Длань Одиночества - Николай Константинович Дитятин

На жизнь.

Внизу, оставляя соратников, взлетел один из Нерожденных. Его истлевшие крылья трепетали. Желтые, как пергамент, перья, обрывал ветер. Кости дрожали, скрипели суставами. Нерожденный широко раскрыл зубастые челюсти:

— Я лечу! Лечу! Как хорошо!

На спине его сидел Цинизм. Черные клешни прорвали мумифицированную плоть ангела и вцепились в заплесневевшее сердце. Злость искрила, перетекая в него из бесконечных запасов Цинизма. И застывшее — снова билось, снова жило, снова жаждало. Ангел тяжелыми толчками взлетал вверх, навстречу плотным небесам, водоворотам пыли и пепла. Пурпурным молниям, сухой и яростный треск которых напоминал проклятия.

Просвещенный, ошарашенный происходящим, потерявшийся в циклонах и ветрах, увидел это. Его обрадовал ориентир, а зависть и жестокая нетерпимость заставили действовать. Когда демон внимания приблизился к смеющемуся ангелу, их, на мгновенье, разделила молния, особенно мощная и злоречивая. Она словно произнесла древнее заклинание на мертвом языке.

Моргнув, Просвещенный совершил ошибку, которую ему никто не собирался прощать. Цинизм схватил его за горло, и они закружились в воздухе, влекомые инерцией прыжка. Оставшись без стимуляции, Нерожденный быстро сложил крылья. Его мощи разваливались, плоть трещала и лопалась.

— Ты! — демон внимания бил врага кулаками, лягался и проклинал. — Отрепье! Отпусти меня! Что ты такое!?

— Я — кошмар! — яростно взревел Цинизм. — Я — последний закат!

Демон пытался сбросить железную хватку черных лап, но они давили все сильнее. Свободные ворвались в его грудную клетку и сжали кристаллическое сердце. Просвещенный завопил от боли и страха. Но Цинизм кричал громче. Он вырвал сердце, и оно забилось в руке, указывая на предмет страсти.

Черные когти разомкнулись. Сердце рванулось в сторону и вниз, оставляя за собой четкий светящийся след. Цинизм оттолкнулся ногами от обмякшего тела Просвещенного. Оно безвольно понеслось вниз, навстречу пепелищу и забвению. Цинизм, оставшийся равнодушным к этой победе, планировал вслед за сердцем. Широко расставив лапы, он ловил восходящие потоки горячего воздуха.

Стены твердыни Охлаждения, сложенные из ледяных блоков, дрожали и осыпались под натиском Нерожденных. Их осталась едва ли четверть от прежнего воинства, но даже так они смогли полностью окружить последнюю преграду между ними и божеством, способным прервать вечное заточение.

Длинные батареи ледяных пушек били сокрушающими копьями мороза, десятками запирая атакующих в мутных глыбах. Агенты Охлаждения пытались оказывать сопротивление, но их потери были еще значительнее. Стена оставалась беззащитной. Нерожденные карабкались по льду.

Охлаждение встречало их во внутреннем дворе, где хранились лучшие образы, навсегда застрявшие на Дне. Атакующих уничтожала снежная буря, которая дырявила тела крохотными льдинками. Охлаждение не собиралось проигрывать. Слишком многое было поставлено на карту. Несмотря на то, что количество нападающих росло, хозяин Дна не отступал. Его мантия потрескалась и вздулась, сбросив иней. Свирепая вьюга рвала ее.

Нерожденные замирали. Промерзшие ноги подламывались, жестокий ветер раскалывал панцири.

Сердце промелькнуло над Охлаждением, оставив колеблющийся отсвет. Через несколько секунд нечто с грохотом приземлилось в буране, разогнав его в стороны. Охлаждение отвлеклось на это неожиданное вторжение и его тут же настигли нерожденные. Они бросались в атаку, подставляя уязвимые места. Посох раскалывал их, гулко и агрессивно лязгая.

