Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III - А. Сахаров (редактор)

Петр был прав, когда говорил, что никогда «наша Россия такого полезного мира не получала". В самом деле, еще в пору Полтавской победы он вел речь об оставлении за Россией лишь Нарвы и Петербурга с клочком болотистой земли вокруг второго из них. Теперь же Россия получила то, о чем в те годы и мечтать не смела. Сочетание храбрости и упорства с выдержкой и осторожностью позволило решить национальную проблему, поставленную историей перед Русским государством. Ништадтский мир означал победу не только над Швецией, но и над всеми государствами Европы с их происками, враждой и ухищрениями.

Петр получает весть о заключении мира по пути в Выборг; пакет с текстом трактата, привезенный курьером из Ништадта, у него в руках. Не успели даже сделать перевод — так спешили Брюс и Остерман.

«Мы оной перевесть не успели, — сообщили они царю, — понеже на то время потребно было, и мы опасались, дабы между тем ведомость о заключении мира не пронеслась».

Петр лег спать молча, не сказав приближенным ни слова, хотя искушение было велико. Но уснуть так и не смог — в голове, перед глазами проходили годы и годы Северной войны, такие тяжкие и героические, мучительные и счастливые…

На следующее утро он отправился на бригантине к Петербургу и, когда судно по Неве вошло в город, приказал палить из пушек, а между выстрелами радостно кричал толпам людей, которые собрались на обоих берегах, сообщал, что мир заключен. Весь день по городу ездили всадники с белыми знаменами, трубачи и под звук труб и литавр извещали население о мире. Снова столицу заполнили радостные толпы петербуржцев — фейерверки и салюты, танцы и маскарады выражали радость по случаю окончания войны. А их повелитель в голландском матросском костюме лихо выбивал барабанную дробь, танцевал на столах, пел со всеми песни, веселился откровенно, по-детски. Он и не скрывал, насколько счастлив в этот день:

— Сия радость превышает всякую радость для меня на земле.

Двадцать второго октября — новая церемония, для царя снова радостная: канцлер Головкин на торжественном заседании в Сенате от имени его членов просит царя принять титул Отца Отечества, Петра Великого, Императора Всероссийского. Тем самым Россия становилась официально империей, а ее правитель — императором огромного и могучего государства, вступившего при Петре в сообщество великих мировых держав.

Северная, балтийская проблема была решена. На юге вышла неожиданная осечка. Черноморскую проблему удалось решить преемникам Петра, при Екатерине II и Потемкине. Но это отнюдь не означало, что его не интересовали южное и восточное направления во внешней политике России. Этого не могла позволить реальная жизнь — то приходилось предотвращать опасность войны с Турцией, то отбивать опустошительные набеги крымцев, ногайцев, кубанских татар на южнорусские и украинские города и уезды, то восстанавливать южноуральские заводы, разоренные кочевниками. Интересы южных и юго-восточных регионов России, да и всего государства, требовали поддерживать дипломатические отношения с окрестными странами, развивать торговлю с ними. Ведь Россия — страна не только европейская, но и азиатская, ее земли простираются до Тихого и Ледовитого океанов, до Средней Азии и Китайской империи.

Международное положение России стало таково, что одни государства стали искать дружбы и союза с ней, другие вынуждены сдерживать свои агрессивные, экспансионистские намерения по отношению к ней и тем, кого она поддерживает. «Одно из величайших событий европейской и мировой истории, — по словам Соловьева, — совершилось: восточная половина Европы вошла в общую жизнь с западною; что бы ни задумывалось теперь на западе, взоры невольно обращались на восток: малейшее движение русских кораблей, русского войска приводило в великое волнение кабинеты; с беспокойством спрашивали, куда направится это движение?»

