Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме - Кристофер Роннау

Многие ВК носили при себе «билеты Чиеу Хой» и начинали размахивать ими каждый раз, когда не могли больше убегать, или, наоборот, попадались в ловушку, словно крысы. Мы все считали, что эта программа была невероятной глупостью. Зачем давать этим парням билеты на выход из тюрьмы и лучшее обращение, чем другим пленным ВК? На обратной стороне билета должно было быть написано: "Если я не начну размахивать этой штукой до того, как буду полностью окружён или взят в плен, то, пожалуйста, пристрелите меня". Вскоре прилетел даст-офф и увёз нашего нового одноногого друга в госпиталь.

Вьетконговцы тоже пробовали силы в психологической войне со своими маленькими листовками размером с почтовую открытку, которые они разбрасывали вокруг наших войсковых частей. Они были довольно простыми — чёрная печать на светло-коричневой бумаге, без цвета, рисунков или фотографий. Заголовок обычно был такой: "Зачем тебе это, джи-ай?" жирным шрифтом. Затем шло нехитрое обращение, наподобие такого: "Боевые выплаты и "Пурпурное сердце", если повезёт. Деньги значат немного, если приехал домой в ящике".

Мне больше всего нравился выпад в адрес секретаря по безопасности Роберта Макнамары: "Макнамара говорит, что американцам придётся научиться переносить потери. И он имеет в виду тебя, братишка. Сам он не будет потеть в джунглях и не поедет домой в гробу". Это было смешно, но честно. Мне было любопытно, слышал ли Макнамара когда-нибудь об этих листовках. Окажется ли какой-нибудь сотрудник министерства обороны достаточно глупым, чтобы обратить на неё его внимание и рискнуть дослуживать остаток дней на военной базе на Алеутских островах?

Вскоре после того, как раненого ВК эвакуировали, мы встретились с несколькими грузовиками и нас отвезли обратно в зону Рино на нашей базе в Фу Лой. К нашему удивлению, в тот день мы больше не получили заданий. Большая часть отделения и я тоже пошли на расположенную неподалёку автобазу и попросились воспользоваться их душем. Сержант Залупа, несколько полноватый мужчина с редеющими волосами, категорически отказал нам. Он сказал, что нас слишком много и он не собирается рисковать запасами чистой воды. Нам нельзя было воспользоваться их удобствами, даже если бы мы помылись реально быстро, как мы ему предложили.

Сержант мне не понравился. Насколько я мог разглядеть, на его камуфляже не было заметно ни единой молекулы грязи. На самом деле он выглядел, как недавно отглаженный и накрахмаленный. По моему мнению, это автоматически классифицировало его, как сопляка по социальной шкале американских военнослужащих во Вьетнаме. Он заслуживал нашего презрения.

По дороге обратно в роту неподалёку от офиса сержанта Залупы мы наткнулись на бетонный водоём футов в тридцать длиной, десять в ширину и два в глубину. Он был наполнен водой и по краям были сделаны пандусы, чтобы автомобили могли вьезжать и выезжать. Это была автомойка для грузовиков и джипов. Вода выглядела грязнее, чем в душе, но чище, чем мы сами. Частично раздевшись, то есть скинув ботинки и часть одежды, мы в разной степени раздетости пересекли водоём вброд. Используя ладони вместо губки, я смыл с себя видимую грязь и заодно освежил наиболее пахучие места вроде подмышек и промежности.

Несколько проходивших мимо тыловых типов остановились поглазеть на нас. Мы беззаботно хохотали, производили много шума и отпускали шуточки насчёт всем известного жалкого неудачника сержанта Залупы. Можно сказать, что мы воспользовались его автомойкой в равной степени, чтобы помыться и чтобы его позлить, и надеялись, что он нас видит. После купания мы потащились обратно в зону Рино. К тому времени, как мы добрались, мы уже почти высохли.

В тот день всем правило безделье. Ничего не происходило. Затем подошёл Смиттерс и рассказал нам потрясающую новость. Армия решила, что после обеда отвезёт на грузовике всех желающих из нашего числа в деревню Фу Лой на отдых. Я отнёсся скептически. Раз в жизни получить несколько часов отдыха, а тут ещё отвезут куда-то поразвлечься — это звучало невероятно. Как будто отец взял вас в парк аттракционов вместо того, чтобы просто сказать пойти поиграть во дворе. И вдобавок , если они отпускали нас на свободу в питейные заведения Фу Лой, то они не рассчитывали отправлять нас в патрулирование в ближайшую ночь. Алкоголь и засады несовместимы.

Вскоре подъехал двух-с-половиной-тонный грузовик, который должен был отвезти нас в деревню. В кузов вскарабкался почти весь взвод. Никто из нас не был в восторге от того, что оружие брать с собой не разрешалось. Это казалось неправильным. Мы почувствовали себя более комфортно, когда поняли, что главная улица находилась всего лишь в миле от зоны Рино и просто кишела невооружённым тыловым персоналом. Если тыловые типы чувствовали там себя в безопасности, место должно было быть надёжным. Кроме того, повсюду виднелись группы военных полицейских с пистолетами.

Место было полностью безопасным, безопасным и похабным. Из кузова грузовика мы, едва въехав на главную улицу, увидели бары и публичные дома. Две девушки стояли, небрежно прислонившись к стене первого же борделя, который мы проезжали. Одна из них разговаривала с джи-ай, засунувшим руку ей между ног и ощупывавшим её киску у всех на виду. Девушка болтала с ним так спокойно и беззаботно, как будто она продавала овощи, а он ощупывал один из плодов, чтобы убедиться, что он зрелый. Другая девушка смотрела на нас, пока мы проезжали мимо. Её лицо покрывал слой штукатурки достаточный, чтобы отремонтировать разбитую дорогу, по которой мы ехали. Чёрные линии туши пытались округлить её глаза.

Местные заведения были предназначены для американцев и носили очаровательные восточные имена вроде «Чикаго-клуб» или «Додж-Сити Стейк-хаус».

Пока остальные кинулись по барам, мы с Кейном зашли в боковую улочку, просто чтобы посмотреть, что мы упустим после того, как начнётся попойка. Мы оказались в жилой зоне, отличающейся от делового квартала главной улицы. Дети бегали голышом, носились собаки, по сточным канавам текли помои. Дома были преимущественно кирпичные, а не бамбуковые. Стояла сильная вонь от мусора, выбрасываемого на землю прямо перед дверями. Запах имел гнилой городской оттенок, в некоторой степени отличавшийся от навозного деревенского запаха.

Наверное, они не были привычны к американцам, потому что никто не пытался нам ничего продать. К нам приближался тощий, как мертвец, старик, передвигающийся с помощью трости. Его кашель напоминал звук дешёвой свистульки. Он обрушил на нас поток вьетнамских слов и вынудил отступить по улице дальше от делового квартала. Мы не знали, чем этот старикан болел, но не хотели, чтобы он на нас накашлял.