Публикации на портале Rara Avis 2018-2019 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё раз провозглашу: кто больший источник опасности, на том большая ответственность.
Я не сторонник знаменитой фразы Ильфа и Петрова в адрес пешеходов. Вовсе их не надо как-то особенно любить. Множество изобретений теперь сделано именно автомобилистами, заслуг безлошадных странников перед человечеством всё меньше. Впрочем, степень моей мизантропии не знают разве пингвины, да и то те, что в Антарктиде. Те, что в Московском зоопарке — знают. Но я мизантроп-интернационалист и не люблю всех равномерно. Если вы перемещаетесь в московском метро, то, верно, с вами бывало ускорить шаг, чтобы успеть войти в вагон, прежде чем закроются двери. Обычно перед вами бежит другой человек, и вот, шагнув внутрь, он останавливается: «Успел!» Ему дела нет, что за ним торопится ещё кто-то.
Всё дело в том, что перемещаясь в пространстве, мы понимаем свою значимость, а сталкиваемся в нашем странствии с тысячами таких же особей, двуногих существ без перьев. И очень хочется запретить им путаться у нас под ногами.
А нельзя.
26.11.2018
Человек предназначения (о писателе Владимире Шарове)
Шаров В. Царство Агамемнона. — М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2018. — 672 с.
За свою жизнь я видел много историй борьбы с болезнью. Таких случаев, когда болезнь страшна и не отступает. Человек же хочет быть с близкими, смотреть на осенний лес или просто прожить побольше. Но есть особенные люди, которых ещё ведёт предназначение. Это вовсе не мешает всему упомянутому, но сосредоточенное желание доделать свою работу всегда вызывало у меня уважение.
Шарову удалось дописать свой последний роман. Может быть, там, как в покинутой комнате, остались ещё крючки, на которые должна быть повешена одежда жильцов, какая-то картина, календарь — всего этого мы не узнаем. По крайней мере, при сложности шаровского текста читателю это не помешает.
В каком-то смысле «Царство Агамемнона» — Magnum opus Шарова. Не оттого, что это лучшая его вещь (все хороши, но по-разному), а оттого, что она, подобно магистралу, пятнадцатому сонету из венка, включает в себя части и смыслы других романов.
Действие там частично происходит в доме призрения, будто в сумасшедшем доме из «До и во время», философия текста построена на истории России всего прошлого века, как «Репетиции», в текст включены фрагменты эссе — таких, как «Бал у Сатаны». Герой пишет на полях своих записок: «И тут всякий раз мне на память приходят слова ее отца, что „все мы умираем детьми, даже если дожили до старости в твердом уме и здравой памяти; то есть какими пришли в мир, такими и уходим“»[209] — и это отсылает к шаровскому же роману «Будьте, как дети». Идеи «Возвращения в Египет» там вообще одни из центральных. Дочь главного героя говорит: «…В свою очередь, уже из этого рождается отцовское понимание нашего времени как вечного стояния у горы Синай. Сколь бы в „Исходе“ и во „Второзаконии“ Моисей ни предостерегал, ни убеждал сыновей Иакова, что все, кто вместе с ними вышел из Египта, законная часть народа Божия, — в нас поселяется страшная уверенность, что вокруг одни враги и предатели. Пока не изничтожим последнего, не след даже думать о Земле обетованной. С подобной нечистью в Землю, текущую молоком и мёдом, Господь нас никогда не пустит. Стояние у горы Синай отец пишет очень подробно, то и дело к нему возвращается. В общем, для него, как и раньше, речь идет о Гражданской войне — и той, классической, которая, по распространенному мнению, завершилась в двадцать втором году, и её продолжении — оно, как убеждён отец, ни разу не прервавшись, длится до сегодняшнего дня (имеется в виду сорок шестой год, когда он стал писатьсвой роман)»[210].
Персонажи пытаются объяснить происходящее с помощью Библейских толкований (так у Шарова везде), и во всех своих книгах Шаров ставит вопрос о смысле и предназначении человеческого существования.
Это, кстати, делает весьма лёгким ответ на вопрос «О чем эта книга?» — она о смысле жизни. Ответ правдив, хоть и звучит издевательски.
При этом сюжет «Царства Агамемнона» пересказать очень сложно. Всё начинается с истории советского разведчика, резидента в Аргентине, который таинственно исчезает, прожив всю жизнь вдали от дома, но тут же выныривает в Москву. Этот зачин долго кажется брошенным, случайно оставшимся в черновике, но потом возвращается, отчего повествование делается понятным. Вообще, многие детали там ждут своего часа, как шестерёнки огромного часового механизма. Некоторые видятся невнимательному наблюдателю недвижимыми, но потом вдруг их цепляют другие части механизма, и огромные шестерни начинают своё движение под напором малых.
Меж тем, главная линия повествования — жизнь странствующего философа Николая Жестовского, который полжизни проводит в лагерях и пишет бесконечно меняющийся роман «Царство Агамемнона». Дочь его, что любит зваться Электрой, ведёт в доме престарелых бесконечные беседы с героем-рассказчиком. Сам рассказчик потом проводит почти бесконечные дни в архивах угрюмого ведомства, ведавшего жизнью и смертью за переписыванием бесконечных допросов разных героев. На это наслаивается история реальных людей, таких, как чекист Мясников[211] или прокурор Вышинский, и их судьбы влияют на жизнь героев, а они сами невидимыми подземными путями меняют жизнь всей страны.
Всё это образует огромное полотно, на котором фигурки людей, как на картине Брейгеля любят друг друга, мучают, убивают, молятся, строят новое и чинят порушенное. Но в отличие от безмолвной живописи все они что-то говорят, бормочут, кричат — и из этого шума рождает совершенно библейский хор. Множество необязательных деталей, которые сначала раздражают, но складываются в странный гул, повторные рассказы о событиях начинают сочетаться, гул нарастает, и случается то, что религиозными людьми называется «симфония». Впрочем, и музыкальными людьми это тоже называется «симфония».
Разговор о книге предполагает отчасти рекомендацию к чтению. И тут мне хочется избежать этой рекомендации, потому что книга о тайнах мироздания предполагает чтение кругом посвящённых — примерно так же, как Голубиная книга. Кто из причастившихся будет
