Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы - Абрам Рейтблат

«1. Собак гг. студентам не держать, ибо от сего нечистота в доме и неприлично учащимся заниматься тресировкою собак.

2. Не стрелять ни в комнатах, ни на дворе, ни в цель в заборе, в сарае, в гумне, в саду. Кто хочет стрелять, может идти в лес. Карлово лежит так близко от города, что сие запрещено полицией.

3. По ночам не отлучаться, ибо в 11,5 часов все двери в доме запираются и честные люди спят или работают в кабинете.

4. Кто не пришел к 2 часам к обеду, к 7 часам вечера к чаю, для того особенно делать не будут обеда и чаю. Ужин в 9, а если угодно в 10 часов (NB. Лекции кончаются в 12, начинаются в 4 пополудни).

5. Чрез окна не лазать, ибо со стороны это видеть неприятно и портит стены, ров и окна. На выход есть двери для всех благовоспитанных людей в мире.

6. С трубками по двору не ходить, от опасения пожара. В саду курить можно, имея трубку с крышкою.

7. Приходящие в гости студенты к студентам, живущим в Карлово, если не знакомы в доме хозяина Карлова, не могут быть приглашаемы в сад. Сад есть то же, что комнаты. Там гуляют дамы, девицы, сам хозяин и его приятели. Но Булгарин из своего дома не намерен делать трактира, а из сада – публичного гульбища.

8. Кроме серьезной болезни, ежели гг. студенты пожелают оставаться в комнатах во время обеда, хозяин Карлова объявляет, что он не имеет слуг и посуды для рассылки порций по комнатам.

9. Булгарин, принимая в дом студентов только тех, с которых родителями он дружен, надеется, что молодые люди будут жить у него, как в доме родственном, дружеском, а не как на постое военном или в трактире. Булгарин не ищет своих выгод и не хочет иметь дела, как только с людьми благовоспитанными. Собака, хотя бы она стоила 1000 рублей, будет убита, если будет приведена в Карлово. В этом Булгарин дает честное слово старого солдата <…>»[786].

Своим меморандумом Булгарин, впрочем, ничего не добился. Пансионеры писали ему в ответ: «Студенты, живущие у г. Булгарина, просят его не думать, чтобы всякой мог заставить их плясать по своей дудке. Не получив от родителей своих наставлений, на счет высказанного вами, они ничуть не намерены принимать их от людей совсем для них посторонних. Впрочем, г. Булгарин может быть уверен, что вышеупомянутые студенты употребят все свое старание, чтоб избавить как самих себя, так и его от неудовольствий, могущих произойти от дальнейшего их здесь пребывания»[787].

Убедившись в том, что держать пансионеров – дело очень хлопотное и не слишком доходное, Булгарин после 1831 г. отказался от этого.

Много сил и времени отдавал он своим поместьям. Булгарин вникал в мельчайшие детали организации труда, агрономии и т. д. и через некоторое время стал считать себя авторитетом в сельском хозяйстве.

Полученный богатый опыт стал для него материалом для журналистской деятельности. Время от времени он высказывался по вопросам управления имением и по сельскохозяйственным вопросам в «Северной пчеле»[788], а в 1841 г. И.П. Песоцкий взялся за издание журнала «Эконом», доверив редактуру Булгарину. Для Булгарина это было не только возможностью заработать неплохие деньги, но и своего рода идеологической акцией – проводя в жизнь свои идеалы бережливости и трудолюбия, он стремился способствовать становлению сельской буржуазии.

В «Экономе», который Булгарин редактировал по 1843 г., он поместил целый ряд статей, посвященных как «идеологии» хозяйствования на земле («Русские письма о торговле и фабричной и мануфактурной промышленности», 1841 г., тетр. 1, 2; «Управление именьем», 1841, тетр. 11, 12; «Практический домашний курс сельского хозяйства для начинающих хозяйничать», 1842, тетр. 56, 57, 59, 66, 70, и др.), так и конкретным вопросам («Самый простой и легкий способ возделывания картофеля, средства к его сохранению и совет, как заставить русского человека полюбить его», 1841, тетр. 1; «О полевых рвах», 1841, тетр. 16; «Несколько мыслей об оброчных имениях», 1842, тетр. 69, и др.).

