Золото Неаполя: Рассказы - Джузеппе Маротта

Донна Джулия Капеццуто:

— Господи помилуй… какой ужас!

Дон Фульвио Кардилло (с плохо скрытой завистью):

— Везет же людям, дон Вито. Да что они, железные, эти французы? В шестьдесят с лишним лет буквально через день этот дон Пьетро и этот дон Паоло, как вы говорите…

Ночной сторож отвечает:

— Действительно так. Нам бы такое здоровье, дон Фульвио. Это правда. Пьетро, которому достались четные дни, начал вдруг подсчитывать: «Тридцать дней в ноябре, апреле, июне и сентябре, а один месяц двадцать восемь дней… все же остальные имеют по тридцати одному дню. Таким образом, друг Паоло обкрадывает меня каждый месяц на целых двадцать четыре часа, отнимая мою Иоле!»

Дон Леопольдо Индзерра усмехается.

— А он не посчитал еще февраль високосного года!

Дон Фульвио Кардилло:

— Не мешайте. Так что же сделал дон Пьетро?

Ночной сторож польщен всеобщим вниманием.

— Он закричал: «Сволочь! Я не догадывался, а ты и помалкивал! С этим противозаконием надо покончить! Впредь я требую абсолютного равенства, иначе я за себя не отвечаю». Произошла крупная ссора, дон Фульвио, в ход пошли ножи и бутылки: таким образом Пьетро и Паоло оба очутились в больнице.

Дон Леопольдо Индзерра подмигивает.

— А донна Иоле находится в простое?

Донна Джулия Капеццуто (с горечью):

— Вот что значит мужчина: одной ногой в могиле, а другой во грехе.

Армандуччо Галеота оторвал взгляд от своих новых костылей.

— Дон Вито, а что такое «на месте преступления», вы мне так и не сказали.

Дон Какаче потягивается:

— В другой раз, малыш! Только не весной. Ах, какой сладкий и теплый воздух. Я пойду сосну чуток, а вы?

Мы прощаемся. По улице Пиццофальконе, тихо поднимаясь вверх по склону, ползет небольшая тележка. Она мокрая и розовая, как десны. На ней в огромные капустные листья завернуты тонкие кусочки самой дешевой трески. Скажите, люди добрые, разве это, черт побери, не символ нашей улицы Паллонетто?

Когда-нибудь и у нас будут изобилие и много свободного времени

Приди, июнь, приди, июнь! Вот он и пришел. Теперь все мы переселились на улицу и наши полуподвалы разрослись и превратились в салоны. В июне жители Паллонетто-ди-Санта-Лючия становятся единой семьей. Где чинит матрасные сетки дон Аттилио Згуэлья? На улице. Где выставляет напоказ сковородки, тазы и ночные горшки дон Козимо Пеллеккья? На улице. Где смахивает пыль со швейных машин и граммофонов, велосипедов и картин, вещей, отданных в залог, служащий ломбарда Фульдженци? На улице. Где выстроил в ряд газовые баллоны хозяин лавки Куинтьери? На улице. Июнь вывернул наизнанку всю улицу Паллонетто: перед нами, как на рентгене, предстали эти старые стены и эти старые люди. Воспользуйтесь случаем и поставьте диагноз. Как вы считаете, имеем ли мы хоть какой-то шанс выиграть в этой шутовской лотерее жизни? Или нам остается только взяться всем за руки, спуститься к замку Кастель-дель-Ово и с пением: «Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай» — утопиться? Посудите сами. Предвыборная шумиха кончилась, в будущем не предвидится никакого заработка; епископы и префекты игнорируют все «жаркие послания» донны Джулии Капеццуто; уличному торговцу дону Фульвио Кардилло не удается сбыть «партию» будильников (напрасно он толчется на площадях Ночера и Амальфи); для перчаточницы, жены вечного безработного дона Леопольдо Индзерры, наступил «мертвый сезон»; семья Галеота вылавливает только водоросли скользких и едких насмешек, всякого рода соленые шутки, в прошлый понедельник они выудили младенца женского пола, который, вероятно, охотно откликался бы на имя Кончетта… Полиция, естественно, ведет расследование. Правда, в июне легче утолить аппетит: появились бобы, салат-латук, кабачки — ешь сколько влезет.

Дон Вито Какаче как раз только что поел кабачков, приготовленных по-нашенски. Знаете этот рецепт? Тонкие и круглые кусочки кабачка (они похожи на большие монеты) кладут сперва на солнце, оно через пару часов подсушивает и провяливает их, потом кусочки поджаривают в масле на сковороде, затем крошат чеснок, добавляют листья мяты, заправляют уксусом и тушат. Дева всепрощающая! В кабачках по-нашенски мы вкушаем мятежный дух лугов Секондильяно, впитываем солнечные ультрафиолетовые лучи, которые вобрал в себя каждый кусочек кабачка (сперва с одной стороны, потом с другой), смакуем оливковое масло из Битонто,[69] металлический привкус сковороды, запах мяты, похожий на стихи, остроту чеснока и уксуса, который получился из бешеного перебродившего вина, напоминающего проделки шута. Ой, мамочка моя! Дону Вито остается только свернуть газету и сказать:

— Господи Иисусе! Какие красивые речи произносят нынешние ученые!

