Циклоп - Генри Лайон Олди

я — не маг! Триста раз хвала! Иначе я тоже захотел бы воспользоваться…

Он закашлялся.

— Все вы одинаковы! Вы, маги! Для вас труп — разменная монета. Козырь в игре! Погубить, спасти — какая разница?! Хочешь защитить меня с помощью Инес? Записаться в опекуны к нетленной покойнице? На, выкуси! — Циклоп ткнул кукишем в лицо магу, расхохотавшись, как безумец. — Труп не щит! Я не позволю тебе закрывать меня ее телом! Инес ушла, и хватит об этом. Я сожгу ее останки. Пусть покоится с миром…

— Твой выбор, — кивнул Симон. — Я его принимаю.

Когда Циклоп вытаскивал тело из могилы, под саваном явственно прошла дрожь. Останки шевелились. Мертвая плоть изменялась, выпирая из-под расползающейся ткани мослами новых, чудовищных суставов, вспучиваясь и опадая. Издав утробный звук, Натан бросился прочь, отбежал к фонтану — и там парня вывернуло. У Вульма дергалась щека; он отвернулся, сглатывая. Циклоп бережно уложил содрогающееся в конвульсиях тело под яблоню — туда, где снег оставался чистым. Рванув саван, открыл лицо покойницы — бледное, восковое. Лицо мертвой женщины, которого не коснулись ужасные изменения. Глаза Инес были открыты. Ни малейшей искры жизни не горело в них. Инес ди Сальваре умерла. Осталось прекратить мучения ее бренного, ее несчастного тела.

— Несите дрова…

Натан с готовностью бросился исполнять приказ. Парень был готов бежать хоть на край света, таскать что угодно, хоть горы — лишь бы не видеть шевелящейся покойницы. Его остановил голос Симона:

— Не нужно дров. Я сам…

Циклоп хотел возразить. Сказать, что это его решение, и в случае суда — его вина. Пусть Амброз решит, что слуга-предатель хотел избавиться от улики! Пусть думает, что угодно! Он, Циклоп, готов ответить… Готов или нет, но сын Черной Вдовы не успел произнести ни слова. И едва успел отшатнуться. Тело Красотки вспыхнуло ослепительным пламенем. Во дворике сделалось светло, как днем. Циклопу почудилось: на миг в рукотворном пекле возникла прежняя Инес — такая, какой была Красотка раньше, прежде чем начались изменения, будь они прокляты… Он зажмурился, а когда вновь открыл глаза, все было кончено. Снег паром извергся в небеса; на выжженной земле остывала кучка пепла. Кроме этого пепла, легкого, как тополиный пух, от тела Инес ди Сальваре не осталось ничего.

У Циклопа отчаянно чесался лоб. Не человеческая плоть, кожа и вздувшиеся жилы — нет, свербело Око Митры. Циклоп знал, что это — иллюзия, плод возбуждения. Камень лишен чувствительности. Но знание никак не помогало ему избавиться от зуда.

Если бы сын Черной Вдовы имел под рукой зеркало, он бы увидел: «третий глаз» сменил цвет, из млечного опала превратившись в сероватый кремень.

* * *

За окном занимался рассвет. Тучи бежали в смятении, и горизонт на востоке окрасила алая полоса. Выше она пылала жемчужным сиянием, перетекая в бледную, выцветшую голубизну. Там, за небокраем, полыхал огромный погребальный костер, на котором дотла сгорало «вчера», спеша уступить место «сегодня».

Они сидели в кабинете на первом этаже башни. Заснуть никто и не пытался. Травяной настой в кружках успел остыть, и теперь горчил, растеряв духовитую пряность. Лишь у Симона над кружкой поднимался слабый парок. Обмякнув в кресле, старец глядел в стену, думая о чем-то своем. Казалось, стена вот-вот задымится.

Циклоп бродил из угла в угол. Это длилось целую вечность. На ходу он взял с каминной полки кристалл темно-фиолетового цвета, и продолжил движение, вертя кристалл в пальцах. Слабая, едва слышимая, кабинет наполнила мелодия тростниковой флейты. Она вилась поземкой, шуршала отзвуком живого дыхания, опираясь на нежное журчание арфы…

— Не трогай! — запоздало рявкнул Симон.

Циклоп застыл на месте.

— Ты… — губы старого мага дрожали. — Ты взял…

Флейта. Арфа. Кристалл лежал на ладони Циклопа. Звучащий кристалл, наследие Красотки; то, до чего сейчас нельзя было дотрагиваться без риска вызвать молнию. Арфа. Флейта. Отблески фиалковых граней.

— Я… я забыл, — выдавил Циклоп. — Забыл, понимаешь?

Симон молчал, размышляя.

— Одно из двух, — наконец сказал он. — Либо нашлось завещание Красотки, и Дни Наследования отменены…

— Либо?! — не выдержал Циклоп.

Симон вздохнул. Он сам не решался поверить в то, что сейчас произнесет.

— Либо Красотка все еще жива.

Маг потянулся к кристаллу — и едва успел отдернуть руку в последний момент. Воздух между сгустком музыки и пальцами старца рассыпался снопами искр, намекая на молнию.

Конец первой книги

Книга вторая

Король Камней

И ветра жгучего как лед запомнил я порыв,

И темной пропасти в ночи зияющий обрыв,

И путников, бредущих в ад, покорных как рабы,

И с Пращуром бессмертным бой у самых Врат Судьбы.

Я смехом злым не провожал испуганных дриад,

И темноглазый поводырь со мной спускался в ад.

Но смерть отринула меня, не впавшего во грех,

И по Великому Пути прошел я дальше всех.

Р. Говард, «Вознаграждение»

— Он должен нас видеть, — сказал Конан. — Но почему не нападает? Он легко может пройти через это окно.

— Он нас не видит, — ответил жрец. — Он охраняет дверь, к которой ведут узкие ступени. Его изображение передается через систему зеркал. Видите эти медные трубки?

Мурило стало ясно, что жрец опередил свое время на века. Конан же просто счел все это магией, и даже не попытался понять что-либо из объяснений Набонидуса.

Р. Говард, «Полный дом негодяев»

Пролог

— Кто? — спросил шаман.

— Мальчик, — ответили ему.

— Буду, — кивнул шаман. — Скоро.

Он сел на пол пещеры, влажный от каменной испарины. Набедренная повязка шамана сразу промокла и отяжелела. Родичи новорожденного ждали, еле слышно вздыхая. Время шло, и шаман начал двигаться. Взяв руками левую ногу, он поднял ее вверх, словно кот, собравшийся вылизать яйца, а потом, согнув в колене, заложил себе за шею. То же самое шаман проделал с правой ногой. Скрестившись на уровне щиколоток, босые стопы торчали по обе стороны затылка на манер куцых крылышек. Пальцами ног шаман непрерывно шевелил, усиливая сходство с крыльями. Руки он свел перед грудью, тыльными сторонами ладоней друг к другу. Не человек — бутон диковинного цветка, растущего в кромешной тьме, под массивами Шаннурана — шаман замер каменным идолом.

Лишь трепетали пальцы ног.

Молодой отец смотрел на шамана с завистью. Лечебные позы, именуемые «грезами Сатт-Шеола», давались ему с трудом. С самого детства а'шури были обречены на ежедневное повторение грез, и тем беднягам, кого судьба обделила гибкостью, приходилось тратить куда больше времени на простые позы, чем их удачливым соплеменникам — на сложные. Каждый раз, мучая тело, вопящее от