Тот самый сантехник. Трилогия (СИ) - Мазур Степан Александрович

Боря на ключи посмотрел, как на кобру ядовитую перед броском. Рук к ним не тянул. Но глаза брата светлые, чистые. Не понимает же нихрена. Тоже, наверное, сам в розетки лез чинить. И первые шишки по жизни сам набил, без передачи полезного опыта от отца к сыну.

«Не при чём он, Борь», — прошептал внутренний голос: «Да и этот долбак лысеющий наворотил, конечно. Но отцом тебе быть не перестанет».

Боря отвернулся, чтобы глаза не показывать. А в тех впервые за четыре года с гаком слёзы встали.

— Да не машина мне нужна, Ром, была всё это время. Мне звонок нужен был. Хотя бы один… я же… я же один всё это время жил. Там, где с собаками только выть можно на луну. А этот свалил куда-то. А почему — не объяснил. Не сказал ничего. Я же думал, он там кончился весь.

Ромка подошёл, обнял крепко. Здоровый, детина. Сообщил весело, почти задорно:

— Братан, так я вообще на отца не рассчитывал. А тут — на тебе. Я сначала ему ребро сломал, конечно. Как про мамку узнал. Но потом подумал… а почему нет то? Вот же он. Бери… мудрость всю эту отцовскую. Дрочить правда уже не научит, опоздал. Но про перфораторы и прочие мутки технические рассказать может… Если пойму хоть слово.

— Ой да не пизди, сломал он, — буркнул отец, но ребро потёр и усмехнулся. А затем другой нервный смешок вырвался. — Так, погнул малость… Я же тоже сначала не поверил, что мой. А тот кружку уронил. Смотрю, мой, такой же растяпа.

— Это ты разбил! — тут же возмутился Рома. — Боря, не слушай его, пиздит, как дышит… Да там и так трещина была.

— Да иди ты сам козе в трещину! — хихикнул отец.

Боря невольно хохотнул, затем гоготнул. А после каждый заржал в голос, не сдерживаясь. Лавина обрушилась и уже не подвергалась контролю. Только троица откровенно веселилась на пустом месте. Но что для одних пустяк, то для других очень важное, внутрисемейное.

Мир вокруг вечерел. По поздней осени рано темнеть начинает, а трое, держась за животы и друг друга за плечи то толкая, то придерживая, ржали как кони и остановиться не могли. И смеялись, пока на капот не свалились. А после по дверям сползли.

Боря первым поднялся. Ключи Роману обронённые в руку вложил.

— Значит так, машину тебе подарили. Учись гонять, значит. Но работу ты свою на меня скинул. Это парит.

— Какую работу? — удивился отец.

Боря на брата посмотрел, но рассказывать ничего не стал. Дел много. Сам расскажет, если захочет.

— Я свою часть сделки выполню. По музыке, что тебе обещал, — продолжил Боря. — Но в ответ хочу, чтобы ты тоже поработал. Руками.

— Это как? — загорелся желанием рыжий и бицепсы показал. — Я готов если чё!

— А вот так, — ответил Боря и руки развёл. — Всё это мой участок. И до первого снега он должен быть забором огорожен. Чтобы вот те контейнеры не спиздили. Не будем облегчать ворам задачу. Короче, Рома, забор с тебя. И подстраховка, если что.

Брат на отца посмотрел, руками развёл:

— А чё делать то надо? Ну, копать там, пилить, все дела? Не, ну понятно, что забор. А…как?

— У-у-у, — протянул отец, и рукава закатал. — Чую настроишь ты тут без меня. Вот что, Боря. Раз Роман тебе должен. Да и я как бы… в должниках. Мы тебе такой забор захуярим, что танк не проедет. Идёт?

Боря улыбнулся.

— Идёт.

Он точно знал, что забор под первый снег получится один из худших в мире, да и мёрзлую землю копать замучаются, но главное, чтобы суету на участке наводили, и от контейнеров глаза лишние отгоняли. А снег выпадет — все косяки скроет.

Лишь бы снова за контейнером не пришли. Мало ли Лаптей вокруг. На всех бит не хватит.

Глава 7 — Подноготная наготы

Ветер бил по лицу наотмашь, капли слепили глаза. Даже со скоростью сорок километров в час без лобового стекла Боря за рулём последовательно подавился мухой, получил по щеке божьей коровкой и собрал левым ухом порядка трёх комаров или иных мелких насекомых существ, не поддающихся классификации по причине размазанности. Благо лезть, доставать и рассматривать не было никакого желания.

