхом, пуще того, он утверждает, что ненавидит кареты: трясет… Но ради такого случая он не убоялся сесть в карету. Кажется, она досталась ему в наследство, а может быть, купил или занял — я не спрашивал. Такую старомодную, громоздкую, знаете — просто балдахин на четырех колесах, красным бархатом крытый, теперь уже молью поеденным, без запяток, даже без кучерского места — форейтор должен верхом на лошади ехать Ну вот, он нашел карету Вирс-Вердера — тот раньше других прибыл — и загородил ей выезд…

Похоже, Рик излишне буквально понимал собственное выражение «не оставить противнику выхода».

— И, — радостно продолжал Ларком, — представьте себе: Вирс-Вердер выходит из дворца, садится в карету, а ехать нельзя — поперек дороги красуется дряхлый рыдван, в котором еще бабушка торопилась на свою свадьбу. И обогнуть никак нельзя — вокруг другие кареты в два ряда…

— Подождите. А слуги Рика? Он что, никого с собой не взял?

— Взял, не меньше дюжины. Он вовсе не такой сумасброд, как вы, должно быть, думаете. Но он их по площади рассредоточил, чтоб не видно было…

Ларком мог и не вещать дальше. Замысел Рика стал мне ясен. Пускай в бою он впадал в безумие берсерка, но что касается поединков или провокаций, могущих привести к поединку, — тут Рик Без Исповеди вполне способен был действовать холодно, расчетливо и зло. Ладно, дадим юноше выговориться. Несмотря на то что он-я уверена — успел повторить эту историю с десяток раз, прежде чем она приобрела нужную стилистическую гладкость.

— Итак, Вирс-Вердер, видя дряхлую карету без герба и без охраны, в самых грубых выражениях требует очистить дорогу. А из недр ея является с приятственной улыбкой на устах и со шпагой в деснице Рик Без Исповеди и заявляет, что по знатности и древности своего рода вправе заграждать дорогу кому угодно и где угодно. А потому извольте, сударь, отвечать за свои слова согласно законам чести. Вирс-Вердер бледнеет, но еще пытается сохранить лицо, говоря, что согласен драться с Альдриком, но не здесь и не сейчас, поскольку под окнами дворца его светлости это неподобно. На что Рик отвечал, что как раз потому, что дело происходит под окнами дворца его светлости, он воздерживается от намерения просто прибить наглеца, как он того заслуживает, а предоставляет ему возможность защищаться. Вирс-Вердер не выдерживает и кличет охрану. Но тут, как черти, выскакивают люди Рика…

Рыцарю пришлось перевести дух — настолько захлестывал его восторг. Понятно. Что собой представляют мальчики Рика, я видела. Лично мне они не нравились, но в драке я предпочла бы, чтоб они оказались на моей стороне.

— Вирс-Вердер, разумеется, понял, что теперь, если он попытается отделаться от Рика с помощью слуг, не миновать кровопролития. Вмешается дворцовая стража, которая пока что наблюдала со стороны, прочие дворяне и их свитские… там собралось немало зрителей. Иные, чтобы лучше видеть и избегнуть давки, взобрались на крыши карет и удобно расположились там, как в ложах театра. О тех, кто смотрел в окна дворца и прилегающих к площади домов, я и не говорю… Однако, если бы кругом взялись за оружие, многие зрители с охотой обратились бы в участников — это же Эрденон… Но только не Вирс— Вердер. Он предпочел извиниться, заверил, что Альдрик его неправильно понял… Альдрик же не унимался и, как он выражается в подобных случаях, от injuria verbalis перешел к injuria realis. Сказал, что тот, кто бесчестит достоинство дворянина, заслуживает пощечины, но он-де брезгует прикоснуться к подобному трусу рукой, — и незамедлительно хлестнул его по лицу перчатками. Вирс-Вердер возопил, что не потерпит такого и обратится к герцогскому правосудию. На что Альдрик мирно отвечал, что, коли перчаток для вразумления недостаточно, он сейчас возьмет трость, и это будет еще любезность с его стороны, поскольку хамскому отродью, пусть и прикрывшемуся титулом, более пристало угощение хлыстом. Но до этого дело не дошло. Вирс-Вердер ретировался во дворец. Альдрик за ним не последовал.

Еще бы, подумала я. Если бы Рик взаправду был вне себя от гнева, как прикидывался, он позабыл бы о том, что во дворце запрещено обнажать шпагу под угрозой заключения в крепости. Но он действовал хладнокровно и вполне учитывал такое развитие событий.

— И что же он предпринял дальше? Ждал, пока ВирсВердер вынужден будет покинуть дворец?

— Не долго — не более часа. Он просто не мог уехать раньше — ему не давали прохода с изъявлениями восхищения. Но толпа возле дворца не расходилась до самой ночи. В ожидании появления Вирс-Вердера послали даже за факелами и фонарями. Однако затем стража потребовала, дабы все разошлись. Я не знаю, кто приказал стражникам вмешаться — сам Гарнего или кто-то из его советников, но причина очевидна: при всем удовольствии, которое они, вероятно, получили от зрелища, они не желали, чтобы под окнами дворца разыгрался непристойный фарс. И стража, хотя и с некоторыми усилиями, сумела оттеснить любопытствующих с площади. Пользуясь этим, Вирс-Вердер сумел покинуть спасительные стены дворца, а к рассвету уехал из Эрденона. Надо ли говорить, что утром едва ли не половина местных дворян направилась с визитом к Альдрику? И первыми были офицеры гвардии — поблагодарить былого сотоварища за то, что избавил их от грозящего позора заполучить такого шефа полка — поскольку происки Вирс-Вердера в Эрденоне не были тайной. Через день его светлость подписал патент, который я имел счастье доставить вам.