Дон Леопольдо Индзерра держит между указательным и средним пальцами воображаемую сигарету:

— Что случилось? Сообщите нам.

Ночной сторож приподымает майку на своей волосатой груди, чтобы свежий ветерок обдул его немного.

— Семь мировых мозговых центров, дон Леопольдо, принимали участие в симпозиуме, проходившем в Америке. Тема симпозиума «Научный прогресс в ближайшие сто лет».

Донна Джулия Капеццуто побледнела.

— Минуточку, что за чертовщина этот «симпозиум»?

Дон Вито Какаче:

— Обед, трапеза. Они едят и ведут беседу. Профессор Эзент Дьердь, лауреат Нобелевской премии по медицине, повязал на шею салфетку и заявил: «Количество болезней сведется к нулю, их вовсе не станет».

Дон Фульвио Кардилло:

— Ха, мне это нравится. А сам доктор чем будет жить?

Ночной сторож:

— Это уж его забота, не так ли? Он сказал: «Сейчас человек имеет пищу от солнечной энергии. А завтра получит от атомной».

Донна Джулия (подозрительно и скептически):

— Один вопрос: эту атомную энергию будут выдавать бесплатно?

Дон Вито Какаче (откровенно):

— Вы шутите? Она стоит кучу миллиардов. Она поглощает quibus[70] целых наций. Россия и Америка дойдут до крайней нищеты, соревнуясь в накоплении этой энергии.

Донна Джулия Капеццуто (ехидно):

— Я была права. Любая пища — и солнечная, и атомная — всегда стоит денег.

Синьора Бриджида Какаче кивает головой и продолжает мыть посуду. Дон Вито говорит:

— Я с вами согласен. Жертвой прогресса всегда являются бедняки. Но наука скачет галопом вперед прямо по трупам. В этом нет сомнения. Что служит толчком для развития науки? Война. А кто отдает все до последнего гроша войне? Нищие и голодные. Наука вроде бы борется с нищетой, но не с самим явлением, а с отдельными личностями. Они начнут давить нас словами о социальном оздоровлении, искоренении и полном уничтожении Паллонетто, ясно?

Дон Фульвио Кардилло крестится.

— Чтоб им пусто было! Так их растак! А что еще сообщает этот американский дон?

Ночной сторож заглядывает в газету.

— Увеличатся размеры и ускорится рост всех растений. Черешня и помидоры будут вот такими огромными.

Донна Джулия (недовольно):

— Правда? А зачем это, для чего?

Дон Вито размышляет:

— Ну, для величия человека.

Донна Джулия в ответ:

— Какое величие? Рядом с такой огромной черешней любой человек будет чувствовать себя мелким и ничтожным. Это пойдет только во вред, приведет к потере влияния и престижа. А что там дальше?

— Из-за большой скорости кораблей и самолетов океаны станут просто лужами воды.

Вечный безработный дон Леопольдо Индзерра:

— Господи Иисусе! Не успеешь уехать, как уже счастливо прибыл на место? Путешествуешь, даже не тратя времени на это? Совершаешь кругосветное путешествие, чтобы увидеть несколько луж? Дон Вито, давайте проведем эксперимент… закройте, пожалуйста, глаза… потерпите… внимание: вы в Париже… вы в Рио-де-Жанейро… вы в Корее… вы в Канаде… вы на полюсе… правильно я вас понял?

Дон Леопольдо становится очень внушаемым, когда не курит три дня кряду. Что за мужчина: сильный, молодой, красивый, этот не пошевелит пальцем, даже если его будут четвертовать. Он символ будущего. Науке потребуется еще несколько веков, чтобы освободить нас от любого труда, а дон Леопольдо уже сам себя освободил… Он Леонардо, он Галилей из Паллонетто.

Дон Вито Какаче (задумчиво):

— Вы правы. Непонятно, зачем мы живем. Мы получим изобилие и достаток, но они будут бесполезны и ненужны. Астроном доктор Браун заявил на симпозиуме: «Звезды для нас уже не загадка. Мы знаем возраст Солнца: ему исполнилось четыре тысячи шестьсот миллионов лет».

Дон Фульвио и донна Джулия одновременно:

— А когда же исполнилось?

— Восемнадцатого марта прошлого года… ясно?

Дайте нам пошутить. Тут всё у нас не желает подчиняться высокомерной науке. Наука, которая вычисляет возраст Солнца, а не определяет, сколько лет стенам и лохмотьям Паллонетто; наука, которая наблюдает за Млечным Путем, а не за улицей Семирамиды или за Салита Экия, — эта наука вызывает у нас смех. Кому они рассказывают свои басни? Мы вспоминаем сказку про дона Сальваторе, а может, дона Винченцо, который принес доброму королю Фердинанду длинный моток веревки и сказал, что измерил буквально до одного сантиметра расстояние от Земли до Луны. «Молодец! — сказал Бурбон. — Но кто может поручиться, что это точно?» И дон Сальваторе, или же дон Винченцо ответил: «Если вы мне не верите, ваше величество, то проверьте сами». Черт возьми! Ночной сторож подмигивает и продолжает: