Прелюдия: Империя - Юрий Ижевчанин

— Но почему же тогда так редко поднимаются Мастера?

— У Мастеров, художников, богатырей и полководцев другая опасность. Они могут оказаться слишком замараны в мирской суете, и это их отрезает от Мирового Духа.

— Замараны?

— Да ты это уже сам почувствовал по столице, как она марает. Ну, впрочем, можно сказать и мягче: запутаны в паутине суеты.

— Удивительно! Ты, оказывается, не запуталась в этой паутине!

— Как это тяжело! — со вздохом сказала Толтисса. — Все время старалась не запутаться, даже если ради этого приходилось вести себя цинично и жестоко.

— Но тогда и ты должна была вынести что-то незаурядное из тантры?

— А что может вынести женщина? — вдруг цинично сказала гетера. — Конечно же, дочь-красавицу или сына-богатыря!

Но Тор почувствовал, что Толтисса чего-то не договорила и договаривать не желает.

На следующий день утром печальный кортеж вернулся в столицу. Мастера встречала Ангтун, смотревшая на него с затаенными тревогой и страхом, но внешне державшаяся спокойно, и весь сияющий, как новый медный самовар, Тук. А еще по дороге какая-то личность под видом продажи напитков шепнула Мастеру, что Скользкая гильдия теперь довольна и он под ее защитой. "Только этого еще не хватало", — подумал Тор. И еще навстречу им выбежала дочь Толтиссы, восхищенно смотревшая на двух любовников, добившихся высшего взлета в любви и оставшихся живыми, и поплакавшая над гробом Эстайора.

Словом:

Высший взлет рядом

Вечно со смертью ходил.

Если ты выжил

Бог с тебя спросит

Что ты оттуда принес?

Глава 15. Ложь во спасенье и правда как ложь

Основным делом Большого Имперского Сейма были выборы Императора. Но, поскольку по традиции Император, который уже был избран, сохранял титул до конца жизни, если ничего особенного не произойдет, то эти выборы сводились к ритуальным выступлениям глав делегаций, поддерживавшим кандидатуру уже правящего Императора, и к представлению Императором блюстителя престола Императора на случай своей смерти до нового Большого Сейма. Блюститель обязан был срочно созвать новый Сейм и сам не имел права баллотироваться на Императора. Поэтому блюстителя обычно назначали из принцев.

Комиссия по назначению делегации регулярно собиралась, но что-то у них не заладилось, и назначение с отъездом все задерживались.

Ангтун дважды вызывали в Имперский Суд для дачи показаний по делу служанки из таверны, которая пыталась ее сварить заживо. Первый из вызовов на всю жизнь запомнился рабыне.

— Дочь моя, расскажи нам, что случилось, когда ты оказалась ошпаренной кипятком? — задал вопрос судья.

— Я вбежала на кухню, чтобы набрать горячей воды для мытья. По неосторожности я толкнула Артассу, и она, падая, опрокинула котел в мою сторону.

Лица судей помрачнели, и вдруг Ангтун ощутила, что руки помощника палача прижали ее к стулу, палач привязал ее руки к подлокотникам, судья сказал: "Только без внешних следов!" и ей вонзили иглы под ногти и в нервные узлы.

— Дочь моя, я вынужден напомнить тебе, что мы ищем истину.

— Я сама в этом виновата! — закричала Ангтун, корчась от боли. — Я громко выражала радость от общения с хозяином и прибежала прямо с ложа вся сияющая. А она после отказа не находила себе места! Я ее прощаю!

Палач постучал по иголкам.

— Дочь моя, меня интересует правда о том, что случилось. Вспомни и скажи все как было.

Ангтун в слезах вымолвила:

— Она толкнула котел прямо на меня, хотела облить меня всю, но я успела отскочить. При этом она сказала: "Умри, тварь!"

— Вот теперь другое дело, дочь моя. На сегодня на этом допрос закончим, — сказал судья. Палач начал ее отвязывать, дал ей болеутоляющее и намазал анестезирующей мазью раны.

— Дочь моя, даже покаяние, если слишком им увлечься, может ввести в смертный грех гордыни, — сказал оранжевый монах. — Ты не должна забывать, что ты должна каяться не только смирением страстей и прощением тех, кто на тебя злоумышляет. Нужно честно и всем сердцем выполнять все свои обязанности, даже если тебе хотелось бы ради спокойствия души ими пренебречь. Победители любят тебя и своевременно показали тебе опасности, связанные со слишком большим рвением даже в богоугодном деле.

— Дочь моя, — добавил серый монах. — Мой заблуждающийся брат сказал тебе правду, как и полагается. Помни, что ложь — второй по тяжести из смертных грехов, и что список смертных грехов идет от самого Всевышнего, и поэтому он одинаков в обоих религиях. Даже Победители помилованы Господом, несмотря на их почти сатанинскую гордыню, лишь потому, что они не впали во грех лжи. И ныне они порою впадают в грехи гнева, отчаяния и гедонизма, что отдаляет час их полного очищения.

Примечание. Смертные грехи на Родине формулируются более обобщенно и четко, чем у нас. Семь смертных грехов делятся на три группы. Самые тяжкие — три духовных греха: гордыня, ложь и вампиризм. Вампиризм — это использование духовных и жизненных сил другого для увеличения собственной мощи. Под вампиризм подходят и колдовство, и "любовные подвиги" йогинь, особенно йогинь-ведьм, и использование стволовых клеток для омоложения, и многое другое. В промежутке стоит извращение: превращение естественного желания в неестественное. В частности, неограниченная алчность капиталиста считается извращением. И, наконец, три естественных смертных греха: отчаяние, гнев и гедонизм. Гедонизм — это увлечение каким-либо физическим удобством или наслаждением сверх меры. Под этот грех подходят и чревоугодие, и сладострастие, и потребительство, и многое другое. Неумеренное стремление полководца к победам или артиста к славе и успеху также считается гедонизмом, пока эти люди не нарушают правил чести.

Оранжевый монах и двое судей с недовольством слушали, как серый практически агитирует Ангтун за единобожие, но серый не перешел границ допустимого, и возразить было нечего.

— Дочь моя, — вошел в разговор тот из судей, который до сих пор молчал. — Говорят, что бывает ложь во спасение, но ложь всегда ложь. Другое дело, что каждый грех всегда должен разбираться конкретно, и ложь может быть, как в твоем случае, чуть более простительной, потому что человек по недомыслию своему думал, что его добрые намерения искупают его отвратительные средства. Да и средства эти были направлены якобы на спасение другого человека. Но они вели в ад сразу две души: и твою, и ту, за которую ты хотела заступиться по неразумной доброте своей.

— А теперь, дочь моя, — сказал оранжевый монах, — подумай еще раз и скажи правду, как же ты относишься к поступку Артассы. Помни, что на кону две души сразу.