Генералиссимус князь Суворов - Александр Петрушевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда, крестьяне по временам вопили миром вследствие некоторых распоряжений Суворова, например о рекрутах; жаловались на разорение, на всеобщее оскудение, на неизбежное впереди хождение по миру и молили своего «государя» придержаться порядков его родителя. Но все это за чистую монету принимать нельзя; это было не более, как непривычка к новому и попытка выторговать в свою пользу как можно больше всяческими способами. Суворов сердился и конечно настаивал на своем, отдавая приказы чисто военного характера. У подневольного, крепостного люда, который совершенно также жаловался на свою долю при Василие Ивановиче, хотя и указывал при Александре Васильевиче на золотое минувшее время его отца, — оставались другие пути. Кормя на мирской счет лошадей своего помещика, подавали счет, в пять и в десять раз превышавший действительность, хотя поверка этого счета была делом вовсе не мудреным. В подмосковной рубили господский лес, лупили бересту, возили дрова в Москву, якобы «из непотребного леса», и потом, для скрытия истины, остатки поджигали и тем портили лес нетронутый. В один год таких дров было насчитано 380 сажен. Недоимщики слезно жаловались на свое разорение, на безысходную нищету и денег не платили. Такие факты не доказывали еще ни дурного управления и хозяйства, ни действительной бедности крестьян. Недоимщики являлись на сходы с готовыми деньгами за пазухой и уносили их опять домой; господский лес воровали и портили люди зажиточные; несостоятельными при взносе оброчных денег объявлялись крестьяне, имевшие по четыре коровы и по нескольку лошадей. Если в связи с этими документальными данными припомнить случай, когда Суворов пришел в ужас, что у крестьянина Иванова всего одна корова, и принять в соображение, что оброки иногда требовались и вносились за полгода и за год вперед, без заметного отягощения плательщиков, то истинное состояние Суворовских крестьян представится очень удовлетворительным. Это подтверждается многими соображениями и выводами; для примера укажем на одно обстоятельство. Когда Суворов купил имение во владимирском наместничестве, то стали возвращаться восвояси крестьяне, бежавшие при прежнем владельце. Приходили они даже из дальних мест. из-под Астрахани и из земли Донского войска, ибо про нового помещика шла хорошая слава).
Внутреннее убранство деревенских домов Суворова было приличное и не выделялось из общепринятой обстановки того времени, так же как и домашний обиход, преимущественно в Ундоле, где он жил. Тут мы находим занавесы дверные с подзорами, стенные зеркала в золоченых рамах, довольно много серебра, картины, портреты и проч. В Кончанском обстановка проще и беднее, как в месте мало жилом. В московском доме находим парадные ливреи синего цвета и даже такие барские того времени затеи, как арабский и скороходский уборы. Надо думать однако, что многое перешло к Суворову по наследству от отца, а в купленных имениях от прежних владельцев. Суворов только поддерживал общепринятые порядки, потому что того требовало приличие, но воспитавшись в солдатской обстановке, роли своей не выдерживал. Надо было прикупить мебели — он покупал простые некрашеные стулья, которые употреблялись рядом с золочеными зеркалами. Посуда приобреталась тоже недорогая и красовалась на столе рядом с серебряными мисами и подносами; впрочем серебра было немало потертого и переломанного. Общий вид получался оригинальный: неровность, несоответственность частей, богатое около бедного, хорошее около худого. Икон было довольно, непременно по одной в каждой комнате, но киотов с большим числом образов в описях не встречается. Из разных статей имущества больше всего седел, узд и другого конского прибора. Между вещами туалета значится между прочим халат, батистовые галстуки, голландского полотна рубашки.
В эту пору Суворову было далеко за 50 лет. При небольшом росте он был сухощав, даже сутуловат, лицо в морщинах, на голове довольно редкие седые волосы, собранные спереди локоном. Небольшие голубые бегающие глаза светились проницательностью и сильной энергией; его взгляд, слова, движения отличались необыкновенной живостью, он как будто не знал покоя и производил на наблюдателя впечатление человека, снедаемого жаждою делать разом сотню дел. При всем том он обладал веселым, общительным характером и не любил вести жизнь анахорета. Впрочем живя в деревне, он посещал соседей не часто, а больше принимал у себя; любил и пообедать в компании, и позабавиться, особенно потанцевать или, как он выражался «попрыгать». рассеянной, что называется открытой, жизни он однако не любил и не вел; больших и частых приемов не делал. Излишества, роскоши на его приемах и угощениях конечно не было; стол у него был простой, обыкновенный, не ограничиваясь однако же похлебкой и кашей; выписывались из Москвы анчоусы, цветная капуста, формы для приготовления конфект, разные напитки. Вино он пил разное, но выписывал в небольшом количестве и содержал запасы самые незначительные; больше всего любил английское пиво. Для гостей выписывал «кагор или иное сладкое вино; также сладкое, но крепкое для дам». Вино было вероятно плохое: и сам Суворов не любил расходоваться на этот предмет, и комиссионер его, Матвеич, старался преимущественно о дешевизне. Суворов был требователен лишь в английском пиве и особенно в чае, неоднократно убеждал Матвеича не экономничать на этой статье расхода и советоваться со знатоками. Обедал рано, спать ложился и вставал тоже рано.
Времяпрепровождение его дома видно из корреспонденции с Матвеичем. Требовались камер-обскура, ящик рокамбольной игры, канарейный орган, ломберный стол, марки, карты, шашки, домино, музыкальные инструменты, ноты, наконец гадательные карты, «для резвости» прибавляет Суворов, как бы в свое извинение. Забавлялся он также охотой за птицей, но не особенно; записным охотником никогда не был и ничего похожего на охотничий штат не содержал. Не был он и карточным игроком, играл редко, когда обойтись без того нельзя, и держал карты для гостей, так как уже и в то время это развлечение было многими превращено в занятие. Табаку не курил, но нюхал, и по этой части был разборчив, так что Матвеичу приходилось смотреть в оба, чтобы угодить своему начальнику и не снабжать его вместе с табаком головною болью 4, 15, 26.
Вставал Суворов со светом и обыкновенно сам подымал крестьян на работу. Ходил он много и очень скоро, особенно по утрам; церковь посещал усердно. Путь в церковь вел через речку; в весеннее половодье, как говорит местное предание, он приказал спустить на воду большой винокуренный чан, утвердить канат с одного берега на другой, и в этом чане переезжал как на пароме. При хорошей летней погоде он иногда обедывал с гостями на берегу реки, невдалеке от господского дома, на какой-нибудь уютной лужайке. Если гости жаловали не в пору или приходились ему не по вкусу, то отправившись с ними на послеобеденную прогулку, он незаметно скрывался и ложился в рожь спать, оставляя всю компанию на долгое время в недоумении.