Однако факт остаётся фактом — в правое ухо они не залетали. Зато туда залетал ветер, найдя свободную щель. Порой Боре казалось, что мозг у него отсутствует, и ветер гудит по пустотам внутренних полостей, так как продувало его по самые пятки.

Сгладив радость от путешествия солнцезащитными очками, Боря повысил скорость до пятидесяти, желая, как можно быстрее попасть в город. А чтобы не попасть на Тот свет, он старался держаться обочины, включив аварийку. Если за городом его просто обгоняли, то в городе считали тихоходом, и мучали клаксонами со всех сторон.

Боря держался молодцом, стараясь не подавать виду. Только лицо синело. Если быть точнее, щёки от розовых перешли сначала к розовому, потом алому, а затем начинали темнеть. А от воды за шиворотом он вскоре перестал понимать нужно ли ещё принимать душ или уже хватит? Промочило до самых жопных волосков.

Но это было только начало. Погода издевалась, зарядив тугими струями. Открыв рот на светофоре и чуть вытянув шею вперёд, можно было почистить зубы. Но под рукой не было зубной щётки, да и пасту или зубной порошок он с собой не возил. Только после происшествия в кустах пообещал себе обзавестись «набором на все случаи жизни». Такой должен храниться рядом с аптечкой в бардачке. Но понимание приходит с опытом.

Что делать, Глобальный толком не понимал. На эвакуатор не хватало наличности, друзей на буксире не было, а за деньгами на карточке предстояло ехать к Дарье. Вздумай он заклеить лобовуху прозрачным пакетом или целлофаном, он не видел бы перед собой дорогу дальше метра. Да и взять материалы ещё откуда-то надо. Так что только так, навстречу ветру. С видом знатока, давно познавшего мир. Или ебанавта, если смотреть со стороны. Ведь людям виднее.

С горем пополам добравшись до спорткомплекса, Боря, выковыривая крылышки из уха, почти ничего не слышал. Уши продуло и утрамбовало для прочности водой. Будь у него какая-то причёска, она сохранилась бы укладкой навечно. И лишь чёрный ёжик волос удар стихии выдержал.

В слуховых каналах хрустело, пощёлкивало, как будто кто-то настраивал радио, начинали ныть зубы, как будто кариес проник сразу во все щели и закладывал тротиловые шашки в каналы, рассчитывая бахнуть одновременно.

Ещё в процессе езды Боря порой косил глаза на подсвечиваемый телефон. Там мелькало «Коба», «Наташка», «Стасян», но разговаривать при сначала обветренных, потом промоченных, и наконец почти обмороженных пальцах желания особого не было. Температура около нуля градусов по Цельсию выбила из него всё тепло на скорости. А что значит быть сухим он уже и не помнил.

Автомобиль прибыл в пункт назначения. Пальцы с трудом разжались от руля, казалось бы, навечно скрюченные. Хуже всего досталось губам. Понятие «обветрены» стало иметь какое-то особое значение и тем более ощущение.

Вздумай Боря посмотреть на себя в зеркало заднего вида, он отметил бы руины того, что когда-то называть губами. За общим сотрясом организма (а трясти его начало километров через десять от начала поездки), в приглушённом мире, со стреляющими фоновыми звуками в слуховых каналах и огромным желанием вырвать себе зубы, чтобы не болели все разом, обветренный всеми ветрами мира сантехник заглушил мотор, открыл дверь и сделал вид, что вышел из тёплого салона в холодный мир.

Но нет, мир был точно таким же. Ветер всё так же бросал в лицо дождь. И одного взгляда на залитые до краёв водой резиновые коврики-подложки хватило, чтобы понять — автомобиль нужно отдавать не на помывку, а на просушку. Сиденье пассажира рядом как губка впитала пару-другую вёдер воды, набухло. А дождь даже у стены здания делал попытку залить всю электрику под лобовухой. Крыша спасала мало.

Но Боря на это уже не обращал внимания. Нетвёрдой походкой он направился в спортзал. Судя по удивлённым глазам девушки у входа на ресепшене, человек её впечатлил. Затем поразил. А после на всякий случай шокировал. Он не только оставлял за собой мокрые следы, но был похож на промокашку. Прислони его любой частью тела к сухому — намочит.