Не названа цена - Мария Дмитриевна Берестова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Даже не для того, чтобы побесить брата, — чтобы быть в курсе!» — осознала она его игру с ней с начала и до конца, и слёзы сами собой хлынули из её глаз.
Она поспешно отвернулась, пытаясь спрятать их от Леона, но, конечно, не преуспела.
Он мог справиться с тем, что сам нуждался в её поддержке, мог скрыть от неё свои чувства и пренебречь своими потребностями. Но её горя — её горя он не выдержал. Сердце его сжалось мучительно, и он ринулся к ней и обнял её раньше, чем успел обдумать, уместно ли это и допустимо ли. Все его побуждения в этот момент свелись к одному: защитить её.
Это было довершающим жестом, который окончательно добил самообладание Илии. Почувствовав его заботу и поддержку, она уже не смогла справиться с овладевшими ею эмоциями; уткнувшись ему в грудь, она зарыдала, не имея сил держать эту боль в себе.
Он прижал её к себе крепче; в голову его пришла убийственная мысль, что она так горюет от того, что всё-таки любит Рийара.
«Он всё-таки добился своего», — с холодом в сердце подумал Леон.
— А я ему верила, верила, верила! — всхлипывая, проговорила вдруг Илия. — Ты меня предупреждал, так часто предупреждал, а я всё равно — верила!
В этот момент его не согрело даже вырвавшееся из неё «ты».
— Почему я такая наивная дурочка, почему? — не унималась Илия, вжимаясь в него крепче в поисках защиты и опоры.
— Ты не дурочка, — не выдержал он этого самоуничижения, гладя её по волосам. — Ты добрая и во всех видишь добро. Это показатель силы, а не глупости.
Как это всегда с нею бывало, его слова ободрили её и дали ей надежду и опору.
— Но ведь… в нём правда было что-то хорошее? Мне не казалось, нет? — растеряно спросила у него она, надеясь получить подтверждение, что она, во всяком случае, не придумала что-то на ровном месте, а действительно увидела в Рийаре лучшее из того, что в нём действительно было.
— Если человек — преступник, это не значит, что в нём нет ничего хорошего, — перешёл на привычный менторский тон Леон. — Рийар организовал ограбление и обманывал нас, но это никак не отменяет его ума, изобретательности, заботы по отношению к людям, за которых он принял ответственность. В нём, разумеется, есть хорошее, — уверенно заключил он, хотя каждое доброе слово о предавшем его брате жгло его сердце стыдом и болью.
Но это были его стыд и боль — и они никак не касались Илии — и он не собирался её ими отравлять.
От его слов Илии полегчало. Дело, видимо, было не в том, что она совсем-совсем обманулась в Рийаре — дело было в том, что она не догадалась, что увиденные ею в нём хорошие черты не означают, что он весь положительно хорош!
— Я бы даже сказал, — скрепя сердце, заставил себя признать Леон, — что он совсем не так плох, как кажется тебе сейчас. В конце концов, — отметил он, — у него действительно более, чем у кого бы то ни было, хватало причин страстно желать получить этот артефакт.
Илия вздрогнула. Она совсем забыла! Ну конечно! Этот артефакт должен же был гасить откаты! Конечно, конечно он был очень нужен Рийару! Она же сама, сама, записала в свои подозреваемые абстрактных «людей, которые часто ловят откаты»!
— Спасибо, — смущённо поблагодарила она и подняла на него заплаканные глаза. — Ты, как всегда, вселяешь в меня мужество!
Он уже было открыл рот, но она, догадавшись, что он собирается сказать, возмущённо перебила:
— И только попробуй заявить, что просто хорошо делаешь свою работу!
Леон выразительно поднял брови: а что, разве он не хорошо справляется со своей работой?
— Ты делаешь для меня гораздо больше, чем просто наставник! — проникновенно заявила она, и тут же, раскрасневшись от смущения, уткнулась в него обратно, чтобы не смотреть ему в глаза, которые слишком откровенно теперь говорили ей о его любви.
Это, впрочем, ей не помогло: пусть она и не видела теперь его глаз — она чувствовала его лихорадочный взволнованный пульс, который кричал о его чувствах даже громче, чем это делал его взгляд.
— Возможно, — вопреки этому бешеному несущемуся куда-то стуку, голос его звучал ровно и почти безразлично, — мои чувства к тебе несколько… отличаются от тех, которые наставники испытывают к своим стажёрам.
Теперь уж и её сердце от волнения понеслось вскачь галопом.
— Да, определённо, — срывающимся голосом согласилась она.
Леон явно ждал не такой реакции и несколько замялся, потом отметил:
— Ну, не то чтобы я это как-то скрывал.
Он, кажется, хотел сделать какое-то объяснение; но перебудораженная Илия, нервы которой закрутились в тугой комок от всех этих почти прямых признаний, не смогла выдержать этого напряжения.
В ней было в этот момент слишком много чувств и эмоций, которые бились в её ушах напряжённым натянутым пульсом, который, казалось, сейчас пробьёт и голову, и тело изнутри — и она рванула к Леону в поисках его губ и неловко поцеловала его.
Смелое это движение, кажется, лишило её последних сил, потому что тут же она и обмякла в его руках, разве что в обморок не упав. Поцелуй получился коротеньким и неловким, и он даже не успел на него отреагировать — даже не успел толком осознать, что именно она делает.
Он замер, боясь истолковать её действия в положительном ключе и обмануться.
Она, впрочем, едва придя в себя от собственной смелости, бросила на него беглый взгляд из-под ресниц — и потянулась к нему снова.
Тут уж ошибиться было нельзя, и в этот раз её робкие губы, едва коснувшись его, были увлечены им в поцелуй уверенный и долгий.
Они оба, впрочем, так и не рискнули вернуться к разговору — но, во всяком случае, умудрились зацеловать друг друга до совершенно одуряющей звенящей пустоты в голове.
Боль каждого из них отступила в темноту подсознания и скрылась на время, даря им так необходимую теперь передышку.
Глава восьмая
— Передаёте дело? — удивилась госпожа Юлания, принимая от Леона папку.
— В связи с конфликтом интересов, — кивнул Леон, отдельно протягивая лист с только что написанным Рийаром признанием.
Госпожа Юлания внимательно прочитала; брови её горестно приподнялись.
— Сожалею, Леон, — подняла она на него взгляд, полный тёплого живого сочувствия.
Он неловко дёрнул плечом и сухо ответил:
— Мы никогда
