Теория праздного класса - Торстейн Веблен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Направляя в деталях и приспособляя эту систему, каноны благопристойности немало способствуют тому, чтобы всякое независтническое устремление или усилие сводилось на нет. Всепроникающий, безличный, не вызывающий восторга принцип бесполезности всегда тут как тут, создавая помехи, не давая действенным образом выразиться той части сохраняющихся дохищнических способностей, которые нужно отнести к проявлению инстинкта мастерства; однако его наличие не препятствует передаче этих способностей или непрерывному возникновению побуждения найти им выражение.
Впоследствии, при дальнейшем развитии денежной культуры, требование отхода от процесса производства (во избежание недоброжелательного отношения общества) дошло до того, что стало распространяться на воздержание от сопернической деятельности. На этом продвинутом этапе денежная культура в негативной форме благоприятствует утверждению независтнических склонностей, делая менее сильный акцент на большем достоинстве сопернических, хищнических или денежных занятий по сравнению с занятиями производственного, или производительного, вида. Как отмечалось выше, требование такого отхода ог всякого полезного для человека занятия больше касается, строго говоря, женщин из высших слоев, чем любой другой социальной группы, кроме духовенства, которое можно было бы привести в качестве не столько, может быть, действительного, сколько кажущегося исключения из этого правила. Причина более настойчивого требования бесполезного образа жизни от женщин этой категории, чем от мужчин того же денежного и социального ранга, заключается в том, что они являются не только праздным классом более высокого ранга, но в то же время и социальной группой, осуществляющей подставную праздность. Для последовательного отхода от полезной работы в их случае есть два основания.
Широко известными авторами и ораторами, отражающими здравый смысл умных людей по вопросам общественного устройства и назначения, правильно и неоднократно говорилось, что положение женщины в любом обществе является наиболее разительным показателем уровня культуры, достигнутого обществом, и, как можно было бы добавить, любой данной социальной группой в обществе. Это замечание, может быть, справедливее в отношении стадии экономического развития, чем в отношении развития в любом другом аспекте. В то же время положение, отводимое женщине в общепринятой системе жизни в любом обществе или в условиях любой культуры, в весьма значительной степени является выражением традиций, которые сформировались материальными условиями более раннего этапа и которые были лишь частично приспособлены к существующим экономическим условиям или требованиям, предъявляемым складу характера и образу мысли, которые побуждают к действию женщин, живущих в условиях этой новой экономической ситуации.
В ходе обсуждения развития экономических институтов вообще и, в частности, там, где говорилось о подставной праздности и об одежде, попутно уже было высказано замечание о том, что положение женщин в современной экономической системе находится в более широком и последовательном противоречии с тем, что подсказывает инстинкт мастерства, чем положение мужчин тех же самых социальных слоев. По-видимому, справедливым является также то, что в женском темпераменте в большей мере присутствует этот инстинкт, одобряющий мир и с неодобрением относящийся к бесполезности. Поэтому не случаен тот факт, что женщины современных производственных общностей обнаруживают более живое чувство расхождения между принятой системой жизни и потребностями экономической ситуации.
Отдельные стороны «женского вопроса» в доступной форме выявили, до какой степени жизнь женщин в современном обществе, и в благовоспитанных кругах в особенности, регулируется основной массой представлений, сформулированных при экономических условиях более раннего этапа развития. Все еще ощущается, что образ жизни женщины в его гражданском, экономическом и социальном аспекте обычно является в существенной мере подставным образом жизни, достоинства и недостатки которого должны неизбежно приписываться какому-то другому лицу, которое по отношению к женщине является так или иначе собственником или опекуном. Так, например, ощущается, что всякое действие со стороны женщины, которое идет в разрез с предписанием общепринятого табеля о приличиях, немедленно бросает тень на честь мужчины, которому она принадлежит. В душе всякого, кто высказывает мнение по поводу такого рода нравственной неустойчивости или своенравия женщины, может, конечно, оставаться некоторое чувство несоответствия, однако здравым смыслом общности суждение по таким вопросам выносится без особых колебаний, и во всяком могущем возникнуть случае мало кто из мужчин стал бы сомневаться в правомерности своего чувства оскорбленного попечительства. С другой стороны, женщину сравнительно мало дискредитируют дурные поступки мужчины, с которым связана ее жизнь.
