Страстный защитник - Мэдлин Хантер

Фуке стал вынимать меч из ножен. Но Морван покачал головой и остановил его руку.

– Я только что получил добрые вести от своей супруги. Дарю тебе жизнь, Гарольд, по ее просьбе и ради ребенка, ради моего сына, которого она носит под сердцем. Повелеваю тебе немедленно покинуть эти земли.

Трое вассалов испустили вздох облегчения, а что до мягкосердечного Фуке, так тот не удержался, чтобы на прощание не хлопнуть старого друга по плечу.

Взгляд Морвана обратился к крепостным воротам.

– Что это? Неужели оруженосец уже спешит к тебе с лошадью? Но когда же он успел узнать…

Гарольд и остальные повернулись к воротам. По двору на рыжем жеребце медленно ехал всадник, ведя в поводу гнедую кобылу. Костлявый юнец в мешковатых панталонах и просторной тунике ловко держался в седле. Лицо его почти скрывали от взоров окружающих широкие поля соломенной шляпы.

– Что за дьявол… Эй ты, женщина! – прошипел Гарольд.

– Никакая я тебе не «эй ты, женщина»! – сердито отвечала Жервез, протягивая ему поводья.

Морван и Анна переглянулись. Оба едва сдерживали смех.

– Ступай оденься как подобает. Я не намерен ехать по дорогам в компании с таким огородным пугалом.

– А я не намерена ехать верхом бог весть куда, быть может, через всю страну, в дурацком платье! Этот наряд удобен и дешев. Платья я поберегу для других случаев. А в панталонах и тунике любому ловчее сидеть в седле. Спроси хоть миледи Анну.

Гарольд метнул на свою госпожу свирепый взгляд.

– Ты что-то хотел сказать? – нахмурился Морван. – Быть может, объявишь, что готов скорей умереть, чем быть спутником женщины в мужском платье? Так мы это можем легко устроить. Меч к твоим услугам. – Он поклонился Жервез: – Миледи, можете остаться с нами, если пожелаете. Мы отвезем вас к родственникам.

– Благодарю вас, милорд, и вас, миледи. Но нет, я уж не брошу этого старого осла. Привыкла, знаете ли, за два с лишним десятка лет к его хмурой физиономии.

Наклонившись, она пожала Анне руку. Копыта лошадей зацокали по булыжникам двора. Вот Гарольд и Жервез проехали сквозь ворота замка, который долгие годы был их родовым гнездом. Вскоре стук копыт стих вдали, и Морван обратился к Фуке, Болдуину и Голтье:

– Есть ли еще вопросы, которые требовали бы срочного разрешения? – Все трое помотали головами. – Рад это слышать.

Анна вскрикнула, когда он неожиданно подхватил ее на руки и понес к крыльцу. У входа в зал он наклонил голову и впился в ее губы страстным поцелуем. Она с готовностью ему ответила.

– Риск был огромен.

Они лежали в постели, утомленные ласками. Их объятия были сначала бурными и торопливыми, а после нежными, томными, долгими. Оба не могли насытиться друг другом. Его слова застали Анну врасплох. Она надеялась, что он не заговорит об этом по крайней мере еще день или два.

– В любой момент все могло обернуться не в нашу пользу.

– Но ничего подобного ведь не случилось. Мой план сработал. – Анна рассчитывала, что успех ее предприятия сам по себе исключает любые упреки. Победителей не судят.

– Гюрван мог потребовать, чтобы Карлос остановил повозку в нескольких шагах от помоста.

– Я не сомневалась, он захочет, чтобы ты увидел свое имущество, нагруженное на нее.

– Он мог не позволить Маргарите приблизиться ко мне.

– Ему не хотелось, чтобы девочка путалась у него под ногами.

– Кони могли не помчаться вдогонку за вожаком.

– Но они прежде уже это проделали.

– Гюрван мог убить тебя, как только ты приблизилась к помосту и его людям на расстояние выстрела из арбалета.

– Это было бы на него непохоже. Он ведь больше всего на свете любил унижать других, издеваться над ними, он упивался страхом и беспомощностью своих жертв. – Она провела ладонью по его волосам. – Да, я многим рисковала. Я затеяла опасную игру. Но у меня все получилось. И совсем неплохо. При необходимости я снова сделала бы то же самое.

Морван приподнялся на локте и положил руку ей на живот.

У нее замерло сердце. Сейчас он заговорит о ребенке.

– Но ведь ты рисковала не только собой. В твоем положении это недопустимо! Тебе следовало остаться в Ла-Рош-де-Роальд. – В голосе его звучало скорее удивление, чем гнев. Анна вздохнула свободнее.

– И получить известие о твоей казни? А дальше что? Остаться вдовой с твоим ребенком на руках и ждать, пока твой король соизволит назначить мне другого мужа?

– Если бы твой план провалился и Гюрван, убив меня, сделал тебя своей супругой, он заявил бы, что ребенок его.

– Я оставила в надежном месте документ, засвидетельствованный Катрин и Рут. И священником городского прихода. Клятвенное заверение, что ребенок от тебя.

– Кто еще знал, что ты беременна? Асканио?

– Нет, какое там! Ни Асканио, ни Карлос об этом даже не подозревали. Иначе они не позволили бы мне сделать то, что я задумала. Они ведь, как и ты, мои защитники.

Он молча привлек ее к себе и обнял… Но разговор еще не был закончен.

– Ты все еще злишься, Морван! – с упреком сказала она. – Неужто, я принуждена буду до конца дней слушать твои упреки, что подвергла опасности наше нерожденное дитя?

– Принимая во внимание, что благодаря этому я жив, а не умер, – он мрачно усмехнулся, – с моей стороны было бы черной неблагодарностью упрекать тебя за это. Я и не думал на тебя злиться, Анна. Вряд ли кто-то из жен пошел бы на такой риск ради своего мужа. – Голос его звучал спокойно и умиротворенно. Он продолжал держать ее в своих объятиях. – Но теперь, когда ты ждешь ребенка, я не могу отпустить тебя в Ренн. Об этом придется забыть. Согласна?

– Сколько я помню, – насупилась Анна, – эта идея пришла в голову тебе, а не мне. Я никогда не просила тебя отпустить меня туда. Это тебе стало тяжело жить со мной под одним кровом. Ты от меня устал.

Он перевернул ее на спину и навис над ней, опираясь на локти.

– Неправда. Я хотел дать тебе свободу, которой ты так упорно добивалась.

– Ты высказал эту идею в нарушение условий нашей сделки, Морван. Я должна была или перемениться, или покинуть тебя. Теперь у меня нет и этого выбора, ведь я беременна. Но пойми, перемениться я не могу. Да и не желаю. Ты ведь знал, на ком женишься. Я не скрывала от тебя ни своих привычек, ни взглядов.

Он слушал ее речь с веселым изумлением. В глазах его плясали искры. Анна недоумевала, что смешного он нашел в ее словах. Неужто его радует перспектива прожить с ней, такой, какая она есть, строптивой и своенравной, лет сорок и чувствовать себя все это время несчастнейшим из смертных?

– Ну а если бы не ребенок, Анна, как бы ты поступила?

Она заглянула в его черные, искрящиеся, колдовские глаза. Они по-прежнему завораживали ее, лишали воли к сопротивлению…