Пока мы не встретимся вновь - Джудит Крэнц

Видя ее возбуждение, Нико Абмер почувствовал, как его охватывает безудержное желание. Такого не случалось с ним уже давно.

На площадке воцарилась тишина.

— Жюль, дай ей сценарий, — тихо проговорил Амбер, увидев, что к Дельфине возвращается самообладание.

Леметр протянул сценарий Дельфине. Нико начал читать. Он умышленно выбрал себе длинный монолог, чтобы дать возможность партнерше прийти в себя.

Дельфина слушала, следила глазами, но смысл слов не доходил до нее. Ее дыхание было еще слишком учащенным, чтобы начать читать.

Жар, сильный, почти невыносимый, пока не проходил, и Дельфина чувствовала, что еще немного, и все может начаться снова. «Это все свет, — подумала она, — это все из-за света».

— Мадемуазель?

— Да? — с трудом произнесла она.

— Ваши глаза уже привыкли? Можете читать?

— Попытаюсь.

Она глубоко вздохнула и попыталась сосредоточиться на сценарии. Постепенно строчки становились отчетливее, и Дельфина начала читать, не обращая внимания ни на камеру, ни на зрителей, стараясь ничего не видеть, кроме строк, подчеркнутых красным, ибо только так она могла совладать со своим телом. Голос Амбера отвечал ей. «Кто, черт возьми, научил ее плевать на камеру?» — думал он. Она продолжала произносить свои реплики, он — свои, и так, фраза за фразой, они закончили короткую сцену.

Режиссер сделал знак, чтобы отключили свет. В неожиданно возникшей темноте Абмер встал и быстро пошел туда, где сидела Дельфина, все еще не пришедшая в себя после испытанного потрясения. Нико взял ее обнаженную руку в том месте, где кончался короткий рукав.

— Вы были восхитительны. Боюсь, это далось вам нелегко, — тихо проговорил он, и ей показалось, что он снова читает сценарий.

— Это было так… великолепно.

— Понимаю. Вам надо посидеть где-нибудь спокойно до встречи с вашими друзьями.

— Да.

— Пойдемте.

Он быстро увел ее с площадки в свою гримерную. Встав спиной к двери, он притянул ее к себе и с силой поцеловал в открытые губы.

— Ты знаешь… Ты знаешь… — страстно повторял.

— Что? — спросила она, прекрасно все понимая.

— Что ты со мной сделала? Чувствуешь?

Он так плотно прижался к ней всем телом, что она сразу его почувствовала. Мужчины десятки раз делали попытки так прижаться к Дельфине, но она всегда ускользала от них. Сейчас же, закрыв глаза, она чуть сама не упала в руки Амбера. Губы ее с готовностью ждали его грубых поцелуев. Взяв ее на руки, он отнес ее на диван. Расстегивая блузку Дельфины, срывая с нее и с себя одежду, он покрывал поцелуями ее грудь.

Дельфина и раньше разрешала мужчинам дотрагиваться до своей груди, но никогда не позволяла им целовать, а тем более видеть ее. Сейчас, обнаженная, в состоянии блаженного стыда, она снова почувствовала себя так же, как под палящим светом ламп. Его ласки возбудили Дельфину, но он слишком хорошо ее понял, чтобы позволить сейчас испытать оргазм.

— Еще не время, — прошептал он, — еще не время, паршивка, ты должна подождать меня.

Раздвинув ей ноги, он опустил голову, чтобы почувствовать ее запах, но так осторожно, чтобы не коснуться девушки. Забыв всякую стыдливость, она подалась ему навстречу, но он протестующе забормотал. Встав на колени, он вошел в нее со сластолюбивой медлительностью человека, который слишком долго ждал, а потому не хотел, чтобы все произошло чересчур быстро. Он входил в нее медленно, но за его нежностью скрывались порочность и эгоистичность гурмана. Она так нетерпеливо ждала его, что он преодолел ее девственность прежде, чем они оба осознали это, и овладел ею. Только теперь он отпустил ее волосы, и она ощутила, как ее пронзила боль.

Замерев, он сказал:

— Все мужчины в студии хотели тебя, и ты, паршивка, знала это.

— Я не могу больше ждать, не могу, — в экстазе простонала Дельфина. Она не могла уже сдержать дикий оргазм, который совпал с его бурным взрывом.

12

3 сентября 1936 года оказалось для Лос-Анджелеса кануном того дня, когда городу суждено было стать центром международной авиации. Приведя в порядок и расширя Майнз-Филд, его переименовали в Муниципальный аэропорт. Местные устроители шестнадцатых ежегодных национальных авиационных соревнований, впервые проводимых в Городе Ангелов, решили, что должны показать всему миру, как надо организовывать зрелища. Фредди чуть ли не наизусть помнила все многочисленные газетные публикации о предстоящем событии. Она знала, что главный церемониймейстер Гарольд Ллойд возглавит шествие колонны музыкантов и украшенных платформ к аэропорту, знала точное время, когда сигнальная ракета над аэродромом возвестит о приближении эскадрильи истребителей, призванных продемонстрировать построение и высший пилотаж в воздушном бою; знала, когда исполнят трюк с пересаживанием с мотоцикла на планер и когда состоится массовый прыжок парашютистов. Она была осведомлена, что мистер и миссис Фербенкс, а также Бенита Хьюм намерены устроить пикник перед началом выступлений, захватив с собой на поле канареечно-желтую корзину с едой, желтыми чашками и такими же тарелками. Адриану Эймс, одетую в коричневый твидовый костюм, предполагали увидеть в обществе ее бывшего мужа Брюса Кабо. Среди почетных гостей должны были появиться Кэрол Ломбард и Кэй Фрэнсис. Фредди знала по именам и даже в лицо юных дам из светского общества Беверли-Хиллз, собиравшихся приветствовать военных летчиков на балу для представителей армии и флота, который завершит первый день национальных авиационных соревнований.

Но вся эта показуха, заполняющая паузы между соревнованиями, мало интересовала Фредди.

Внимание Фредди занимали три события: «Бендикс» — трансконтинентальный скоростной перелет с Восточного побережья в Лос-Анджелес; «Рут Чаттертон» — соревнования по спортивному пилотированию, начавшиеся за шесть дней до этого в Кливленде, которые предполагалось продолжить как соревнование-гандикап в Лос-Анджелесе, и «Амелия Эрхарт Трофи» — замкнутые скоростные полеты вокруг ориентирных вышек — единственный вид соревнований, где ограничивалось участие женщин и где были заняты всего восемь человек.

Из всех трех видов соревнований ее воображение больше всего занимал «Чаттертон», причем настолько, что она лишь об этом и думала. Такого с ней не бывало со времен первого самостоятельного полета. Будь у нее самолет, она могла бы принять участие в этом виде соревнований и, возможно, выиграла бы. Если бы только у нее был собственный самолет.

В этом соревновании участвовали тридцать два человека, мужчины и женщины. Они летали на самолетах разных типов, пытаясь побить собственный рекорд скорости. Газеты взахлеб писали о молодой китайской летчице Кэтрин Сюй Фан Чунг, пилотировавшей маленькую «Сессну», и о Пэгги Селемен, девушке из Лондона, чья мать с улыбкой заявила репортеру: «Нельзя же целый день только и делать что танцевать, вот Пегги и выбрала авиацию». Черт, как она ненавидит эту Пегги Селемен, в приступе зависти признавалась себе Фредди, эту Пэгги Селемен вместе с ее чертовой мамашей!