Охлаждение методично отражало суицидальные попытки вопящих призраков Дна. Пока не столкнулось с чем-то, что легко перехватило посох и оттолкнуло его вместе с хозяином. Охлаждение пошатнулось и в этот же момент три кулака нанесли ему удар такой силы, что затрещала сама сущность. Владыка охнул, его низкий голос сорвался на свист. Посох ударился в лед, подперев осевшее тело.

Из белоснежного вихря появился Цинизм. Посланник древнего мрака раскалился от злобы. Все вокруг него шипело и плавилось, пространство, зараженное ненавистью, кричало само по себе.

— Не ходи туда, — прогудело Охлаждение. — Ты не понимаешь…

Оно успело заблокировать только два удара. Три остальных оставили тлеющие вмятины. Холодный царь свалился с ног. Над ним рычала смерть.

— Ты — истинное зло, — выдохнуло Охлаждение. — Безумный человек. Ты думаешь, что мы здесь — тьма?

— Я знаю, — осклабился Цинизм. — Я видел достаточно.

— Но ничего не понял, — был ответ.

Цинизм растоптал поднятый для атаки посох, а потом размозжил голову Охлаждения, так что брызги и осколки сущности разлетелись на несколько метров.

Рассвирепев, метель взыграла еще отчаянье, и уже никто не мог проникнуть за стены. Все замерзало, покрываясь шапками снега. Даже агенты погибли на стенах, в своем безнадежном стремлении защитить твердыню. Цинизм остался один, надежно защищенный от холода жаром злобы. Он пошел вперед, огибая ледяные скульптуры.

На минуту демон остановился возле Трона Охлаждения. Когда-то он был пламенем, горячим, безудержным. Его придушили и заморозили, сделав композицией алых языков. Вырубили сердцевину, где владыка Дна придавался долгим размышлениям. Сейчас, когда внешний катаклизм подбирался все ближе, убежище Охлаждение становилось непредсказуемым. Цинизм уже чувствовал дрожь земли. По застывшему огню потекли слезы пробуждения.

Чтобы помочь ему, Цинизм прикоснулся раскаленной лапой к основанию трона. Огонь вздрогнул и пошел трещинами.

Тихо засмеявшись, демон пошлел дальше. За троном начинался вал несортированного мусора и расколотых идей. Вьюга понемногу рассеивалась, так что стали видны отдаленные уголки. Цинизм увидел сердце Вознсенного. Оно парило над одним из холмов. Бешено и аритмично сокращаясь, сердце выражало крайнее возбуждение и нетерпеливость. Одержимый Аркас направился было туда, но в этот момент твердыню качнуло в первый раз. Она затряслась. Алое пламя вырвалось из заточения, и счастливо взревело, приветствуя свободу.

Сердце Вознесенного не выдержало и взорвалось. Холм начал осыпаться. Что-то зашевелилось внутри него, почувствовав прибывающее тепло. Кристаллы на вершине разразились сиянием.

Цинизм, чувствуя, что силы его на исходе, ковылял вперед, помогая лапами. Они медленно втягивались, истончались, покидая хозяина. Просыпающийся Аркас, закричал, едва не свалившись в трещину. Та раскрылась прямо перед ним, оглушительно грохоча вырывающимся газом.

Человек перепрыгнул ее, свалившись на другой стороне, словно мешок. Никас чувствовал ожоги по всему телу. Невыносимо горела спина и ребра. Глаза были залеплены какой-то гадостью. Он отхаркнул черную желчь и застонал, а потом пополз вперед, повинуясь инстинкту самосохранения.

Через минуту он заставил себя подняться на ноги. Но тут же снова упал на колени.

Даже сквозь смолу, которую он так и не содрал до конца обломанными ногтями… Он увидел.

Его.

Мусор оползнями несся вниз, открывая существо несказанной красоты. Это был бог, удерживающий на голове корону из янтарных кристаллов. Он еще не открыл подведенные глаза египетского фараона, но Аркас знал, что когда это произойдет, его разум может не выдержать.

ЛПВВ зашевелился. Он расталкивал мусор, движениями локтей. Открылся прекрасный торс с рельефом совершенного человека. Огонь отражался на