Ахматова: жизнь - Алла Марченко

Третье. По «Вербной субботе»: «Что было на небе – теперь на земле» – разрешается и любовная коллизия ахматовской вариации на заявленную Блоком тему: девичий сон (мечта, греза, предчувствие) оказывается сном в руку:

С улыбкой предо мной стоял жених…

Боярышня у Блока впускает заморского гостя в свою светелку, он выходит оттуда лишь на рассвете. То же и у Ахматовой. У сцены встречи с женихом откровенно чувственный (грешный!) окрас, ликует не душа ее лирической героини, а кровь:

Моя рука, закапанная воском,Дрожала, принимая поцелуй,И пела кровь: блаженная, ликуй!

Встреча с фон Анрепом была возведена в ранг Предназначенного судьбой еще и потому, что Борис Васильевич и в самом деле неожиданно для А.А. оказался в некотором роде «царевичем». «Царевичем из поэмы «У самого моря», – записывает с ее слов Павел Лукницкий, – А.А. предсказала себе настоящего царевича, который явился потом". И не когда-то «потом», а в Вербную субботу, как и в поэме:

А вечером в Вербную субботу,Из церкви придя, я сестре сказала:«На тебе свечку мою и четки,Библию нашу дома оставлю.Через неделю настанет Пасха,И мне давно пора собираться, —Верно, царевич уже в дороге,Морем за мной он сюда приедет».

Но почему А.А. называет Анрепа не просто царевичем, а «настоящим царевичем»?

С помощью приводимых Аннабел Фарджен фактов и эта загадка разъясняется. Оказывается, согласно домашней легенде Анрепы стали набирать силу, после того как Екатерина Великая выдала за одного из молодцов небогатого служилого шведско-эстонского рода фон Анрепов свою внебрачную дочь, присовокупив к свадебным подаркам имения в Ярославской и Самарской губерниях. Кроме того, по капризу судьбы царицын прапраправнук прожил отроческие годы в настоящем царском дворце, в том самом, который Потемкин выстроил для его прапрапрабабки в Харькове и где за сто лет ничего не изменилось, не исчезли даже золотые обеденные тарелки с алмазами и рубинами.

Не думаю, что об этой «тайне рода» Ахматовой поведал сам Анреп, он не придавал никакого значения своим «аристократическим корням». Скорее всего проболтался Недоброво, про которого злые языки говорили, что он женился не на Любови Александровне Ольхиной, а на ее ренессансной мебели. Своими глазами золотых тарелок с алмазами и рубинами Николай Владимирович не видел – у семейства Недоброво в Харькове была дурная репутация, и матушка Анрепа не разрешила сыну приглашать мальчика из вульгарной семьи в их почтенный дом. Потом, в Петербурге, когда Николай Владимирович заделался истинным комильфо, этот конфликт рассосался, Анреп-старший даже помог приятелю сына устроиться на службу в секретариат Госдумы. Но раны обиды и зависти первой юности не забываются…

Все вышеизложенное вовсе не означает, что увлечение Анны Андреевны Борисом Анрепом и те тридцать лирических новелл, которыми оно так счастливо разрешилось, было сугубо литературным проектом. Слишком уж отличался этот «лихой ярославец», этот приплывший из-за моря «настоящий царевич» от окружавших ее «пленников». Формально принадлежа к космополитической богеме, Анреп при всем своем бонвиванстве был настоящим мужчиной, то есть человеком с врожденным чувством ответственности если не за слова, то за поступки. В народе про таких говорят: за его спиной как за каменной стеной. Надежной мужской спины у Анны никогда не было – ни в отцовом, ни в мужнином доме, а ей эта стена ой как была нужна! Нужнее, чем несравненный дар свитских ее кавалеров вести тонкие любовные игры по принципу: ты мне крючок, а я тебе петельку…

Примеров тому в книге снохи Б.В.Анрепа множество. Приведу самый поразительный. Из предпоследней командировки из Англии в Петербург Б.В. по просьбе приятеля вывез в Лондон и устроил на службу в Русский Комитет дальнюю его родственницу, молоденькую девушку по имени Маруся Волкова. Девица, которую Анреп увидел впервые на морском вокзале, оказалась прехорошенькой, а путь долгим… Банальнее не придумаешь? Не банальное началось чуть позже. Когда, после Октября, комитет расформировали, Маруся осталась без работы – одна, в чужом городе, без языка, без профессии. Анреп, не видя иного выхода, поскольку и сам оказался безработным, привел ее в свой дом. Так она при нем и осталась. На всю оставшуюся жизнь. Хелен, когда дети подросли, нашла себе другого, более удобного супруга. Анреп после тщетных попыток сохранить семейный очаг впал в такое уныние, что и сын, и невестка стали уговаривать его жениться на одной из своих молоденьких помощниц. Борис, поколебавшись, отказался, а огорчившейся снохе сказал всего четыре слова: «А как же Маруся?» От чернобровой Марусиной прелести к той поре уже ничего не осталось, она была тяжело больна – и физически, и психически.

Словом, если что и потянуло Анну Андреевну к «чужому человеку», то отнюдь не бесплотная мечта о влюбленном царевиче и «трубадурской дальней любви, недоступной и потому вечно желанной». Может быть, это вообще самый земной, самый «телесный» и самый нелитературный из ее романов. Осип Мандельштам утверждал: поэзия Ахматовой состоит в кровном родстве с русской прозой XIX века. Не уверена, что эта мысль исчерпывает проблему. «Поэма без героя», к примеру, в жанровом отношении имеет куда больше свойства с «Опавшими листьями» Розанова, чем с классическим русским романом. Однако ранние ее книги, и прежде всего тридцать стихотворений к Анрепу, если собрать их под одной обложкой и расположить в хронологическом порядке, и впрямь можно рассматривать как психологический роман в стихах. И притом роман, который, имея дело с незавершенной действительностью, не имеет конца. Вернее, предлагает четыре возможных варианта продолжения.

Вариант первый. По стихотворению «Ты – отступник».

Он эмигрирует, она остается и осыпает его проклятьями:

Так теперь и кощунствуй и чванься,Православную душу губи,В королевской столице останьсяИ свободу свою полюби.

Вариант второй.

Он уезжает и зовет ее с собой:

Мне голос был. Он звал утешно,Он говорил: «Иди сюда,Оставь свой край глухой и грешный,Оставь Россию навсегда».

Она наотрез отказывается:

Но равнодушно и спокойноРуками я замкнула слух,Чтоб этой речью недостойнойНе осквернился скорбный дух.

Вариант третий.

Он уезжает, она остается. И вдруг, спохватившись, устремляется вслед за ним:

Просыпаться на рассветеОттого, что радость душит,И глядеть в окно каютыНа зеленую волну,Иль на палубе в ненастье,В мех закутавшись пушистый,Слушать, как стучит машина,И не думать ни о чем,Но предчувствуя свиданьеС тем, кто стал моей звездою,От соленых брызг и ветраС каждым часом молодеть.

Вариант четвертый.