Больные души - Хань Сун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы действительно были тяжело больными людьми. И попытались исцелить друг друга собственными телами. Более того, «курс лечения» начался еще в тот момент, когда мы пошли в сад поглядеть на вольер. Я был для Байдай сразу и врачом и пациентом, ровно так же, как и она для меня была сразу и врачихой и пациенткой. Мы только ждали кульминационного момента, когда мы смогли бы преодолеть естественные рубежи, отделяющие старших от младших, отцов от детей. Отношения между врачами и пациентами сводятся к тайнам динамики половых отношений, в которых каждый постоянно примеряет на себя противоположную роль. Только поистине больные люди могут стать врачами. И взаимное исцеление продолжается вечно, пока не достигается предел, за которым смерти уже не остается. И тогда наступит последнее откровение: человек мертвый и человек больной – суть одно и то же. А потому вопрос о том, смертны или бессмертны врачи, был просто несуразицей.
Но как назвать такой акт процессом взаимного лечения? Придумала ли для него медицина отдельное название?
Тут перед нами появился доктор Хуаюэ, будто явившийся для того, чтобы положить конец блуду, потрясшему стены больницы. Но разве то, что случилось между мной и Байдай, можно было назвать «прелюбодеянием»? Нашими действиями мы, наоборот, возвеличивали друг друга. Сходиться мы, вероятно, не собирались. Просто решились чуток друг друга подлечить. Не только экстаза, но даже удовольствия мы от того не испытали, лишь впечатали боль друг другу поглубже в сердце. Представьте себе, как игла пронзает артерию. Вот что мы испытали. В преисподней страдающим грехом похоти мужчинам и женщинам вроде бы суждено сливаться плотью непрерывно, подобно сплетающимся между собой ветвями и листьями плюща? Наше же взаимное «лечение» с Байдай проходило при полном отсутствии анестетика.
Однако пускай даже так. Мы же остановились, то ли по собственному хотению, то ли по чьему-то зову. Неужели тем самым мы преступили какие-то положения, действовавшие в стационарном отделении? Доктор Хуаюэ с помощью мониторов не упустил из виду ничего из того, чем мы только что занимались.
– Семьей мы жить не собираемся, – промямлил я, заливаясь краской, вместо объяснений доктору Хуаюэ. Байдай хранила молчание. Только голову склонила вбок.
– Понятно. – Хуаюэ мы ничем не удивили. – Вы прямо как Гао и Ли.
– Мы друг друга лечили, – добавил я.
– Вот вы и прозрели. – Врач молвил это скучающим тоном, будто он уже давно предполагал, что этот момент наступит. Но в Хуаюэ ощущалось и беспокойство.
Я обратил внимание, что на его лице промелькнуло выражение, которое умом фиксируешь, а словами не передашь. Видимо, все прошло по заведомо известному плану. Наверняка мы только что миновали еще один этап общей программы лечения при больнице. И теперь нас ожидали новые испытания.
Хуаюэ подошел и развел нас в стороны. Байдай повели прочь, усадили в «Скорую помощь» и повезли в другую больницу. Девушка уже считалась не больной, а стажеркой, кандидаткой на титул врачихи. Ей предстояло начать заниматься лечением пациентов.
Вот нам и открылась важная информация: врачей набирают или готовят из числа больных. В эпоху медицины все больные имеют скрытый потенциал для занятий врачеванием. Или, точнее, в каждом пациенте спит, дожидаясь пробуждения, доктор. Это обстоятельство мы раньше, в сущности, ощутили, но не реализовали. Только сеанс взаимного лечения пробудил в нас прирожденные таланты и способности. Врачи и больные соотносились с собой не как организмы и бактерии, их населяющие. Отношения между нашими двумя лагерями были скорее самым что ни на есть простым симбиозом. Все мы были, по логике вещей, частями единого целого. В одном теле сливались вместе и человек, и бог (или полубог). И, разумеется, мы могли служить друг другу Янь-ванами – властителями преисподних, в которых все мы варились.
Байдай и мне стало известно, что существование (читай: «дальнейшая жизнь») больницы сводилось к тому, чтобы постоянно фабриковать новые заболевания. Только так больница могла жить и здравствовать. И то, что мы с девушкой сотворили на складе отходов, было одновременно и самой суровой хворью, изведанной человеком, и самой действенной вакциной. Хворь и вакцина в одном флаконе. Очередной симбиоз. Без хвори не может быть вакцины, без вакцины не бывает хвори. Снова дает знать о себе фармацевтическая диалектика. Так и лечимся мы сами и лечим других. Полученный нами после соприкосновения опыт использовали бы в клинических целях. Ведь мы нутром почувствовали, как лучше применить возникшее у нас в результате усердного труда лекарство по назначению. А больные болваны, сидевшие по палатам, так и оставались в полном неведении.
37. Сущность лечения
С Байдай я не поехал. Меня оставили проходить врачебную стажировку в той же больнице. И я с радостью принял это назначение. Оказывается, у меня были все задатки врача. Докторов, скорее всего, категорически не хватало, поэтому их приходилось то и дело искать среди больных. Благодаря таким дополнительным наборам больница оберегала себя от риска скоропостижной кончины, отодвигала подальше Судный день и обеспечивала себе многие годы процветания. Наконец-то мне это все открылось.
Но за это пришлось расплатиться невозможностью оставаться вместе с Байдай. Нам было теперь дозволено только переписываться друг с другом. Общаться мы могли исключительно по рабочим моментам, а не о делах мужских и женских. То, что между нами произошло, нельзя было назвать «делом мужским и женским». Это были всего-навсего отношения между врачом и пациентом в их самом глубинном проявлении. Но все равно наши дальнейшие изыскания вертелись вокруг этой формы исцеления. Что это было? Определенный вид лечения? Чем он выделялся на фоне других? Была ли такая методика индивидуальным подходом, не допускающим дупликации? И почему нас именно после того, как мы набрели на него, сразу произвели во врачей?
Байдай считала, что это было некоей попыткой вернуться к истокам, что-то вроде «спиралевидного подъема», с которым мы знакомы по философии[29]. Затерли семью как социальный институт и ее производную ценность в виде размножения, а больница все равно переживала кризис. Некоторые врачи осознали, что межполовые сношения могут иметь практическую пользу в отношениях между врачами и пациентами. Ведь что есть связи между полами, как не отношения кооперации и противостояния, продолжающие общую логику связей между врачами и больными, лекарственными препаратами и патогенами, индивидом и коллективом, семьей и государством и, наконец, жизнью и смертью? Генная терапия свела на
