Насилие и социальные порядки - Дуглас Норт

Значение масштаба в военной технологии не было, однако, чем-то новым. Всегда существовали потенциальные преимущества наличия большей армии или флота, если общество имело руководство, способное с умом использовать такие ресурсы. Военная конкуренция в Европе существовала еще до создания Римской империи; почему же военная конкуренция трансформировала государственную организацию и институты после 1700 г.? Элиты всегда были заинтересованы в лучшей защите своих прав собственности для увеличения своей экономической производительности и получения большего объема ресурсов на военные авантюры, способные принести еще больше ресурсов. В данном аспекте аргументация Бейтса, Тилли и Паркера относится ко всей истории человечества, а не только к Европе XVII в. Богатство росло и падало с некоторой регулярностью на протяжении всей истории человечества. Общества богатели, когда находили лучшие способы управления, с учетом многих параметров, включая благоприятное сочетание климата, географии и демографии. Тем не менее рост богатства и военной конкуренции никогда еще не создавал консолидированный политический контроль над вооруженными силами или защиту прав собственности и торговли на основе верховенства права.

Даже если оставить исторические проблемы в стороне, доводы в пользу революции в военном деле как причины установления консолидированного контроля над вооруженными силами и последующего социального развития не могут объяснить не только того, почему не все государства с большими армиями консолидировали политический контроль, но итого, почему всего несколько стран с большими армиями осуществили переход к современному обществу открытого доступа до конца XIX в. Как показывает сам Тилли, в большинстве европейских стран потребность в военных расходах не создала способных к современному развитию национальных государств. Он описывает три типа общественного устройства: опирающееся главным образом на принуждение, опирающееся главным образом на капитал и опирающееся на капитал и принуждение*.

Среди стран Восточной и Южной Европы примером общества, опирающегося на принуждение, может служить Россия. Власть землевладельческих элит, имевших основу в сельском хозяйстве, предотвратила развитие городских торговых центров, и в результате «государство отчаянно нуждалось в капитале» (Tilly, 1992, р. 143; Тилли, 2009, с. 210). В обществах, опирающихся на капитал (Голландия и Швейцария), влиятельные городские торговые группы интересов способны были покупать защиту тогда, когда они в ней нуждались, и тем самым избегать «громоздкой постоянной национальной администрации» (Tilly, 1992, р. 151; Тилли, 2009, с. 220). Эти государства были экономи- ческиуспешными, но слишком слабыми для под держания международной политической независимости. Общества, опирающиеся на принуждение, создавали слишком репрессивные правительства; общества, опирающиеся на капитал, создавали слишком слабые и плохо скоординированные правительства. Однако общества, опирающиеся одновременно на капитал и принуждение (примером Тилли является Великобритания, но также он включает Францию), стали государствами, опирающимися на соединение «капитала и принуждения, которое издревле обеспечивало всякому монарху доступ к громадным средствам для ведения войны, но только за счет больших уступок купцам и банкирам» (Tilly, 1992, р. 159; Тилли, 2009, с. 231–232).

Анализ государства с позиций модели с одним актором действительно мешает пониманию тех событий, которые Тилли описывает и пытается понять. Для поддержания компетентной военной власти в сочетании с устойчивым экономическим развитием интересы капитала и принуждения должны быть так или иначе сбалансированы. Но как это сделать? Кроме исторической случайности и непредвиденных обстоятельств Тилли дает нам немного: его монархия с одним актором должна так или иначе столкнуться с бейтсовской сделкой с торговыми элементами, но в его концептуальной структуре отсутствует способность сделать это, поскольку Тилли считает распределение капитала и принуждения данностью.

В 1600-м и, возможно, даже в 1700 г. господствующие коалиции всех европейских обществ были запутаны в сетях организаций, объединяющих политическую, экономическую и военную власть. Голландцы, французы и британцы (вместе со своими колониями) продвинулись далеко вперед на пути к бессрочно существующим организациям элиты, включая управляющие структуры их колоний. В XVIII в. специализация в организации господствующей коалиции заметно выросла во всех трех странах, хотя Голландия утратила способность эффективно действовать в качестве независимой военной силы. Поддерживаемые принципом верховенства права для организаций элиты, специализированные экономические организации, которые были независимы от государства, уравновешивали политические организации, которые управляли военными организациями и финансировали их. Этот процесс не был простым и беспрепятственным. Как мы показываем в главе 6, страх перед политическими и экономическими организациями играл центральную роль в Американской и Французской революциях и окрасил британскую политическую мысль XVIII столетия.

Сами по себе большие армии не стимулировали специализацию и разделение внутри элиты. Испанская империя со своей огромной армией и флотом не развила специализированных организаций элиты. И этого не произошло вовсе не из-за недостатка сложности — Дрелихмен и Вот (Drelichman and Voth, 2008) показывают, что испанский двор был способен финансировать войны короля Филиппа до военной катастрофы 1580-х гг. «по крайней мере так же „ответственно”, как США в XX в. или Британия в XVIII в.» (Drelichman and Voth, 2008, p. 29). Однако испанцы финансировали свои армию, флот или займы не через специализированные элитные, бессрочно существующие организации, а при помощи традиционных личных связей двора. Русские были способны создать большую армию, но, как описывает Тилли, «Иван [Великий] и его преемники особенно стремились создать вооруженные силы для покорения своих братьев- князей, подавления авторитарных (олигархических) амбиций своих собственных бояр, отражения иностранных вторжений и расширения границ своего царства. Им нужна была армия, как можно более зависимая от них, на чью лояльность, следовательно, они бы могли положиться. Но у них недоставало денег, чтобы купить людей и их преданность. Тогда они решили воспользоваться землей» (Tilly, 1992, р. 140, цит. по: Blum, 1964, р. 170–171; Тилли, 2009, с. 206). Как феодальная Англия, русские финансировали свою огромную армию, предоставляя ей прямой контроль над экономическими активами. Ни в России, ни в Испании не возникло специализированных и отдельных организаций элиты.