Не выпускайте чудовищ из шкафа - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разберемся. – Бекшеев едва не вывалился, когда автомобиль подпрыгнул на кочке.
Карты.
Мятые листочки, которые ему сунули. Он их просмотрел, но наспех. Да и сейчас не время. Не место. В кабинете бы. При хорошем освещении, может, и разобрался бы. А тут… схемы смутно знакомы. Значит, уже видел.
– По следу пройдем. Дождь, конечно, не особо хорошо, но в принципе взять должны. Да, Девочка?
Девочка тихо рыкнула.
А стекло вдруг разлетелось вдребезги. И следующее, что Бекшеев запомнил, это нырнувшая в сторону машина и удар о дверцу. Он почти удержался.
На самом краю.
Дверца приоткрылась, и он, вцепившись омертвевшими пальцами в сиденье, попытался второй рукой дотянуться до этой распахнувшейся дверцы. А тьму прорезала вспышка света.
Взвыл зверь.
– Отпускай. – Бекшеева ударили.
По руке.
Той, что удерживала.
– Давай… постарайся… не… ться…
Его буквально выпихнули наружу. И он покатился, больно ударившись всем телом. Хрипя. Задыхаясь, потому что воздух выбило из легких. И кажется, ребра треснули.
Кажется, не только ребра.
А ночь, притихшая было, взорвалась. И грохот ударил по ушам, заставив очнуться, отряхнуть ледяную воду. Встать на руки, чтобы разглядеть получше огненный цветок.
Цветок, который поднимался по-над остовом машины.
– Вот… ублюдок, – произнесла ночь голосом Зимы. – Сомов нам этого точно не простит.
– Ты… жива?
Тьма.
Она и вправду была частью Тьмы. Той, предвечной, в которой таятся чудовища.
– Лежи. – Вместо ответа Бекшеева вдавили в мокрую землю.
В серой мути зарождающихся сумерек глаза Зимы казались слишком уж яркими. И она, словно чувствуя это, жмурилась.
Лежать было мокро.
Холодно.
Тихий свист.
И еще одна тень мелькнула где-то слева, чтобы упасть рядом. В нос ударил запах мокрой шерсти, дыма и крови.
– Ранили? – Бекшеев повернул голову, силясь разглядеть хоть что-то.
Что за место.
Рассветы поздние, до заката тоже далеко, а все будто в сизой мгле. И дождь этот ко всему.
Ему не ответили. Но рука, вжимавшая Бекшеева в грязь, убралась.
Как-то иначе он представлял себе расследование. Более чистым, что ли. Но воздух свежий, свежее некуда. И костер… В детстве он мечтал, что однажды ночью будет сидеть у костра. Машина Сомова дымила в десятке шагов, и костер из нее вышел знатный.
Бекшеев подавился смешком. И Зима дернула его, заставив сеть.
– Живой? Целый?
– Нас… подстрелили?
– Скорее, подорвали. – Она стояла на четвереньках, вслушиваясь в темноту. – Но и подстрелили тоже.
Подстрелили.
Подорвали.
А как же интеллигентный безумец, который таинственным образом умерщвлял прекрасных дев? Хотя… да, девы тоже далеко не все прекрасны. Скорее, наоборот. Стоило искупаться в грязи, чтобы понять это. Он выбирал тех, кто не слишком собою хорош. И оттого почти утратил надежду на личное счастье.
Сволочь.
– Он… тут?
– Девочка не чует, но вполне может быть. Так что надо двигаться. Встать сможешь?
– Не знаю.
Разом заболели ребра. И плечо. И еще нога как-то так, по-особенному. Стало донельзя себя жаль. Но Бекшеев поднялся. Заставил себя сделать шаг.
И согнулся.
– Где болит? – заботливо осведомилась Зима.
– Везде, – признался он, пытаясь удержать ребра, которые, кажется, расползутся. – Я… сумею…
Трость осталась где-то в машине.
– До леса. В лесу ему будет сложнее нас достать.
– Думаешь… он… попытается?
– Почти уверена. – Зима подставила плечо. – Да обопрись… и давай, левой там. Правой. Правой и левой… С позиции наверняка ушел, но вряд ли далеко.
Левой.
Правой.
Яма. И нога проваливается, а Бекшеев падает-таки, правда успевает руки выставить, но как-то неудачно. Запястье пронизывает острая боль. А следом приходит понимание, что он, Бекшеев, в самом деле кабинетная крыса, для этаких приключений категорически неприспособленная.
– Эй…
Надо идти.
Зима же может. Женщина. Хрупкая… Ладно, не слишком хрупкая, но все-таки. И его на себе тянет.
Не воин?
И близко.
Но встать. Идти. До кромки леса недалеко. И рядом скользит размытая тень твари. Тоже любопытный эффект, она рядом, руку протяни и коснешься мокрой шерсти, но разглядеть почти не получается.
– Почему? – Бекшеев сумел справиться с болью в руке.
Кажется, распорол кожу, если по пальцам бежит горячее. Кровь? Пускай.
– Что?
– Почему я ее почти не вижу? Вот если сосредоточусь, тогда да, а в то же время она рядом, но и не здесь.
– Одинцов уверял, что дело в искажении пространства. Какая-то там энергетическая аномалия. Вроде бы. А как по мне, они просто между мирами. Яви и нави.
– Одно другому не противоречит.
По лицу скользнула мокрая ветка. И сверху посыпалось, да так, что Бекшеев голову в плечи вжал.
– Надо… возвращаться… вызывать подкрепление. Собирать… людей… оцеплять остров.
– И прочесывать, – согласилась Зима. – Только тогда мы живых не найдем.
– Он…
– Янка. Софья… Княжич, но если он, то ладно. Ниночка… беременная, между прочим. Медведь… не уверена, что он жив. Да и на кой ему? Хотя…
Лес темен. Здесь голые ветви переплелись, укрылись сосновыми колючими лапами. Сумрак сочится, разбавляя эту предвечную тьму.
Дышать тяжело.
И сердце срывается. Идти… Ноги скользят. По листве ли, по мху, по влажной почве. И корни норовят зацепиться за ноги.
Бекшеев идет.
Сам толком не понимает куда.
– Дар… Софья одаренная точно. Ниночка? Медведь ради нее не то что кровь, сердце из груди вырежет. А он сильный… куда сильнее тех женщин. Если еще и накачать? Да… княжич, к слову, тоже одаренный.
Она практически тащит Бекшеева за собой.
– Оставь. – Он все-таки опять споткнулся, за что было стыдно. – Ты… сможешь до него добраться?
– Попытаюсь.
– Хорошо. Оставь. Иди… И я как-нибудь. Дойду. До города… подниму тревогу.
Зима присела рядом и, заглянув в глаза, сказала:
– Так легко ты от меня не отделаешься.
И рядом тихо захихикала Девочка.
А говорят, звери на самом деле не разумны. Говорят… Чего только о них не говорят.
Глава 36. Восьмерка мечей
«Выбирая рыбу, прежде всего обратите внимание на глаза ее и жабры. Глаза свежей рыбы будут ясными, с легким блеском. Жабры – бледно-розового оттенка. Чешуя лоснящаяся, хотя для того некоторые недобросовестные торговцы смазывают ее маслом…»
«Советы по домоводству»
Толковое
