На краю тени - Брент Уикс

Генерал вскрикнул и потряс в небеса костылем, словно тот был символом беспомощности и отчаяния каждого Кролика. Он вскрикнул, и ветра тотчас улеглись.

Крольчатник ответил. Крик стал громче. Человеческий крик.

Этот звук всколыхнул ветра. Поднялась буря. В замок, темнеющий в северной стороне, с треском ударила молния. Вспышка осветила в небе черный силуэт генерала. Луну закрыли черные тучи, и хлестнул дождь.

Кролики слышали смех и плач генерала. Он бросал вызов молнии и грозил небесам костылем, будто дирижировал жутковатым хором Ярости.

В ту ночь крики и стоны в «Трусливом драконе» поднялись на небывалую высоту. Женщины, прежде отказывавшиеся кричать для клиентов, теперь кричали так громко, словно восполняли потери за всю прошлую тишину. В этих криках тонули мычания и стоны, слабые вскрики и мольбы умирающих мужчин. Только в «Трусливом драконе» погибло сорок халидорцев.

План Мамочки К. касался одного борделя, после чего она собиралась тайно вывезти девушек из города. Халидорцы дважды подумают, прежде чем жестоко издеваться над проститутками. Однако план, который после вести о смерти Джарла готовился в спешке, распространился точно пожар в джунглях. Один владелец борделя выдумал праздник, чтобы на радость клиентам дешевое пиво лилось рекой. Пьянейте, сколько влезет. Он назвал праздник «Нокта Хемата». Ночь страсти, утверждал владелец борделя, широко улыбаясь гостям. Хозяин другого борделя, который годами работал с Джарлом, подтвердил, что это древняя сенарийская традиция. Ночь разврата, сказал он.

По всему городу, запасшись чрезмерной выпивкой и едой с подмешанными в нее наркотиками, бордели отмечали невиданную ранее оргию. Воздух наполнили крики, вопли и жуткий вой. Крики ужаса и возмездия, яростные крики жажды крови и расплаты. Мужчины, женщины и даже дети, цеховые крысята, в душе маленькие мужчины и женщины, убивали с жестокостью, неподвластной разуму. Люди, потерявшие горячо любимых близких, стояли над трупами халидорцев и взывали к духам умерших, чтобы те посмотрели, как за них отомстили. Взывали к Джарлу, чтобы посмотрел, какую плату они взыскали с тел врага. Собаки выли, лошади в панике шарахались от запахов крови, пота, страха и боли. По улицам во все концы бежали толпы людей. Крови было столько, что ее не смывали даже потоки дождя. Сточные канавы побагровели.

Солдаты прибывали к борделям и видели двери, украшенные десятками мелких трофеев, отрезанных у каждого насильника. Однако в борделях было пусто, одни лишь трупы. Ранним утром группы пострадавших мужей и возлюбленных рвали на части одурманенных халидорцев, которые сбежали из борделей и бродили в поисках выхода из Крольчатника. Вооруженные до зубов отряды, посланные разузнать, что случилось, попадали в засады. С крыш градом летели камни, лучники поражали солдат издалека, и всякий раз, когда халидорцы атаковали, Кролики, месяцами учившиеся скрываться, с успехом повторяли маневр. Любой узкий извилистый переулок превращался в удобное место для засады. Солдаты Халидора, вошедшие в Крольчатник, остались там навсегда.

В ту ночь король-бог потерял шестьсот двадцать одного солдата, семьдесят четыре командира, троих владельцев борделей, доносчиков и двух ведьм. Кролики — ни души.

С тех пор и во веки веков обе стороны стали называть эти события Нокта Хемата, Ночью Крови.

Логан пришел в себя. Не шевельнулся. Просто ждал, хотел убедиться, что это правда. Он жив. Как-то выбрался из пучины беспамятства и бреда. Здесь, в Дыре.

Он обрывками помнил рычанье Зубастика над ним. Вот Лили кладет ему на лоб мокрую тряпку. Между ними, как гной в нарыве, кошмары, пестрые звери потерянной жизни — мертвые женщины и злорадные, дьявольские лица халидорцев.

Когда он шевельнулся, то понял, что радовался рано. Котенок и тот был сильнее. Открыв глаза, Логан попытался сесть. Вокруг Дыры забормотали. Словно все, как и он, удивились. Здесь те, кто болел, еще не выживали.

Чья-то мясистая рука схватила его и рывком усадила на пол. Зубастик! Ухмыляется своей ухмылкой дурачка. Спустя миг Зубастик, уже на коленях, стискивал Логана в объятиях, не давая тому вздохнуть.

— Полегче, Зубастик, — сказала Лили. — Отпусти его.

Логан удивился, когда простак и в самом деле отпустил его. Зубастик, кроме него, никого не слушал.

Лили улыбнулась.

— Рада видеть, что вернулся.

— Я смотрю, у тебя появился новый друг, — ревниво заметил Логан, чувствуя вину.

Она понизила голос.

— Ты бы видел его, Король. Он был великолепен.

Лили усмехнулась почти беззубой улыбкой и потрепала шишковатую голову Зубастика. Тот закрыл глаза и, широко улыбнувшись, обнажил острые клыки.

— Ты молодец, Зубастик.

— Да-а-а, — протянул он, и в середине слова его голос странно взлетел.

Логан чуть не упал. Он впервые услышал, как Зубастик что-то произнес.

— Ты можешь говорить? — спросил он.

Зубастик улыбнулся.

— Эй, шлюха! — крикнул Фин, сидевший через Дыру напротив. — Пора за работу.

Он размотал почти всю веревку и добавлял к ней вновь сплетенный кусок. Логан заметил, что обитателей Дыры осталось только семеро.

— Подождешь. Сейчас я не готова и чувствую себя неважно, — отрезала Лили, затем обратилась к Логану: — С тех пор как ты заболел, никому из них не позволила напасть.

— Что за звук? — спросил Логан.

Вначале он его не заметил, однако затем различил некий звук, будто что-то долбили, и тихий шепот, эхом доносившийся из глубин Утробы.

Прежде чем Лили ответила, Логан почувствовал движение в воздухе. Обитатели Дыры переглянулись, их лица ничего не выражали. Что-то изменилось, но никто не мог сказать, что именно.

Логан ощутил, что слабеет, ему стало хуже. Воздух казался более душным, чем раньше. Гнетущим. Он снова — впервые за месяцы — почуял грязь и вонь Дыры. Осознал, будто в первый раз, всю ту накипь, что покрывала оболочку его жизни. Весь в дерьме, и от него никуда не деться. Каждый вдох наполнял его отравой, малейшее движение размазывало по телу все больше дерьма, которое глубже забивалось в каждую пору. Чтобы только существовать, надо было позволить всем нечистотам втиснуться в организм, тьме — проникнуть в кожу так глубоко, что она стала татуировкой. Теперь и навсегда его неотъемлемая часть — дерьмо. Любой, кто увидит Логана, сразу поймет, какое зло он когда-либо совершил, какими недостойными мыслями когда-либо наслаждался. Наперечет.

Логан едва сознавал шум, стуком разносившийся по Утробе. Узники кричали, моля о пощаде. Крики множились, становясь все пронзительней и отчаянней по мере того, как приближались к Дыре. Ниже высокого тона воплей Логан вновь услышал стучащий звук, точно громыхали по скале железные колеса.