Хороший и красивый образ жизни, т. е. образ жизни, к которому мы привыкли, отводит женщине «сферу», подчиненную деятельности мужчины; и всякий отход от традиций предписанного ей круга обязанностей ощущается как неподобающий женщине. Когда вопрос касается гражданских прав или избирательного права, наш здравый смысл, т. е. логический вердикт по данному вопросу нашего образа жизни в целом, гласит, что в политической организации и перед законом женщина должна быть представлена не непосредственно, не лично, а через главу семьи, к которой она принадлежит. Женщине не подобает стремиться к самостоятельной, эгоцентричной жизни; и наш здравый смысл говорит нам, что ее прямое участие в делах общности, социальных или производственных, ставит под угрозу тот социальный порядок, который является выражением нашего образа мысли, сложившегося под влиянием традиций денежной культуры. Весь этот вздор и суета по поводу «освобождения женщины из рабства, в котором она находится у мужчины» и так далее является, пользуясь простым и выразительным языком Элизабет Кейдж Стэнтон, «сущим вздором». Социальные отношения полов закреплены природой. Вся наша цивилизация, т. е. все, что в ней есть хорошего, основывается на «домашнем очаге».
«Домашний очаг» — это семья с мужчиной во главе. Этот взгляд на статус женщины, но выражаемый еще проще, преобладает не только среди большинства мужчин цивилизованных общностей, но также и среди женщин. Женщины весьма живо чувствуют требования системы приличий, и хотя, правда, для многих из них тягостно подчинение кодексу приличий во всех подробностях, мало кто не признает того факта, что существующий нравственный уклад в силу необходимости и по праву, предписанному свыше, ставит женщину в подчиненное мужчине положение. В конечном счете, согласно представлению самой женщины о том, что хорошо и красиво, ее жизнь является, как и должна являться в теории, выражением в косвенной форме жизни мужчины.
Однако несмотря на это общераспространенное представление о том, какое место должна естественным образом занимать женщина, заметен также начинающийся рост настроений, заключающихся в том, что вся эта система опеки, подставного образа жизни и приписывания достоинств и недостатков становится каким-то заблуждением. Или по крайней мере, если даже она и является естественным результатом развития, системой, отвечающей времени и месту, эта система, несмотря на ее очевидное эстетическое значение, не служит соответствующим образом самым обычным жизненным целям в современной производственной общности. Даже та большая, значительная масса благовоспитанных женщин верхних и средних слоев, чье хладнокровное, подобающее почтенной женщине представление о традиционных приличиях соответствует отношению статуса как в основе своей неизменно правильному, — даже они, занимая консервативную позицию, обычно находят некоторое незначительное расхождение в частностях между тем, что есть, и тем, чему следует быть. Однако наименее сговорчивые из современных женщин, кто в силу своей молодости, образования или темперамента не связан унаследованными от культуры варварства традициями статуса и в ком, может быть, пробуждается сильная тяга к самовыражению и мастерству, охвачены слишком живым чувством обиды, чтобы оставаться в покое.
В этом движении «за современную женщину» — так были названы безрассудные попытки восстановить тот статус, в котором женщина находилась в доледниковый период, — различимы по крайней мере два элемента или мотива, оба носящие экономический характер. Эти два мотива выражаются словами-лозунгами: «эмансипация» и «работа». Надо понимать, что каждое из этих слов означает что-то в плане широко распространенного чувства обиды. Повсеместность подобных настроений признается даже теми людьми, которые в ситуации, как она есть, не видят никакого реального основания для недовольства. Именно среди женщин состоятельных классов в тех общностях, которые наиболее развиты в производственном отношении, находит частое выражение это живое чувство обиды, которую надо загладить. Иначе говоря, выдвигается более или менее серьезное требование освобождения женщин от всякой опеки, от функций подставного праздного класса — от каких бы то ни было различий в статусе; такая резкая смена настроений особенно заметна среди тех женщин, на которых сохраняющаяся система общественной и семейной жизни с ее режимом статуса налагает наименее ослабленные требования подставного образа жизни, или же это происходит в тех общностях, которые сравнительно далеко ушли в своем экономическом развитии от традиционных условий, к которым система статуса была приспособлена наилучшим образом. Названные требования исходят от женщин, не допускающихся ни к какой результативной работе в строгом предписании следовать праздному образу жизни и осуществлять демонстративное потребление.