Деятельная, насыщенная до пределов событиями и делами жизнь Петра сводила его со множеством людей, самых разных по характеру и темпераменту, взглядам и стремлениям. Среди них и люди незаурядные, талантливые, его ближайшие сподвижники — «птенцы гнезда Петрова", как их называют вслед за Пушкиным. Это — светлейший князь Меншиков, самородок из „подлого сословия“, вытащенный царем из грязи в князи, выдающийся полководец и администратор, человек безоглядно храбрый и столь же безоглядно преданный, как пес, своему хозяину — царю; прославился он и как самый выдающийся казнокрад петровского времени, после смерти Петра и воцарения Екатерины I он был фактическим главой правительства. Это — фельдмаршал Шереметев — полная противоположность светлейшему, человек медлительный и осторожный, расчетливый, но полководец незаурядный, не раз выигрывавший сражения со шведами. Это — генерал-адмирал Апраксин, дипломаты Головин и Головкин, Толстой и Куракин, кабинет-секретарь Макаров и многие другие. Среди тех, кто был близок Петру, вхож к нему в дом, к кому он сам с удовольствием захаживал, с кем беседовал и пировал, известны десятки людей — и знатных, и „подлого звания“ (из мастеров, моряков и прочих). Как человек очень одаренный, талантливый, царь при всей своей неординарности, даже гениальности был прост и добр с теми, кто ему импонировал. А для этого, в его глазах, нужно было обладать определенными качествами: хорошо знать и исполнять свое дело, быть человеком честным и скромным, служить верой и правдой Отечеству. Будучи сам человеком дела, преданный интересам России, Петр, сделавший для нее очень многое, того же требовал от других, от фельдмаршала до простолюдина.

Петр — фигура во всем сильная и героическая, драматическая и трагическая; он отдавал всего себя делам, жил кипучей и яркой жизнью. Но испытал царь и тяжелые удары судьбы. Один из самых сильных связан с его семейной драмой, несчастьем как отца.

Развод с первой женой, жизнь с Екатериной, сначала в гражданском, потом, с 1711 года, в законном браке, его побочные сердечные увлечения, а их тоже было немало, дети от первой и второй супруги — все это опять же говорит о натуре неспокойной и мечущейся, властной и избалованной. Первую жену он невзлюбил, ко второй — бывшей «портомое» (прачке) из Прибалтики — относился с любовью и нежностью, которые с годами не угасали, а, наоборот, возрастали. От нее росли дети — две девочки. Но долго не было мальчика-наследника. Первая, нелюбимая жена родила ему еще 18 февраля 1690 года сына, и, когда тот подрос, Петр возложил на него все надежды, как отец и государь.

Став отцом, царь, еще юноша неполных восемнадцати лет, занят был потешными и прочими увлечениями, понятными в его возрасте. Ему всегда было некогда, он бежал из дворцовых покоев при первом удобном случае. К жене Евдокии его не тянуло. Сын рос при ней, и, естественно, та атмосфера неприязни к отцовским делам и выходкам, которая сложилась в окружении матери с ее старозаветным, затхлым бытом, с приживалками и монахами, карликами и ворожеями, не могла не войти в душу мальчика. Подрастая, он, опять же вместе с матерью, с осуждением и ненавистью воспринимал поездки отца в Немецкую слободу, его дружбу с иноземцами, нарушение чинных обычаев древнего царского церемониала. Не могли не сказаться и оскорбленные чувства сына и матери, которыми пренебрегали ради «Монсихи» и царских любимцев, из русских и иноземных.

Учился Алексей кое-чему и кое-как. В воспитателях ходил у него сначала Никифор Вяземский — человек малознающий, без педагогических способностей. Своего воспитанника он боялся, и тот быстро это понял и использовал — таскал за волосы, тузил палкой, посылал из Москвы с каким-нибудь поручением, чтобы избавиться от уроков. На смену Вяземскому пришли Меншиков, человек способный, но грамоте не умеющий, вечно занятой, живший к тому же в Петербурге, и его помощник барон Генрих Гюйсенн, из иноземцев, с университетским образованием, но и ему приходилось часто выполнять дипломатические поручения Петра.

Царевич рос в подмосковном Преображенском без серьезного присмотра и педагогического руководства. Кое-что, разумеется, он узнал, выучил, но не многое. Овладел, например, немецким языком, хуже знал французский. Но лишь к восемнадцати годам мог совладать с четырьмя действиями арифметики и только приступил к азам фортификации. Одним словом, он не был обременен знаниями. Отличался ленью и праздностью, властолюбием и честолюбием слабоволием и изворотливостью, мелочной мстительностью и коварством. Таким сыном не очень-то погордишься, недаром отец не сдержал однажды свое разочарование и досаду:

— Ничего делать не хочешь, только б дома жить и им веселиться.

В то же время Петр пенял ему, указывал, что он мог бы стать и дельным человеком:

— Бог разума тебя не лишил.

Сам царевич не раз признавал то же самое — мог бы учиться и трудиться, да лень заела:

— Учение мне было зело противно, и чинил то с великою леностию, только б чтоб время в том проходило, а охоты к тому не имел.