Идеалом для Булгарина был рачительный хозяин, который знает как основы агрономической науки, так и местные традиции хозяйствования, вникает во все детали, образцово ведет отчетность. Такой хозяин бережлив, не гонится за роскошью, но и не жалеет денег на содержание работников и скота. Булгарин писал: «…самое завидное положение в свете, по нашему мнению, это положение русского помещика. Какое обширное поприще для деятельности ума, познаний, сколько наслаждений для сердца представляет звание помещика в его вотчине! Едва ли есть в России одна вотчина, которой достоинство нельзя было бы возвысить рациональным хозяйством. Какой приятный труд! Может ли быть высшее наслаждение, как просвещение русского человека верою и сообразными званию его познаниями, истребление вредных для него поверий и предрассудков, спасение жизни врачебными пособиями, которых крестьянин чуждается, потому что не понимает! Вы изъездили, господа, чужие страны; примените же к нашему быту хорошее, честное, полезное, сообразное с нашими потребностями»[789]. Булгарин полагал, что если следовать его советам, то «крестьяне разбогатеют», а помещики будут «счастливы их счастием, и богаты верным доходом»[790].

Судя по свидетельствам современников, Булгарину удалось успешно реализовать свою программу в имении. По свидетельству Е.А. Авдеевой, Карлово давало ему до 15 тысяч рублей годового дохода[791]. Сам он в одной из своих статей писал об одном поместье в Лифляндии (по-видимому, имея в виду опять-таки Карлово), которое в год приносило от 18 до 22 тысяч рублей[792].

Этот доход примерно равен тому, что давала Булгарину газета. В начале 1830-х гг. он получал, как было указано выше, 15 тысяч рублей ассигнациями в год (правда, в 1855 г. его доход от «Северной пчелы» достиг 24 тысяч рублей серебром[793]).

Но в Карлове Булгарин занимался не только сельским хозяйством. Он писал фельетоны для «Северной пчелы», романы (Мазепа. Т. 1–2. СПб., 1833–1834; Памятные записки титулярного советника Чухина… Т. 1–2. СПб., 1835), читал книги и журналы. К нему нередко приезжали (по его приглашению) столичные знакомые, в том числе и литераторы: Н.И. Греч, В.С. Межевич, И.Н. Скобелев, Е.А. Авдеева и др. Общался он и с представителями местной культурной среды: русскими студентами Дерптского университета, жившим здесь художником А.Д. Хрипковым, помещиком К. фон Липгартом и профессорами университета (наиболее тесные связи были у него с И.Ф. Мойером и К. Моргенштерном[794]; знаком он был также с Г. Эверсом, Ф.Г. Струве, И.Ф. Парротом, Г. Озанном). Булгарин следил за выпускаемым университетом продолжающимся изданием «Dorpater Jahrbücher für Literatur, Statistik und Kunst, besonders Russland», на страницах «Северной пчелы» информировал читателей о его содержании, сочувственно реферировал отдельные публикации[795]. Впрочем, при необходимости он вступал и в довольно острую полемику с ними, например в отклике на книгу дерптского профессора истории Ф. Крузе[796]. В Дерпте Булгарин близко познакомился с историком Н.А. Ивановым, в 1833–1838 гг. подготавливавшимся там (вместе с рядом других выпускников российских университетов) к профессорскому званию. Иванов с 1835 г. печатался в «Северной пчеле»[797], а в 1836–1837 гг. совместно с Булгариным подготовил издание «Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях. Ручная книга для русских всех сословий, Фаддея Булгарина» (Т. 1–6. СПб., 1837). Распространенное мнение, что Иванов является единственным автором этой книги (в каталогах крупнейших библиотек она приписана ему), неосновательно, как уже давно показал Е. Бобров[798]. В дополнение к его аргументации укажем, что Иванов после выхода «России» продолжал печататься в «Северной пчеле»[799], следовательно, не считал, что Булгарин присвоил его труд.