Пророчество Золотого Перуна - Михаил Попов

Время растянулось словно густая, сладкая патока. Сергей смотрел, как медленно приближается несущий смерть огонь, как опаляет лицо несущаяся впереди волна раскаленного воздуха. Как нагревается в побелевших от напряжения пальцах, сияющий булат, когда-то вышедший из подобного пламени, и в нем же, завершающий свой путь. Он прищурился, не желая умирать с закрытыми глазами.

С неба, камнем рухнула большая тень, закрывая дрогнувшего Сергея, и принимая на себя удар плавящей камни огненной струи. Палящий жар, заставил зажмурить глаза, лицо обожгло, в ноздри явственно ударил противный запах паленый волос. Медвежий жилет скукожился от жара, пальцы разжались, выпуская раскалившийся до красна меч. Колени дрогнули, роняя тело на горячие камни.

— Постой! Прекрати! Не надо! — сквозь рев, с трудом прорвался почему-то знакомый голос. — Стой!

Поток пламени иссяк. Сергей облегченно откатился в сторону, подальше от пышущих жаром камней. Порыв ледяного ветра иглами впился в обожженную кожу, легкие облегченно заработали, нагоняя в кровь живительный кислород. Перед иссушенными глазами калейдоскопом мелькали разноцветные пятна, упорно не желая складываться в понятную мозгу картинку. Безумное ликование, что выжил, что еще жив, полыхало в груди, не слабже змеева пламени. И за этим ликованием, фоном продолжал что-то доказывать тот самый голос, и отвечавший ему рев Змея становился все тише и тише.

— Сергей! — ослышался, или и правда голос Лики?

Сергей попытался встать, тело не слушалось, и он снова упал на холодные камни. Но его тут же подхватили нежные девичьи руки, осторожно положили растрепанную голову на мягкие колени, горячие капли упали на воспаленную кожу лица.

— Сергей, Сережа, миленький, только не умирай! — Причитала Лика, глотая жгучие, соленые слезы.

Сергей, наконец, смог проморгаться от разноцветных пятен, и увидеть склоненное над ним лицо девушки. Выбившиеся из тугой косы волосы, трепетали на ветру пшеничными всполохами. Она закусила губу, сдерживая рыдания, с болью глядя на бордовое, как спелая вишня лицо, лишенное бровей и ресниц.

— Пока, смерть в мои планы не входит, — спекшимися губами улыбнулся он.

Лика едва не застонала, когда на лопнувших губах, выступили рубиновые капельки крови.

— А где… Ярко? — прошептал Сергей.

— Да здесь же! — Лика мотнула головой в сторону.

Скосив глаза, Сергей увидел спину Яросвета, стеной застывшего меж ним, и Змеем, недвусмысленно сжимая обеими руками тяжелую шалопугу.

— Опусти палку, человек, — снова тот же голос. — Я не забываю добра. Пока я здесь, вам ничего не грозит.

И Сергей вспомнил, где он слышал этот голос, лишенный эмоций. Он еще боролся с непослушными губами, когда его опередил удивленный вскрик Лики:

— Жизнелюб?!

— Идти надо было прямо, а этот обалдуй, взял, да и свернул, — рассказывала Лика, пока «этот обалдуй» Яросвет, осторожно смазывал обожженное лицо Сергея целебным отваром. — Пока спохватились, пока обратно к развилке вернулись, пока выход нашли… В общем, тебя уже не было.

Сергей зашипел, когда Яросвет, нажал слишком сильно. Кожа саднила, но пузырей не было, значит пройдет за несколько дней, как обычный солнечный ожог. Только вот брови и ресницы отрастать будут долго.

Они сидели в уголке огромной пещеры старого Змея, куда он сам пригласил их, укрыться от ночного мороза. Сам Змей, вместе с Жизнелюбом, уединился в дальнем углу пещеры, откуда временами доносились его недовольные порыкивания. Но разобрать, о чем они говорили не удавалось — слишком велика была пещера. Небольшой костер, первым делом запаленный хозяйственным Яросветом, не мог осветить и малой ее части. Только один раз, когда во время спора, недовольный Змей, дыхнул пламенем, Сергей смог попробовать прикинуть размеры — получалось никак не меньше половины футбольного поля!

— Яросвет хотел тебя ждать, но я облазила окрестности, и, у ручья, нашла твой след, — продолжала тем временем Лика. — Мы и пошли за тобой. Потом услышали рев, увидели пламя… А дальше, ты и сам знаешь.

— Все, — Яросвет отложил маленькую плошку, в которой плескались остатки отвара. — Дальше, все от воли богов зависит. Но ничего страшного. Я раз на солнцепеке задремал, полуденница, что б ей пусто было, сон нагнала, так я пуще обгорел. Шкура две седьмицы лохмотьями сползала. А тут, только рожа красная, да бровей нет. А это дело поправимое. Краснота скоро сойдет, а уж брови и ресницы и подавно отрастут. Чай ты не девка красная, что бы о ресницах грустить.

Не успел Сергей ответить, как встряла неугомонная Лика.

— Ну да, не девица красная, а красный парень! Таким цветом, не каждый вареный рак похвастать может!

Сергей предпочел не обращать на ее нервный смешок внимания — у самого нервы как перетянутая струна, что вот-вот лопнет. Что уж о девчонке говорить. Пусть лучше смеется, чем шипит как бешеная кошка.

Присев у костра, он достал меч, и оглядел клинок. Еще недавно сверкающий, полированный булат, стыдливо спрятался за толстым слоем копоти, словно считая себя виноватым в поражении хозяина.

— Неужели усвоил, что за оружием следить нужно в первую очередь? — деланно изумилась Лика. Она сунула руку в свой мешок, и недолго покопавшись вытащила небольшой сверток, протянула Сергею. — Держи.

Развернув грубую рогожку, Сергей в который раз поразился безразмерности Ликиной котомки. Волшебство, невероятная предусмотрительность, или банальный опыт, но у девушки под рукой всегда находились вещи, необходимые в данный момент. Вот и сейчас, на рогожке, перед Сергеем оказался кусок жесткого войлока, и мешочек с толченым мелом. По возможности обтерев клинок, Сергей приступил к долгому процессу полировки металла.

Ночь наступила внезапно. Где-то далеко, вне пещеры, тоскливо завывал ветер, проносясь по каменистому, практически лишенному растительности ущелью. Едва слышно журчала вода в кристально прозрачном, и до ломоты в зубах холодном, ручейке, текущем почти у самого входа в пещеру. А с другой стороны, шумное дыхание двух Змеев, да шорох костяных пластин о шершавые стены. Вот и все звуки, если не считать потрескивания веток в костре, да скрежета точильного камня, по лезвию Ликиной сабли. Даже в самом глухом лесу, где не раз приходилось останавливаться на ночевку, было не в пример шумнее. И шорохи листьев, и ночные звери и птицы, и даже нечисть — все так и дышало жизнью. А здесь — царство безжизненных камней и холода подземного мира. Даже темнота какая-то особая, обволакивающая тело и разум, норовящая запустить липкие щупальца страха в грудь, сжимая в ледяных объятиях трепещущее горячее сердце.