Жемчужина, сломавшая свою раковину - Надя Хашими
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня пугало множество мужчин в зале. Некоторые, примерно ровесники моего мужа, даже внешне походили на него — такая же одежда, такая же длинная, спускавшаяся чуть ли не до середины груди борода. Другие были намного моложе, с гладко выбритыми лицами и одевались совсем не так, как мужчины в нашей деревне, — рубашка, пиджак, вместо свободных шаровар — брюки.
Во время перерыва, когда мы снова вышли из зала, я осмелилась обратиться к Хамиде.
— Откуда они? — спросила я, удивленная не только внешним видом депутатов, но и обилием различных говоров, которые были слышны в их речи.
— Что ты имеешь в виду? — не поняла она.
— Ну, я никогда не видела людей, одетых… так. — Кивком головы я показала на проходившего мимо муж чину в коричневых брюках, белой рубашке и пиджаке, скроенном на манер военной формы.
— Привыкай, Рахима-джан, в Кабуле ты увидишь много разных людей. А парламент — это место, где встречаются люди, приехавшие из всех уголков Афганистана.
— Встречаются? — со смехом переспросила Суфия. — Скорее уж ругаются! Здесь люди, приехавшие из всех уголков Афганистана, ссорятся друг с другом.
Хамида рассмеялась. Стоявший неподалеку мужчина обернулся и окинул ее осуждающим взглядом, затем наклонился и что-то шепнул на ухо своему соседу. Тот согласно закивал, явно разделяя неодобрение собеседника.
Вскоре заседание возобновилось. Я внимательно слушала выступающих, стараясь вникнуть в суть их речей. Бадрия взяла ручку и нацелила ее на лежащий перед ней чистый лист бумаги. Она честно играла роль парламентария.
— Итак, сегодня на наше рассмотрение представлено семь кандидатур членов правительства, выдвинутых президентом, — объявил человек в президиуме.
— Бадрия, а мы увидим президента? — шепотом спросила я.
— Нет, глупая. Это же парламент. Мы занимаемся своей работой, президент — своей. Да и с какой стати ему вдруг приходить к вам?
— Мы обсудим каждого кандидата. Вы можете задавать любые вопросы. Первым мы познакомимся с Ашрафуллой Фавзали, кандидатом на пост министра юстиции.
Председатель изложил биографию Ашрафуллы, сказал, из какой провинции он прибыл и какое участие принимал в подготовке людей для службы в полиции.
Рядом со мной сидела женщина-парламентарий. Когда прозвучало имя кандидата, до меня донесся ее разочарованный вздох. Покосившись краем глаза на соседку, я увидела, что та сидит, откинувшись на спинку стула, и удрученно покачивает головой. По мере того как председатель перечислял достоинства кандидата и читал его послужной список, моя соседка сердилась все больше и больше. Она ерзала на стуле и нервно постукивала карандашом по лежащему перед ней блокноту.
Началось представление следующего кандидата. Этот также вызвал неудовольствие моей соседки. Она подняла руку, прося слова. Но председатель словно не заметил этого жеста. Женщина стала махать рукой более настойчиво.
— Извините, но я хотела бы высказаться по поводу данного кандидата, — произнесла он, чуть наклоняясь вперед к микрофону.
— Ханум, время для дискуссий вышло. Завтра состоится голосование. А на сегодня все, заседание окончено. Благодарю за работу.
— Ну конечно, — прошипела женщина, — время вышло! Дискуссия даже не начиналась!
— Кто эта женщина? — спросила я у Бадрии, когда мы вышли из зала.
— А, та, что сидит рядом с тобой? О, это Замаруд Баракати. Смотри держись от нее подальше. Она одна из тех, — наклоняясь к моему уху, шепотом добавила Бадрия, — с кем нам не велено общаться.
— Почему? Что с ней не так? — не поняла я.
— Вечно создает проблемы и лезет куда не надо. Видела, что она вытворяла сегодня? Как вообще можно так себя вести! Этой женщине еще повезло, что ее не приговорили к сангсару! — выпалила Бадрия.
Забивание камнями! Я содрогнулась, невольно вспомнив историю бабушки Шекибы.
Но, насколько я могла понять, Замаруд не делала ничего такого, что не делали бы другие парламентарии. Точно так же, как и собравшиеся в зале мужчины, она подняла руку и попросила слова. Однако выслушать ее почему-то никто не захотел. Я заметила: многие закатывали глаза и устало вздыхали, едва услышав просьбу Замаруд.
Мы миновали пропускной пункт и вышли на улицу. Наши охранники, едва приметив нас, оживилась: Маруф открыл дверцу джипа, а Хасан уселся на водительское место и завел двигатель. Тут мимо нас прошла Замаруд. Ее негодование явно не утихло — она шагала так быстро, что ее собственные охранники едва поспевали за ней. Замаруд напомнила мне тетю Шаиму — единственную известную мне женщину, которая осмеливалась разговаривать с посторонними мужчинами, не членами ее семьи. Интересно, как отнеслась бы моя тетя к Замаруд? Скорее всего, они бы отлично поладили. Я улыбнулась, представив их — вот уж точно, они заставили бы выслушать себя этих закатывающих глаза парламентариев.
Но то, что мне довелось увидеть в первый день, было только началом. На каждом заседании, пока мы обсуждали кандидатуры членов правительства, представленные президентом, Замаруд неотступно требовала слова. Когда ей все же позволяли выступить, она разъяренной кошкой накидывалась на очередного кандидата, засыпала его вопросами, требовала представить подробную программу действий. И каждый раз неугомонная Замаруд не уставала повторять, что кандидаты выбраны не по профессиональным качествам, а по совершенно иным мотивам: один из них — зять президента, другой — сын школьного друга президента. Кроме того, она отмечала, что среди кандидатов нет людей, представляющих разные этнические группы. А это очень важно для Афганистана, иначе страна снова, в который раз распадется на части.
К концу первой недели нашего пребывания в Кабуле я страшно соскучилась по сыну. Стоило мне закрыть глаза, и я видела его личико, круглые щеки, кудрявые волосы или начинала думать, чем сейчас занят Джахангир. Наверное, гуляет по двору, крепко вцепившись в палец идущей рядом Джамили. Мне хотелось услышать его голос, произносящий «ма-фа» вместо пока еще не поддающегося его маленькому языку «мама-джан».
Голос Замаруд вернул меня к реальности.
— Прежде всего мы должны думать о будущем страны. Мы, афганцы, стали слишком податливыми, позволяя занимать посты в правительстве тем, кто имеет власть и деньги. Давайте сначала внимательно изучим, кого нам предлагают, и лишь затем, хорошенько все взвесив, будем принимать решения…
— Ханум, — перебил ее председатель, — полагаю, не мешало бы тебе самой хорошенько все взвесить, прежде чем выступать с подобными заявлениями. Здесь собрались достойные люди, а ты не подумала…
— Я не подумала?! Да я только этим и занимаюсь! Вот вам и всем остальным действительно не помешало бы начать думать. Я намерена сказать все, что считаю
