Зима в раю - Елена Арсеньева

Русанов переполз на указанное место, прислонился к широкой спине «резерва» и с блаженным вздохом смежил веки.

И мигом все улетело, улетело в никуда: и коварный accent aigu, и разгром Петропавловского кладбища, и тянущая боль в разбитом носу, и ноющие после первого допроса ребра, и слезы Сашеньки, и странные глаза Егора Полякова, и Мурзик, сжигающий в топке бани на Ковалихе царские деньги… Возникло перед ним разгоревшееся, счастливое лицо, тонкой золотой пряжей разлетелись по сторонам растрепанные волосы.

«Я тебя никому не отдам!»

Настена…

Русанов блаженно улыбнулся во сне.

– Настена, не уходи… – позвал он и проснулся, в ужасе глянул по сторонам.

Жизнь прожил, боясь выдать это имя – тайное, запретное, незабываемое. Особенно ночью, во сне, чтобы не оскорбить жену, которую жалел и любил… ну да, может быть, любил… Но Настену забыть невозможно. Только с последним вздохом!

Нет, Любы рядом нет, бояться нечего. Кругликов сидит рядом, а уж он-то не выдаст.

Русанов усмехнулся своему привычному страху – страху мужа! – и только тут заметил, с каким выражением смотрит на него Кругликов.

Сразу стало не по себе.

– Что случилось? Что-то же случилось, да?

– Ваша сестра…

– Ну? – Русанов резко сел, оттолкнувшись от уютной мускулистой спины «Трудового резерва». – Что с ней?

– Александра Константиновна арестована вчера на Петропавловском кладбище. Сейчас передали по «телеграфу». Все имена известны, она среди… зачинщиков. Я очень сочувствую, поверьте…

Русанов медленно зажмурился.

Accent aigu!

– Сигнал! Сигнал! Они едут!

Шадькович чуть не захлебнулся собственным возбужденным криком и даже закашлялся, запрыгивая в машину.

Этот довольно-таки потрепанный черный «Ситроен» Роже вчера вечером взял напрокат в небольшом гараже в Дижоне. Внешний вид и ходовые качества машины не имели никакого значения для нанимателя. Владельцам гаража не суждено было дождаться возвращения своего имущества…

Дмитрий прищурился, вглядываясь в чуть занавешенную дымкой дождя даль. Да, в самом деле – с вершины горы так и сыплются огненные блики. Там стоит Роже. Его задача – дать знак боевой группе. Простейший зеркальный семафор, очень удобное сигнальное средство. На манер солнечных зайчиков, которых пускала Рита маленьким зеркальцем. Сегодня на небе нет солнца, и Роже пользуется электрическим фонариком, чтобы подавать сигнал. А Рита ловила солнышко. Она украдкой вытаскивала зеркало из Таниной сумочки, Татьяна сердилась и отнимала зеркальце: «Оно всегда должно быть у меня, вдруг мне нужно будет подкрасить перед важной встречей губы или просто внимательно себя оглядеть? Ритка, я запрещаю тебе брать зеркало. Слышишь, запрещаю!»

Но Рите хотелось пускать зайчиков. И однажды она взяла да и разбила – «нечаянно», само собой! – круглое зеркало в металлической оправе, которое стояло в комнате Лидии Николаевны. Оно раскололось очень удачно: на десяток удобных осколков. Рита была просто в восторге, надеясь, что уже эти-то сокровища никому, кроме нее, не понадобятся. Как бы не так! Мало того что бабуся Лидуся изругала ее, так еще и отняла все осколки до единого: «Зеркало разбить – к несчастью, надо как можно скорей выбросить расколотое зеркало, чтобы беда не стряслась!»

А беда тем не менее стряслась. Может быть, потому, что Рита все же умудрилась спрятать один осколок?

– Дмитрий Дмитрич, вы что сидите, как в гостях?! – возбужденно вскричал Шадькович. – Мигните фарами. Скорей, там ведь ждут знака, что сигнал принят! И нам пора вставать на позицию!

– Рано еще, – бросил Дмитрий, однако фары три раза включил и выключил. Инне их машина видна, она поймет, что группа готова. – Вставать на позицию рано. У нас еще минимум пять минут, помните, время выверяли? А вдруг с какой-то боковой дороги вывернется автомобиль и увидит нашу мизансцену? Все дело погубим. На позицию встанем не раньше чем через три минуты. Не раньше!

Он не сводил глаз с часов. Шадькович, сидевший рядом, только что не подпрыгивал от нетерпения и, как всегда в минуты волнения, неудержимо потел. Круглое щекастое лицо покрылось крупными каплями, а кожа головы, просвечивающая сквозь бесцветные волосы, сильно покраснела.

Как это, оказывается, долго – три минуты! Они кажутся нескончаемыми. Они тянутся бесконечно.

Дмитрий ощутил, что пальцы, вцепившиеся в руль, похолодели. Его, в отличие от Шадьковича, всегда в минуты напряжения или опасности пробирал озноб.

Тогда, после гонки из Медона на площадь Мадлен, к дому Ле Буа, он вышел из машины с такими ледяными пальцами, что Алекс даже ахнул, пожимая ему руку: «Что с вами?! Вы больны? У вас лихорадка?» Впрочем, когда Дмитрий торопливо рассказал ему о случившемся и посвятил в свой план, Алекса тоже залихорадило, и он начал нервно потирать кончики пальцев: наверное, от волнения и у него начали стынуть руки. Правда, это никак не отразилось на его готовности к действиям.

Быстро обрисовывая ему ситуацию, ловя его короткие, точные реплики, Дмитрий вдруг вспомнил его родного брата, Шурку Русанова (теща не преминула открыть ему некоторые тайны его бывших родственников, в частности, секрет внезапного согласия Константина Анатольевича на скоропалительный и почти скандальный брак Сашеньки и Дмитрия), – и пожалел, что не успел в свое время поближе узнать своего бывшего шурина. Интересно, он тоже обладает мгновенной реакцией, таким аналитическим умом, таким умением вмиг отсекать все ненужное, лишнее, сразу видеть суть дела, просчитывать все pro et contra, замечать могущие быть подводные камни, а главное – отыскивать кратчайший путь к победе и стойко идти по выбранному пути, не пугаясь никаких препятствий?

Дмитрий всегда догадывался, что Алекс очень умен, причем не только в коммерческом плане, но встретить у него поистине стратегический, причем, так сказать, коварно-стратегический склад мышления он даже не предполагал. План, придуманный по пути из Медона и предложенный им Алексу, был младшим Ле Буа мгновенно доработан, расширен, углублен и через пять минут признан Дмитрием превосходным. Алекс обладал редким даром подмечать самые, казалось бы, незначительные частности, но так, что они не застили ему главное.

Идея с автомобилем принадлежала ему.

– Эти два события, угон «Опеля» из Медона и исчезновение вашей семьи, я непременно соединил бы в одно, окажись я на месте вашего Гаврилова или того же Цветкова, – сказал он. – То есть я бы проверил все мало-мальски значимые варианты. И непременно связал бы концы с концами. А вы должны избежать даже намека на подозрение.

Именно Алекс посоветовал залить в опустевшую канистру бензин, как будто Дмитрий его и не трогал. Именно Алекс предложил потом, после сумасшедшей гонки по Парижу, отвести «Опель» на пригородное шоссе и поставить так, чтобы у досужего наблюдателя создалось впечатление, будто машину бросили, как только в баке кончился бензин. Правда, именно Дмитрий, с его шоферским опытом, сообразил, что показания спидометра могут показаться подозрительными, и подкорректировал их на нужное количество километров.