Великий Линкольн. «Вылечить раны нации» - Борис Тененбаум

Конечно, у немцев не было никакой монополии на влияние. В сложный конгломерат, носивший название республиканской партии США, входило много компонентов. Тут были и аболиционисты Новой Англии, и «ничегонезнайки» с северо-запада, и индустриалисты Нью-Джерси, и фермеры Иллинойса. У каждого из этих элементов имелись свои большие и малые « политические машины… » – механизмы, организованно действующие в интересах тех групп, которые они представляли, или даже в интересах конкретных людей, способных обеспечить должное повиновение или, наоборот, желательное вознаграждение.

У Линкольна своей «машины» не было – тут он был формально совершенно прав. Но об одном тонком нюансе он в своей знаменитой фразе о служении непосредственно народу все-таки умолчал. Своей «машины» у него не было – это правда, она бы ему только мешала. Он предпочитал использовать многие «машины».

Иногда – друг против друга.

III

История с Сэлмоном Чейзом исчерпывающе объясняется как раз такого рода игрой. Bначале Линкольн нуждался в его поддержке, потому что добивался номинации своей кандидатуры от республиканской партии. Политическое влияние Чейза было сосредоточено в штате Огайо[2] – соответственно, Линкольн ссориться с ним не захотел даже после его крайне сомнительных политических маневров.

А вот в конце июня 1864 года Линкольн был уже официально номинирован, Чейз был ему уже не так нужен, и в его столкновении с одной из «политических машин» Нью-Йорка президент встал на сторону его противников. Чейз располагал патронажем в казначействе США, где никакие назначения без его одобрения не делались.

Так почему бы и не подрезать ему крылышки?

Тем более что в Нью-Йорке была не одна политическая клика, а несколько. И глава одной из них, Грили, редактор газеты «Нью-Йорк Трибьюн», в июле 1864-го преподнес ему сюрприз. Он сообщил, что в Канаде, на канадской стороне Ниагары, находятся эмиссары правительства КША, у которых имеются полные полномочия на заключение желанного мира.

И Грили призвал президента не упустить золотой возможности и хотя бы поинтересоваться тем, что же они готовы предложить – «… ведь наша страна сейчас находится в таком отчаянном положении… ».

Грили пошел даже дальше. Он написал следующее: «… если сейчас публично объявить щедрые условия для заключения мира, то, даже если они не будут приняты, это рассеет подозрения в том, что ни президент, ни его кабинет на самом деле не желают мира …»

Грили еще поговорил на тему о том, что « все это поможет республиканцам на выборах …», но такому изощренному политику, как Авраам Линкольн, было совершенно ясно, что предложение Грили – ловушка. Газета Грили имела самый большой тираж из всех, что выходили в то время в Соединенных Штатах. Отвергнуть предложение ее редактора Линкольн не мог – он тогда оказывался бы в положении человека, отвергающего шанс унять наконец-то разорительную, губительную войну, которая уже принесла столько жертв и страданий. Но и принимать предложение было опасно – сам по себе факт вступления в переговоры почти наверняка повлек бы за собой перемирие. А перемирие, однажды начавшись, получило бы потом свою собственную динамику, и прервать его было бы крайне нелегко. В такой ситуации Линкольн сделал неожиданный ход. Oн предложил вести переговоры с южанами самому Грили.

Редактор получил письмо, в котором ему предлагалось поехать в Канаду и привезти оттуда «… любое лицо, имеющее письменное подтвержение готовности КША вести переговоры о мире на основе восстановления Союза и отмены рабства …». Президент обещал этому «лицу» полную неприкосновенность.

Грили ехать в Канаду отказался. У него не было никакого желания влезать в такое сомнительное дело самому ни в качестве доверенного лица, ни в качестве как бы посланника. Но президент не дал ему соскочить с крючка так легко. С голубиной кротостью он сказал редактору, что он не хочет получать просто письма или рекомендации – нет, его желание мира так велико и необоримо, что он просит мистера Грили привезти ему человека, готового вести переговоры.

И сам президент, в свою очередь, будет рад возможности сообщить свои условия, и готов сделать это письменно и прямо сейчас.

Письмо президента начиналось так: « Тому, кого это может касаться ». То есть всякое обращение по имени или по должности к кому бы то ни было отсутствовало, хотя Линкольн и знал имена эмиссаров Конфедерации. Ну а дальше обещались самые легкие, самые необременительные условия для заключения желанного мира – всего-то навсего восстановление Союза и отмена рабства. В словах о « восстановлении Союза » отсутствовала обычная концовка «… в том виде, в каком он существовал до ноября 1860-го …», а слова об «… отмене рабства… » шли даже дальше, чем прокламации самого Линкольна, которые всего-навсего объявляли о конфискации рабов, как собственности. И то и другое было сделано совершенно намеренно.

Линкольн хотел, чтобы его письмо было отвергнуто.

IV

Ну, в общем-то, так и получилось. Посланцы Конфедерации не только отвергли письмо Линкольна, но и опубликовали его во всех газетах. «Нью-Йорк Геральд» провозгласила, что оно закрывает политическую карьеру Линкольна, – уж теперь-то он выборы непременно проиграет.

Демократическая партия прямо-таки ликовала. Ее пресса утверждала, что президент вправе требовать только того, что полагалось по Конституции, то есть восстановления Союза в его первоначальном виде. В Конституции, положим, не было ни единого слова насчет нерушимости Союза, но редакторов-демократов это не смущало. Они единодушно твердили, что « страна откажется расточать свои сокровища и проливать свою кровь на благо черной расы… ». Интересно, что на Линкольна набросились и республиканцы-радикалы. Они клеймили его за нерешительность, медлительность и его « слишком уж снисходительное отношение к мятежникам… » В этом смысле особенно усердствовал Чейз. Он выступал не только дома, в родном Огайо, но и на востоке, в Бостоне. Чейз настаивал на том, что « следующим президентом страны должен быть человек с мозгами… » и что «решение о номинации Линкольна от партии республиканцев было слишком поспешным… ».

И кое-что в этом направлении действительно делалось. Правда, в качестве « человека с мозгами …» рассматривали не Чейза, как он явно надеялся, а Гранта, и настолько серьезно, что Линкольн даже постарался узнать стороной, как Грант отнесется к предложению о такой замене. Грант в очередной раз выразил полное нежелание лезть в политические джунгли – у него хватало своих забот.