Мертвое царство - Анастасия Александровна Андрианова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже думал: не привиделось ли чего местным? Может, добавили в брагу слишком много полыни, вот и мерещится всякое? Но нет, всё же я верил своим людям, верил тем, кто пять зим назад поверил мне самому и признал меня князем.
Наконец, мои уши уловили звуки. Сначала они воспринимались как неясный гул, вроде ветра в вершинах деревьев или эха далёкого грома, но постепенно становились явственнее. Что-то гудело и выло, тоскливым плачем обращалось к небу, словно нанятые на похороны старухи-плакальщицы. Я поднял палец, привлекая внимание Огарька. Он прижался ухом к стеклу и приоткрыл рот, а я продолжал всматриваться в мрак до боли в глазах.
– Будто бежит и топочет что-то, – прошептал Огарёк.
– Идём, – уверенно произнёс я и повязал на лицо заготовленный платок – раз местные боялись, что вернулись безликие, нельзя исключать того, что тут могла завестись какая-то новая неведомая хворь. Трегор молча надел маску и натянул капюшон до самых прорезей для глаз.
– Куда? С ума сошёл? – всполошился Огарёк.
– Хочешь – оставайся, – пожал я плечами и кинул ему тоже платок – знал, не останется. Так и вышло.
Мы спустились, миновали поющих пьяниц и незаметно выскользнули наружу, плотно заперев за собой дверь. Я вытащил кинжал из ножен и напрягся, вслушиваясь и всматриваясь. Огарёк и Трегор встали по бокам от меня, тоже держа наготове оружие.
Вои и стоны становились громче, но звучали будто где-то вдалеке. Я дал знак, чтобы Огарёк с Трегором шли за мной, и стремительно, но осторожно двинулся навстречу шуму.
До нас доносились хриплое конское ржание, топот копыт и ног, плач и визги, но мы не видели ничего, что могло бы издавать эти звуки. Я никогда не встречал ничего настолько странного: даже Истод с его безликими были понятнее, потому что тогда я хотя бы видел, с кем борюсь, а тут – ничего. Наваждение, вражья шутка, насмешка – что угодно, но только не истинный враг. Хотя излишняя бравада могла бы стоить нам жизней, если бы мы недооценивали эту невидимую и неведомую «жуть».
Ночь стояла морозная – деревья замерли, покрытые инеем, от крыш изб шёл пар. Под ногами слегка подрагивало – так, будто где-то далеко или даже под землёй шёл бой. В груди у меня снова зацарапало, словно нечистецкая кровь услышала чей-то далёкий зов и решила откликнуться.
В деревне стало безлюдно – попрятались все, разогнанные навью, «жутью». Права была старуха, когда говорила, что с наступлением темноты тут теперь замирает вся жизнь, если, конечно, не считать тех пьяниц из трактира. Все двери и оконные ставни были наглухо закрыты, заперты скотные дворы и птичники, даже псы на цепях не брехали: то ли затаились в страхе, то ли их тоже заперли.
Мы двигались быстро и тихо, перебегали от ограды к ограде, прятались за углами изб. Когда Огарёк или Трегор нечаянно касались плечом моего плеча, во мне поднималось тёплое, бодрящее чувство единства. Я боялся за них, но за себя с ними не было страшно.
– Аж мороз по коже, – хмыкнул Трегор, осторожно заглядывая за угол.
Я молча с ним согласился.
По ощущениям мы были в самой гуще битвы, если происходящее можно было так назвать. Я даже чувствовал ветер от движения и чьё-то дыхание – совсем близко, вот-вот и заденут, но не видел никого. Вои и крики стали отчётливее, оглушали своей близостью, но в них нельзя было разобрать ни слова, и только всхрапывания и ржание невидимых лошадей на всех языках звучали одинаково.
Огарёк дёрнулся в сторону, и я подхватил его за локоть.
– Задели?
– Н-нет, – буркнул он, вертя головой по сторонам. – Но что-то пронеслось так близко, что меня едва не сбило с ног. Как сильный ветер, знаешь.
– Живых никого, – сообщил Трегор, закончив осматривать дворы. – Все по домам забились, навей не видно.
– Зато слышно, – ответил Огарёк. – Вон там особенно шумят.
Он махнул рукой в сторону крайнего двора. И правда, там шумело сильнее всего, даже снег вздымался с земли, будто потревоженный копытами. Я кинулся туда, держа кинжал перед собой, хотя уже понимал, что от навей он не спасёт. Но вроде бы невидимые твари и не думали нападать на нас…
Наклонив голову, надвинув капюшон на самые глаза, я зашагал к амбару, которого почти не было видно за вьюжными вихрями. Тут же меня окружило, будто мешая идти, стало хватать за одежду, но я не обращал внимания, не слушал воплей и не всматривался в метель, принимающую причудливые очертания.
Я добрался до двора, ударил амбарную дверь ногой и вошёл внутрь. На первый взгляд амбар был пуст – не считая тюков с сеном, но, присмотревшись, я заметил чью-то фигуру.
– Выходи, колдун! – прикрикнул я. – Довольно пугать народ. Угомони своих тварей.
– Если бы я только знала, как это сделать, – ответил мне знакомый голос.
Фигура зашевелилась и шагнула в полосу лунного света.
– Ивель! – Я одновременно ожидал и не ожидал её здесь увидеть, но какая-то часть меня обрадовалась, узнав, что с ней не случилось ничего плохого – если не считать нашествия навей, конечно же. – Так это ты смутьянишь?
Не успел я шагнуть к ней, как вперёд меня метнулся Огарёк и приставил нож к горлу Ивель. Я прикрикнул:
– Отпусти её! Слышишь меня?
Огарёк только фыркнул и сильнее прижал к себе Ивель. Она силилась пнуть его в колено и укусить за руку одновременно, но он держал так, что двигаться ей было очень трудно.
– Из-за неё тебя едва не убили! Я не спущу ей это с рук.
– И благодаря её помощи я не истёк кровью в ту же минуту, – напомнил я. – Отпусти, Огарёк. Она нам понадобится.
Только сейчас я понял, что Ивель, скорее всего, не узнаёт меня с новой внешностью, ещё и в платке. Она безуспешно пыталась освободиться от хватки Огарька и злобно зыркала на нас с Трегором: наверняка раздумывала, как бы сбежать и не попасться своим же наколдованным тварям.
– Я – князь Лерис Гарх, – представился я. – Не смотри, что не похож. Голос, по крайней мере, точно остался прежним. Я умышленно изменил себя, но ты не бойся. Я не хочу тебя убивать. Однако тебе придётся ответить перед народом во всем княжестве, а то он переполошился из-за твоей неумелой ворожбы.
Огарёк разжал руки, и Ивель упала на одно колено, но быстро вскочила и тоже выдернула из-за пояса нож. Её волосы растрепались и падали на лицо, она где-то раздобыла новую одежду: чёрную и тёмно-серую, а её лицо во мраке казалось совсем белым.
В моём сердце творилось что-то странное. Мне хотелось обнять Ивель, успокоить, убрать пряди со лба – я
