Ахматова: жизнь - Алла Марченко

Разлом судьбы на до и после всего по воле «величайшего романиста мира Случая» (Оноре де Бальзак) свершается в два захода: первый (25 февраля) в присутствии Анрепа, второй (25 октября) в присутствии его отсутствия. О том, что в этот роковой для России день она стояла на разведенном мосту уже без спутника, Ахматова упоминает как бы между прочим, но это особый фирменный прием, назначение которого намекнуть, подсказать, что отсутствующий спутник упомянут не всуе.

В последний свой приезд, в октябре 1917-го, Борис Васильевич уже не водил Анну Андреевну по ресторанам и не тратился на лихачей. Они либо бродили по одичавшим улицам, либо коротали вечера в семейном кругу. Тогда он наконец-то и познакомил А.А. со своими домочадцами. Огромный собственный дом Анрепов находился на Лиговском проспекте. По этому проспекту и далее по Литейному мосту Борис Васильевич провожал Анну к Срезневским, на Выборгскую сторону.

После его отъезда, а он уехал, напоминаю, накануне переворота – последним кораблем, ей, видимо, захотелось перечесть по шагам его маршрут – пройти тем же путем, каким Анреп возвращался от Срезневских, не застав ее дома. И не смогла этого сделать…

В июне 1916-го, когда роман с заморским гостем был еще в зените, Ахматова начерно обозначила формат, в который он, может быть (как знать?), впишется в состав ее судьбы. И творческой, и женской:

Я ведаю, что боги превращалиЛюдей в предметы, не убив сознанья.Чтоб вечно жили дивные печали,Ты превращен в мое воспоминанье.

Боги хорошо постарались, чтобы окрест предмета ее увлечения сгрудилось слишком много печалей, и отнюдь не дивных. Незадолго до смерти Ахматова вернется к этому сюжету: «Всего прочнее на земле печаль…»

Но так вышло в конце, в итоге, в результате. Начало же, в марте 1915-го, долгодействующих печалей не предвещало. В том марте А.А. и в вещем сне не приснился бы разведенный средь бела дня мост. Мост – вещий знак, мост – символ насильственного разъединения и вечной разлуки – с любимым, с любовью, с юностью, со всей прежней жизнью. Начало сулило живую жизнь и даже земную любовь. Об этом с почти «бесстыдной» откровенностью, нараспашку, «рассказали стихи» – знаменитые, зацитированные, но до сих пор не отрефлектированные «Ждала его напрасно много лет…».

Авторская датировка этого шедевра – 1916. Комментаторы утверждают, что дата мнимая, что стихотворение написано в 1918-м, поскольку здесь говорится, что встреча с Анрепом произошла три года назад. На мой же взгляд, это как раз тот редкий случай, когда Ахматова не по обыкновению точна: в 1918-м страстно-ликующих стихов к Анрепу она уже не писала.

Что касается временных реалий, то в этой песне торжествующей крови смысловой нагрузки они не несут: и апрельский тонкий лед, и тому три года ловчее укладываются в счастливый найденный размер, нежели мартовский лед и год назад. Короче, по моему убеждению, стихи написаны в промежутке между апрелем 1916-го и маем того же года, когда Анна Андреевна со дня на день ждала приезда Анрепа (уезжая в середине февраля 1916 года, он обещал вернуться через пять, максимум шесть недель).[41]

Прочитаем же этот текст внимательно, и не отдельно, а в связке с малоизвестным стихотворением раннего Блока – «Вербная суббота».

Нынче другу возвратитьсяИз-за моря – крайний срок.

Блоковская «Вербная суббота» – не только красивый литературный задник, на котором Ахматова разыгрывает сказку о черном кольце. В этом стихотворении спрятан ответ на вопрос, до сих пор смущающий и биографов ее, и комментаторов, – откуда взялась в «Поэме без героя» тема Гостя из будущего. Откуда? Ну, конечно, из блоковской «Вербной субботы»! Это у него в Вербную субботу в сонном, будто заколдованном московском царстве появляются влюбленные «заморские» гости, приехавшие не только из-за моря, но еще и из будущего – из «поздних веселых времен».

Цитирую оба текста, выделяя курсивом строки, связанные по принципу переклички, в отношении: тема и вариация.

Анна Ахматова

Ждала его напрасно много лет.Похоже это время на дремоту.Но воссиял неугасимый светТому три года в Вербную субботу.Мой голос оборвался и затих —С улыбкой предо мной стоял жених.

А за окном со свечками народНеспешно шел. О, вечер богомольный!Слегка хрустел апрельский тонкий лед,И над толпою голос колокольный,Как утешенье вещее, звучал,И черный ветер огоньки качал.

И белые нарциссы на столе,И красное вино в бокале плоскомЯ видела как бы в рассветной мгле.Моя рука, закапанная воском,Дрожала, принимая поцелуй.И пела кровь: блаженная, ликуй!

Александр Блок

Вечерние люди уходят в дома.Над городом синяя ночь зажжена.Боярышни тихо идут в терема.По улице веет, гуляет весна.

На улице праздник, на улице свет,И свечки и вербы встречают зарю.Дремотная сонь, неуловленный бред —Заморские гости приснились царю…

Приснились боярам… Проснитесь, мы тут…Боярышня сонно склонилась во мгле…Там тени идут и виденья плывут…Что было на небе – теперь на земле…

Весеннее утро. Задумчивый сон.Влюбленные гости заморских племенИ, может быть, поздних, веселых времен.…………………………………………

Прозрачная тучка. Жемчужный узор.Там было свиданье. Там был разговор…И к утру лишь бледной рукой отперлась,И розовой зорькой душа занялась.

Тщательное вслушивание в переборы и перезвоны переклички двух поэтов – задача специальной литературоведческой статьи, я же отмечу лишь некоторые, не требующие тонких доказательств смысловые, содержательные соответствия («сигнальные звоночки»).

Первое. В «Записных книжках», для себя, Ахматова пишет, что познакомилась с Анрепом в Великом посту. В стихах и в разговорах с Лукницким, явно оглянувшись на Блока и приглашая и нас оглянуться, уточняет: не просто в Великом посту, а в Вербную субботу.

Второе. Лейтмотив блоковской «Вербной субботы» – дремотная сонь – проясняет умысел второй строчки первой строфы ахматовского рассказа о чудесной, как бы предсказанной встрече с суженым в Вербную субботу. Без подключения блоковской «Вербной субботы» к этой строке («похоже это время на дремоту») она кажется проходной, подрифменной (дремоту – субботу), истинности страстей и правдоподобию обстоятельств не отвечающей (чего-чего, а «дремотной сони» в реальной жизни Анны Ахматовой отродясь не было).